Шифропанки: свобода и будущее Интернета
Шрифт:
ДЖЕЙКОБ: У нас есть биткоин – электронная валюта.
ЭНДИ: Не подверженная инфляции.
ДЖЕЙКОБ: Она функционирует децентрализованно, то есть вместо Федерального резерва множество людей по всему миру коллективно решают, каково положение дел и сколько стоят их деньги.
ДЖУЛИАН: И есть компьютерные программы, благодаря которым система работает.
ДЖЕЙКОБ: Давайте я объясню без специальных терминов. Биткоин – это электронная валюта, которая является скорее товаром, чем денежной единицей, и люди сами решают, сколько евро стоит один биткоин. В каком-то смысле это аналог золота, и так называемый майнинг [96] биткоинов тоже чего-то стоит: ты используешь свой компьютер, чтобы найти биткоин, и стоимость его связана со сложностью вычислительных мощностей. Если без технических терминов – я могу послать валюту Джулиану, а Джулиан подтвердит ее получение, при этом у Энди никак не выйдет ни вмешаться в процесс, ни аннулировать сделку. Тут возникают свои сложности – на самом деле биткоин не является анонимной валютой, и это, по-моему, очень скверно.
ДЖУЛИАН: Биткоин – интересный гибрид: держатели счетов абсолютно анонимны, ты можешь
ДЖЕЙКОБ: Любопытно: если бы создатели биткоинов требовали от людей использовать Tor, чтобы те создавали не счета, а криптографические идентификаторы, и все пользователи биткоинов перешли бы на Tor, никто не смог бы определить, из какой точки вы производите оплату, даже если у вас имелись бы долговременные идентификаторы, позволяющие опознать вас как личность, осуществляющую те или иные сделки.
ЖЕРЕМИ: Не углубляясь в технические дебри, мы можем сойтись на том, что у биткоинов, несмотря на прекрасную задумку, есть свои недостатки. В эту систему встроена дефляция – деньги из нее уходят. В долгосрочном плане она нефункциональна, однако лежащие в основе биткоинов идеи можно доразвить. Сейчас работает версия, кажется, 0.7 или 0.8.
ДЖЕЙКОБ: Идеи Дэвида Чома получили вторую жизнь [97] .
ЭНДИ: Я бы сказал, что биткоин – это самая успешная попытка создать цифровую валюту за последние десять лет.
ДЖУЛИАН: Они подобрались совсем близко к решению. Я думаю, биткоин не исчезнет. Это эффективная валюта; вы можете открыть счет за десять секунд, а перевод денег обойдется вам в стоимость интернет-соединения и потребления электричества за несколько минут. Биткоины более чем конкурентоспособны по сравнению с почти любым другим видом денежных переводов. Полагаю, биткоины будут очень успешны. Вспомните, что случилось, когда летом 2011 года пресса обрушилась на систему после нескольких случаев мошенничества – и обменный курс упал до трех долларов США за биткоин [98] . Постепенно стоимость валюты выросла до 12 долларов. Она не скакала вверх-вниз, а росла медленно, и кривая роста заставляет предположить, что биткоины пользовались существенным спросом. Подозреваю, что по большей части он был обусловлен торговлей небольшими партиями наркотиков, заказами марихуаны по почте и т. д. [99] Биткоин как валюта обходится очень дешево. Ее используют многие провайдеры, особенно там, где есть проблемы с оплатой кредитками, скажем, в бывшем СССР. Если система продолжит расширяться, она подвергнется атаке властей. Сами биткоины уничтожить не удастся, криптография отражает любые простые атаки принудительной силы, а вот надавить на обменные сервисы, конвертирующие биткоины в другую валюту и наоборот, будет куда проще. С другой стороны, эти сервисы могут находиться в любой точке земного шара, и в каком-то количестве юрисдикций они продержатся, а когда закроют последний, черный рынок станет менять биткоины по своему курсу. Я думаю, им пойдет на пользу, если провайдеры начнут принимать их в качестве оплаты за все маленькие игры, покупаемые на Facebook и не только. Это эффективное платежное средство, так что индустрия, которая будет его использовать, создаст свое лобби, и биткоины не запретят. Примерно по такому же сценарию не запрещают криптографию. Поначалу с ней боролись на том основании, что это-де торговля оружием,
но как только криптографию начали использовать в браузерах и банковских системах, сразу появилось достаточно мощное лобби, благодаря которому криптографию не запретили, – хотя я допускаю, что власти готовятся к контратаке.ДЖЕЙКОБ: Проблема в том, что мечта о конфиденциальности в сфере финансов недостижима. Надо честно это признать. Неверно думать, что экономическая логика в условиях интернета отличается от обычной. Когда я приехал сюда и стал покупать британские фунты, у меня потребовали номер карточки социального обеспечения, а в США по нему сразу можно определить, кто я такой, я сообщил свое имя, я связал его с банковским счетом, я отдал свои деньги. Серийные номера моих банкнот были записаны и переданы вместе с прочей информацией федеральному правительству. То же происходит в интернете. В Америке иностранную валюту достать сложнее – мы просто очень далеко от других стран. Исторически движение валюты контролируется – и далеко не только в Сети. Как я понимаю, банкоматы записывают серийные номера купюр, после чего поток данных подвергается анализу, чтобы проследить, на что деньги тратились и как использовались. Посмотрите на эти системы, посмотрите на интернет. Вы увидите, что после ухода человечества в Сеть положение с конфиденциальностью не улучшилось – наоборот, она как была мечтой, так и осталась. В этом смысле, я думаю, очень важно знать, что происходило в мире до интернета, чтобы понимать, что ждет нас впереди. А происходило и происходит вот что: если у вас есть куча денег, вы доплачиваете за конфиденциальность, а если у вас нет кучи денег, скорее всего, никакой приватности вам не светит. В интернете все еще хуже. Биткоины – шаг в верном направлении: если скомбинировать их с анонимным каналом коммуникации, скажем, с Tor, можно посылать биткоины проекту WikiLeaks через Tor, и со стороны будет видно только, что пользователь Tor послал биткоины, а WikiLeaks их получил. Это вполне возможно – и в некоторых отношениях биткоины куда лучше налички.
ДЖУЛИАН: Мы обсуждаем приватность коммуникации и право на публикацию чего-либо. Эту концепцию очень легко понять – у нее долгая история, – и, скажем, журналисты обожают о ней говорить, потому что защищают свои интересы. Но давайте сравним ценность этой концепции с ценностью приватности и свободы экономических отношений. Всякий раз, когда ЦРУ отслеживает некую сделку, оно знает, что такой-то человек из такого-то места перевел деньги такому-то человеку в такое-то место, и оно оценивает важность этой сделки. Если экономические отношения обусловливают структуру общества, разве их свобода или приватность на деле не более важна, чем свобода слова?
ДЖЕЙКОБ: Они по своей природе взаимосвязаны. Думаю, это и есть разница между американским и европейским шифропанком – большинство американских шифропанков со мной согласятся. В обществе, где есть свободный рынок, ты вкладываешь деньги в то, во что веришь.
ДЖУЛИАН: Ты вкладываешь деньги в то, что дает тебе власть.
ДЖЕЙКОБ: Именно так. Я не говорю, что это правильно, это практически праворадикальное отношение к миру и, наверное, вовсе не то, чего мы хотим. Мы скорее за социально ограниченный капитализм.
ДЖУЛИАН: Посмотрим на ситуацию с точки зрения разведки. Пусть бюджет вашего разведуправления – 10 миллионов долларов. Вы можете либо читать электронные письма, либо отслеживать коммерческие сделки. Что вы предпочтете?
ЭНДИ: Сегодня тебе скажут: «Мы заставим платежные компании и банки использовать интернет, убив одним выстрелом двух зайцев». Именно это и было проделано. Беда в том, что изменить что-то напрямую нельзя. Можно использовать сервисы вроде Tor, чтобы защитить коммуникацию, можно шифровать телефонные звонки или электронные письма. С финансами дело обстоит сложнее, у нас есть законы об отмывании денег и прочее, и нам все время говорят, что наркобароны и террористы злоупотребляют инфраструктурой, чтобы делать очень плохие вещи.
ДЖЕЙКОБ: Всадники Инфокалипсиса.
ЭНДИ: Мне бы хотелось большей прозрачности в отношении занимающихся слежкой компаний, а также госрасходов на эти цели. Вопрос в том, что именно мы приобретем, если обеспечим полную анонимность одной только денежной системы. Что на деле произойдет? Думаю, тут и там появятся места, позволяющие расслабиться и сказать: «Знаете, я могу громко заявить о чем-то, могу пойти в парламент, а могу просто взять и подкупить несколько политиков».
ЖЕРЕМИ: Ты сейчас про США, да?
ДЖЕЙКОБ: Это не анонимность.
ЭНДИ: Я не уверен, что так будет только в США. Мы в Германии вообще не называем это коррупцией, мы говорим, что есть фонды, приобретающие картины, которые пишут жены политиков, так что я говорю, например, о торговле произведениями искусства. Для этого есть разные благозвучные названия. Может, во Франции говорят о партиях дружбы, а где-то еще – о съеме проституток.
ЖЕРЕМИ: Америка – особая статья, там политическая система и бизнес связаны очень жестко. Ларри Лессиг рассказывал, что после десяти лет изучения вопросов копирайта он отказался от попыток навести в этой области порядок (на деле не отказался), потому что осознал: проблема не в том, что политики не понимают, как надо поступать с копирайтом, проблема в том, что они связаны с индустрией, диктующей им свою гадкую политику [100] . Вот где корень всех зол.
ДЖУЛИАН: Жереми, а ты уверен, что это проблема? Может, это позитивное качество хорошо работающей индустрии…
ЭНДИ: Кажется, адвокат дьявола вылакал мой виски.
ДЖЕЙКОБ: Посмотрим, сможет ли он закончить предложение, не лопнув от смеха. Тролльте же нас, о мастер тролль.
ДЖУЛИАН: Хорошо работающая индустрия, производящая богатство для общества, использует доходы в том числе для того, чтобы гарантировать себе дальнейшее развитие, и избавляется от непродуманных законопроектов, появившихся на свет благодаря рекламной шумихе и политическому мифотворчеству. Лучший способ сделать это – подкупить конгрессмена, то есть взять плоды производства и пустить их на то, чтобы изменить закон, угрожающий росту индустрии.