Шествие с ума

Николай по пути в свою съёмную квартирку на улице Косыгина позвонил в лабораторию химфака МГУ, где он работал старшим научным сотрудником, и взял отпуск за свой счёт. Квартира, где он жил, была неказистой, зато находилась близко к университету. Сборы не заняли много времени – тёплая июльская погода и презрение к одежде сделали своё дело. Это презрение, как и презрение ко всему мирскому, выработалось у Николая под воздействием мамы. Некоторые друзья называли это леностью.

Николай вызвал геликоптер-такси, решил напоследок посмотреть на Москву сверху – метро, как бы его ни модернизировали, оставалось метро.

Поднявшись над Москвой и обозрев её сверху, он подумал о том, что человек – странное существо: чем шире его возможности, тем в более узкие, специализированные рамки он себя загоняет. И поднимается он наверх, только чтобы удивиться, и тут же спускается обратно в свою (а может быть, чужую) жизнь. «Но в жизнь Вениамина уже окунуться не получится!» – резануло Николая. Он осознавал, что многие гримасы, жесты, ухмылки Вениамина и особенно поговорки навсегда останутся с ним и будут вечно напоминать о друге.

Приземлившись на крыше Казанского вокзала, геликоптер улетел на следующий заказ, а Николай отправился в высотную кофейню рядом, откуда можно было посмотреть с высоты птичьего полёта на площадь трёх вокзалов и подождать маму и Наталью.

Девушка появилась через десять минут. Николай впервые присмотрелся к ней – это была стройная, высокая шатенка.

«Настоящая стюардесса! А откуда я это знаю?» – удивился себе Николай, широко раскрыв глаза.

Он с необычным для себя чувством наблюдал за идущей девушкой. События в «Старбаксе» как будто бы открыли какие-то узловые шлюзы в его чувствах. Схемы, протоколы, графики ожили. Раньше он не позволял себе так откровенно рассматривать женщин. Наташа ответила печальной улыбкой и села рядом.

– Мама! – вырвалось у Николая.

К столу быстро подбежала женщина лет пятидесяти – в старомодном платье, небольшого роста, что выглядело диссонансом по отношению к Николаю.

– Сынок!

Николай подскочил. Они обнялись. Николай представил Наташу и маму друг другу и рассказал в подробностях о происшествии.

– Объясни мне: что ты собрался делать?.. Ну каким моряком? Ты же ничего, кроме книг и своих химреактивов, не видел в жизни. Ты же химию любишь? Я очень удивилась, когда узнала, что возле тебя девушка! – забрасывала мама Николая вопросами.

– Мама, это было раньше. А в последнее время что-то произошло. Причём это готовилось где-то внутри. Как будто сегодняшнее событие, подобно лавине, снесло какие-то заслоны. Вениамин – тот любил физику беззаветно. А кто такой я?.. Я не знаю. Я должен это узнать, а здесь мне не дадут. Я хочу научиться вязать узлы, – перебивал сам себя Николай.

– Коля, это твоя жизнь, – вцепилась мать в руку Николая. – Я понимаю тебя. И отпускаю. Будь осторожен. Наташа, он спас вас, а вы спасите его. Я отпускаю его только потому, что вы рядом с ним. Я знаю, что вы не сможете его бросить. Он совсем ребёнок, – разрыдалась она.

– Я изменился, – ответил юноша.

– Чтобы измениться, нужны годы, нужны навыки, – как будто сама себе сказала мама.

Наташа взяла руку женщины:

– Я буду рядом. Пока это возможно.

* * *

Через два часа Николай и Наташа ехали на скоростном поезде в Новороссийск. Точнее, не ехали, а плыли. Поезд использовал вместо воздушной подушки сверхпроводящий состав, благодаря чему он не испытывал трения с дорогой. Этот состав выталкивал поезд вверх, и казалось, что тот парит над землёй.

Николай впервые отправился так далеко на поезде и пытался проанализировать свои ощущения от железнодорожного приключения. Ему казалось, будто то, что описывала мама, было как-то по-другому. Поля, леса, овраги, реки были теми же, мимо которых проезжали на электропоездах пятьдесят лет назад, но их восприятие изменилось. Подобно скорочтению, где улавливается только общий смысл, скорость около пятисот километров в час не позволяла разглядеть детали, а в городах, встречающихся по пути, которые в прежнее время вносили существенный вклад в оценку путешествия, поезд теперь не останавливался. Он проезжал их в глубоком тоннеле, что занимало всего пару минут. На тёмные окна в это время транслировали кадры с последними успехами РЖД.

Весь путь до Новороссийска занимал около трёх часов. Купе вагона блистало новизной, обшивка из стекла и пластика была мягкой на ощупь и создавала ощущение комфорта и безопасности. Николай взял пульт и выбрал режим «альпийский луг», после чего тонкие ароматы эдельвейса и мака затопили купе. Уже несколько лет темы тактильных ощущений и запахов активно заполоняли рекламу. Везде предлагали что-то такое на ощупь с ароматом чего-то, начиная от одежды и заканчивая шариковой ручкой.

– Наташ, а ты чего улыбалась тогда, в «Старбаксе»? – спросил Николай, достав из-под стола пришедший по пневмопроводу ланч и откинувшись на спинку кресла-трансформера, которое тут же «подстроилось» под форму спины.

– Гримасы мне твои понравились, у тебя все эмоции на лице. Такие лица не врут. В отличие от многих, – что-то вспомнила Наталья и продолжила: – Все говорят: тебе это нужно, тебе то нужно. А сами понимают, что это может быть не так. Но боятся даже себе в этом признаться. Всё должно быть в порядке. Беспорядка боятся как огня. У меня ведь та же проблема. Генеральный тест показал, что я должна быть стюардессой. Да, я люблю путешествовать, но, может, из меня геолог бы получился. А в самолёте мы мира не видим… А изменить что-либо я уже не могу. Всевышний тест… Отпуск мне дали легко, когда узнали, что произошло, на целых две недели, чтоб нервы успокоила – стюардесса должна быть уравновешена, – подытожила Наталья.

– А ты красивая и эмоциональная… – вдруг сказал Николай, и, испугавшись сам себя, начал быстро жевать, чтобы заполнить неловкую паузу.

Еда, пришедшая по пневмопроводу, напоминала космическую пищу: она была в виде желе, в баллонах и пакетах.

– Знаешь, Наташ, скоро зубы пропадут как атавизмы, раньше они были нужны, чтобы вгрызаться в жизнь, а теперь система жуёт всё за тебя, – пошутил Николай и достал пакет с орехами. – И ещё, к слову, про тест. Вот чего я не понимаю: зародыш живого существа состоит из стволовых клеток, и потом генетическая программа начинает формировать из них различные органы – сердце, печень, лёгкие. Человек тоже должен быть в детстве готов к любому будущему, тогда появляется всезнающий тест и решает кому куда. Но ведь тест определяет специализацию на основании данных датчиков. Наверно, генетическая программа тоже не цацкается со стволовыми клетками. Какой-то замкнутый круг.

– Он будет замкнутым, пока нет Бога. Бабушка говорила, что Бог – это иррациональность. И поэтому правила не могут быть всеобщими. Не забывай, что в двадцать три года нас ждёт следующий тест, где определят вторую половину, где тебе определят жену, а мне мужа. Хотя раньше родители тоже решали вопрос замужества, и я читала, что многие браки были счастливы, и это происходило тоже через Бога… Но… Я боюсь даже представить, как это будет, – заключила она и вытянула ноги в «вечных» джинсах.

– Да, мы через месяц собирались с Вениамином проходить этот тест. Месяц, какой-то месяц. Я думал, он будет у меня шафером на свадьбе. Все знаки Бога налицо, скрутила жизнь бензол в кольцо, – с болью выдавил Николай и замолчал уже надолго.