Оделись волны черной мглой,И с мраком ужас ночь наводит,А над туманною горойЖеланный месяц не восходит.О, Ида! Он с твоих высот,Бывало, свет дрожащий льетНа поле битв; но смолкло поле —И нет на нем тех ратных боле,Которым часто в тьме ночейБыл в гибель блеск его лучей,Лишь пастухи, в их мирной доле,Когда он светит веселей,Пасут стада вокруг могилыТого, кто славен и младой,Сражен дарданскою стрелой,Здесь возвышался холм унылый,Здесь сын Аммона горделивый,Свершая тризну, пировал.Сей холм народы воздвигали;Цари могучие венчали;Но сам курган надменный пал,И в безымянной здесь пустынеПочти от взоров скрылся ныне.О ты, жилец его былой!Как
тесен дом подземный твой!Пришлец один на нем мечтаетО том, кого и в гробе нет,И свой задумчивый приветПустынным ветрам поверяет.Наш прах как бы живет в гробах;Но твой – исчез и самый прах.
V
Взойдет, взойдет в свой час урочныйСребристый рог луны полночной,Утешит мирных пастуховИ страх отгонит от пловцов;Но до луны все тьма скрывает;Маяк на взморье не пылает,И в мгле туманной легкий челнНыряет робко между волн.Везде, вдоль берега морского,В домах светилися огни, —Но вот, один после другого,Уже потухнули они.Лишь только в башне одинокойМладой Зулейки свет блестит, —Лишь у нее в ночи глубокой,Лампада поздняя горит,И тускло светит пламень томныйВ диванной, тихой и укромной,Блестя на тканях золотыхЕе подушек парчевых.На них из янтарей душистыхВот четки девы молодой,Которые в молитвах чистыхОна лилейною рукойТак набожно перебирает, —И в изумрудах вот сияетС словами Курзи талисман;Ах, что ж она его забыла!В нем тайная хранится сила,И ей он матерью был дан;И с комболойе вот Коран,Раскрашен яркими цветами;А подле – с пестрыми каймамиТетради песен и стиховСчастливой Персии певцов,И лютня, бывшая подругаЕе веселого досуга, —И вкруг лампады золотойЦветут цветы, благоухая,В фарфоре расписном Китая,И дышат свежею весной! —И пышные ковры Ирана,И ароматы Шелистана,И все здесь дивною красойИ взор, и чувство услаждает.Но что-то тайною тоскойНевольно сердце замирает.Сама где пери? – Где ж она? —И воет ветр, и ночь темна.
VI
Под соболем пушистым, черным,Сокрыв от вьюги нежну грудь,Она, не смея и дохнуть,С проводником своим безмолвным,Проходит трепетной стопойКустарник дикий и густой.Когда ж в поляне вихрь промчитсяИ вдруг завоет, засвистит, —То дева бедная дрожит, —Назад хотела б возвратиться;Но от Селима как отстать,Как на любезного роптать?
VII
И вот стезей уединеннойПришли к пещере отдаленной,Где часто с лютнею в рукахПо вечерам она певалаИ набожно Коран читала,Носясь в младенческих мечтахДевичьей думой в небесах.Что будет с женскими душами, —Пророк ни слова не сказал,Но ясными везде чертамиСелиму вечность обещал.«Ах! И в тени садов чудесных,И в светлых радостях небесных,Селим встоскуется по мне,Ему так милой на земле.О, нет! Возможно ль, чтоб инаяТак нежно с ним умела жить,И будто может дева раяСтрастней меня его любить?»
VIII
Но вид пещера изменилаС тех пор, когда в последний разЗулейка там досужный часВ сердечных думах проводила.Быть может то, что мрак ночнойДавал пещере вид иной,Где пламень синеватый, бледныйЕдва пылал в лампаде медной.Но что в лучах его блестит?Что чудное в углу лежит?То были сабли и кинжалы;Но с таковыми в бой летитНе грозный обожатель Аллы,А носит рать чужой земли.И вот один кинжал в крови!..Не льется кровь без злодеянья…И тут же чаша ликованья,И не шербет был в чаше той.Она глядит, не понимает, —На друга робко взор бросает:«Селим! Ах! Ты ли предо мной?»
IX
И он пред ней в одежде новой:Исчезла гордая чалма,И шалью обвита пунцовойЕго младая голова;Нет камней радужного цвета;Кинжал не блещет жемчугом,Но
два чеканных пистолетаЗа пестрым, шитым кушаком,И сабля легкая звенела, —И тонкий стан его одела,Небрежно сброшена с плеча,Из белой ткани епанча,Какую носят кандиоты,Пускаясь в буйные налеты;Не панцирь грудь его хранит,Она под сеткой золотою;И обувь странная гремитСеребряною чешуею;Но чин высокий он являлОсанкой гордою своею,Хотя, казалось, что стоялГалионджи простой пред нею.
X
«Ты видишь правду тайных слов:Что я, кто я – никто не знает;Мой рок мрачнее страшных сновИ многим горе предвещает.Но как молчать, стерпеть ли мне,Чтоб мужем был Осман тебе?Доколе мне тоской мятежнойТы не явила страсти нежной,Я должен был, я сам хотелТаить мой бедственный удел;Не в пламенной моей любвиТеперь я стану убеждать;Любовь я должен показатьГодами, верностью и кровью;Но ты не будь ничьей женой,И я не брат, Зулейка, твой».
XI
«Не брат? И мне тебя чуждаться?Творец! Роптать я не должна.Но, ах! Ужель я рожденаБезродной по земле скитаться,Без милого на свете жить?Меня не будешь ты любить!И я увяну сиротою,Но знай: и в горести моейОстанусь другом я – сестрою —Зулейкой прежнею твоей!Быть может, жаль тебе решитьсяМладую жизнь мою пресечь,А должен мстить; возьми же меч —Вот грудь моя! Чего страшиться?Сноснее тлеть в земле сырой,Чем жить и быть тебе чужой.Судьбы жестокого удараТеперь причину вижу я,Яфар… он вечно гнал тебя,А я, увы! Я дочь Яфара!Спаси меня!.. Хоть не сестрой,Пусть буду я твоей рабой».
XII
«Зулейка! Ты моей рабою!..Пророком я клянусь, СелимВсегда, везде, навек твоим!Счастлива нежною мечтой,Ты слез не лей передо мною.Взгляни на меч заветный мой,Корана с надписью святой!Пускай сей меч в день шумной браниПозором ослабелой дланиНе защитит в бою меня,Когда обет нарушу я!Прелестный друг, души отрада,Соединимся мы тесней!Теперь исчезла нам преграда,Хоть лично мне Яфар злодей,Ему был братом – мой родитель;Он тайно брата умертвил;Но однокровного губительМеня, младенца, пощадил;И сироту – он, Каин новый! —Хотел себе поработить,Как львенка, думал заключитьОбманом в тяжкие оковы,И тщился строго наблюдать,Чтоб я цепей не смел порвать.Его обид я не забуду;Кипит во мне отцова кровь;Но в том порукою любовь,Что для тебя – я мстить не буду.Однако ж ведай, как ЯфарСвершил злодейский свой удар!»
XIII
«Как ярость братьев раздраженных,Вспылала гибельной грозойЛюбовь, иль честь тому виной, —Не знаю я: в душах надменныхОбид малейших даже видВражду смертельную родит.Отец мой, Абдала, все болеВрагам был страшен в ратном поле.Еще поднесь его делаБоснийцы в песнях величают,И ратники Пасвана знают,Каков был смелый Абдала.Я расскажу Зулейке нынеО горестной его кончине,Как он коварства жертвой пал,И, о моей узнав судьбине,Как я навек свободным стал».
XIV
«Когда Пасван в стенах ВиддинаУже не жизнь одну спасал,А сам султану угрожал;Тогда паши вкруг властелинаСтеклись, раздор забыли свойИ двинулись с мятежным в бой.Два брата сабли обнажают,При каждом верные полки,Раскинут стан, и бунчукиВ полях Софийских развевают.Но Абдалы надежный мечНапрасно ждал кровавых сеч.Он мнил, что с братом примирился, —И в небеса переселился,Родным злодеем отравлен.Однажды, бывши утомленЗвериной ловлею и жаром,Вкушал в купальне он покой,И раб, подкупленный Яфаром,Ему напиток роковойПоднес; он взял без подозренья, —И смерть!.. Не верь моим словам,Гарун решит твои сомненья;Спроси его, Гарун был там».