Шифр фрейлины

– Тогда почему же вы меня избегаете, ваше высокопреосвященство?

– Я не могу быть с тобой, Антонелла, ты прекрасно знаешь об этом.

Антонелла Барберини принадлежала к одному из могущественнейших и богатейших итальянских семейств, представитель которого однажды даже вошел на папский престол под именем Урбана Восьмого. Это семейство умело получать то, чего желало, и вот сейчас на очереди находился кардинал Франческо Морозини. Самое скверное заключалось в том, что он не мог противостоять искушению.

– Меня выдают замуж, Франческо.

– Уверен, что он достойнейший человек, и ты обязательно будешь с ним счастлива.

– Ты же знаешь, что это не так. Я могу быть счастлива только с тобой. Мы еще можем все исправить и воссоединиться.

– Графиня, вы же знаете, что это невозможно.

Голос Морозини надломился. Будто бы почувствовав произошедшую в нем перемену, Антонелла произнесла:

– Возможно, что я и буду кому-то принадлежать и даже стану этому человеку верной женой, но все это произойдет потом, когда мы поклянемся Богу быть вместе и в радости и в горе. Но прежде я бы хотела быть твоей, Франческо.

– Антонелла…

– Я буду ждать тебя сегодня в десять часов вечера в своей карете у храма Святой Луизы, – решительно проговорила Антонелла и быстро вышла из исповедальни, не дав возможности его высокопреосвященству ответить.

Неумолимо надвигалось условленное время, и чем настойчивее кардинал убеждал себя не думать об Антонелле, тем больше размышлял о ней, тем сильнее хотелось ее увидеть. А когда часы пробили восемь, Франческо уже понимал, что непременно явится к месту встречи, и вряд ли отыщется сила, способная противостоять искушению. От принятого решения душа просветлела. Улыбнувшись, подумал: странно, что такая простая мысль не явилась к нему раньше.

На память о свидании графине следовало оставить какой-нибудь ценный подарок. Достав из шкафа шкатулку с драгоценностями, он выбрал фаянсовый медальон, украшенный бриллиантами, и положил в него срезанный локон своих волос.

– Ваше высокопреосвященство, – потревожил одиночество кардинала секретарь, – к вам пришел какой-то юноша.

– Чего он хочет?

– Он сказал, что лично все расскажет вашему высокопреосвященству.

– Пусть войдет, – распорядился кардинал.

Закрыв шкатулку, Морозини запер ее в секретер. Его ящики хранили немало тайн, а в одном из отсеков он держал письма от герцогини великого княжества Тосканы Элизабет, с год назад признавшейся в любви молодому кардиналу. Теперь же все его мысли занимала предстоящая встреча с графиней Антонеллой. В какой-то момент, повинуясь накатившим чувствам, он даже подумывал облачиться в мирское платье, позволившее бы сохранить инкогнито. Но потом раздумал – пусть все останется как есть.

Дверь открылась, и в покои вошел Джованни Фарнезе.

– Я грешен перед вами, ваше высокопреосвященство, – склонил юноша колени перед кардиналом.

Ладонь клирика мягко опустилась на макушку кающегося.

– Что заставило тебя вернуться ко мне, сын мой?

– Совесть.

– Это Божий голос, сын мой.

– Ваше высокопреосвященство, я хотел бы стать вашим братом, – поднял Джованни на кардинала крупные, чуть навыкате, карие глаза.

– Ты хочешь стать монахом?

– Да, святой отец.

– Твои намерения серьезны?

– Да.

– Ты должен пройти испытание.

– Я выдержу их.

– Только после этого возможен постриг.

– Я готов.

Убрав ладонь с головы Джованни, кардинал с мягкой улыбкой произнес:

– Ты облачишься в монашеские одежды и должен дать клятву, что никогда их не снимешь.

– Я сочту это за счастье, ваше преосвященство.

– Думаю, что из тебя получится хороший монах. – И уже тише, как если бы говорил самому себе, добавил: – Быть может, лучше, чем я сам.

– Каково будет мое имя?

– Маттео, что значит «подарок Бога».

Глава 23 Охота

Вернувшись домой, Ермолаев тотчас набрал телефонный номер Пономарева:

– В устранении Артюшина и Анисимова виноват Лозовский. Он заманил их в свой дом, подорвал, а сам исчез.

– Кто стоит за ним?

– Я тут пробил о нем со своей стороны… За ним никого нет. Для тебя он не опасен, он одиночка. Обычный пацан, ничего собой не представляет.

– Я так не считаю. Мне надо подумать… Я перезвоню тебе позже, – произнес Михаил Степанович и положил трубку.

* * *

Пономарев подошел к бару, налил себе полстакана коньяка и выпил одним махом. Столь дорогущий напиток выдержкой в полсотни лет полагалось пить крохотными глотками, наслаждаться вкусовыми ощущениями и настоянным ароматом. Возможно, что где-нибудь в серьезной компании он поступил бы именно таким образом, представляя себя тонким знатоком крепких напитков; но оставаясь в одиночестве, он выпивал его точно так же, как в Москве – водку. Пребывая в Лондоне, Михаил многому научился, в том числе правильно организовывать бизнес, подыскивать деловых партнеров, даже мыслил как западные бизнесмены. Он сумел окружить себя вещами, столь важными для западного образа жизни: от вышколенной прислуги до роскошной яхты. Пономарев практически ничем не отличался от предпринимателей верхнего эшелона бизнеса. Но все это было наносное. Оставаясь наедине с собой, он тотчас превращался в прежнего московского хулигана.

Настроение не улучшилось, просто действительность стала видеться через хмельной дурман не столь остро, как какой-то час назад. Оно и к лучшему!

К своему удивлению, Пономарев воспринял гибель Анисимова и Артюшина болезненно. Давно он не получал столь чувствительных ударов. И дело даже не в том, что каждого из них он знал довольно близко и ценил как профессионалов, а в том, что какой-то мальчишка осмелился бросить вызов его могуществу. Заманил в какую-то деревню и взорвал его людей!

Прощать он не намерен. Если хотите, это кодекс двора: не трогай наших, и сам будешь цел. Кроме того, его конкуренты, возможно, уже догадываются, что Анисимов с Артюшиным – его люди. Если они увидят, что с его стороны не последовало никаких санкций и что кто-то может безнаказанно убивать его людей, то они посмеют усомниться в его силе, сделают выводы, что он не тот, что бывал раньше, и начнут атаковать со всех сторон, станут подтачивать основы бизнеса. И года не пройдет, как он лишится всего того, что нажил! Это наверх залезать тяжело, а скатываться вниз всегда очень просто. А занять опустевшее место всегда отыщется немало охотников.

Вчера вечером позвонила княгиня Маргарита Раевская и, несколько смущаясь, поинтересовалась: не позабыл ли он об ее просьбе? Пономарев, подавив в себе раздражение, сообщил ей о том, что дом реставрируется, в нем находится очень много рабочих, а потому его людям требуется всего-то деликатность, чтобы изъять яйцо Фаберже из тайника. Кажется, женщина поверила в сказанное; во всяком случае, голос ее оставался бодрым. Можно было бы сообщить ей правду: проще купить какое-нибудь другое яйцо Фаберже на аукционе «Сотбис», чем рыскать по Москве в его поисках. Но в этом случае большая вероятность навсегда потерять Викторию – если он не был способен выполнить ее «небольшую» просьбу, то как она может доверять ему такое сокровище, как единственное чадо?!