Шимпанзе горы Ассерик
Шрифт:
Я громко позвала Камерона и, не переставая выкрикивать его имя, побежала через плато. Я была уверена, что он неожиданно оказался в знакомой ему местности и теперь собирается вернуться в лагерь. Крики шимпанзе не прекращались, я тоже продолжала звать Камерона. Бобо и Юла, встревоженные моей спешкой, хныча, бежали позади меня. Юла даже ударилась в истерику, когда я отказалась подождать ее. Я надеялась, что Камерон, если это действительно он, узнает голос Юлы. Я почти добралась до места, откуда исходили крики, но не могла увидеть шимпанзе из-за высокой травы и густых кустов. Не переставая звать Камерона, я ждала, что вот сейчас он выйдет и направится ко мне. Внезапно все стихло. Я продолжала кричать, но в ответ не доносилось ни звука.
Поднявшись по склону, мы обнаружили, что холм неожиданно обрывался, образуя большую,
Прошло немного времени, и я была вознаграждена за недавнее разочарование. Как-то днем мы с Найджелом возились возле машины. Часов около пяти в овраге раздались звуки, обычно сопровождающие у шимпанзе пустяшные ссоры. Крики вскоре прекратились, и я не придала им особого значения. Вдруг я услышала, что меня окликает Рене: он со всех ног мчался к нам, голос его звенел от возбуждения, а лицо расплывалось в счастливой улыбке.
— Скорее, скорее сюда! В лагере появилась Тина с младенцем.
Я радостно вскрикнула и бросилась на другую сторону плато. Тина сидела на земле возле хижины. Пух и Бобо стояли рядом, с любопытством уставившись на нее, Уильям старался заглянуть ей через плечо. Прижимая к груди новорожденного детеныша, Тина все время отворачивалась от них. При виде нас она залезла на невысокое дерево. Так как ей приходилось обеими руками хвататься за ветки, она прижала крошечного детеныша к животу ногой и уселась на одном из нижних сучьев, а я смогла разглядеть маленький красный кулачок, ухватившийся за ее шерсть.
Младенец был покрыт темным пушком, мягким даже на вид, на головке у него росли черные волосы, создавая подобие шелковистой шапочки. На темном, сморщенном личике выделялась ярко-красная линия рта. Глаза были светло-коричневого, почти бежевого цвета с несфокусированным, устремленным вдаль взором. Небольшие ушки уже слегка оттопыривались, как и у его папаши Уильяма. Я была вне себя от счастья и попросила Рене и Джулиана принести свежего хлеба, который они только что испекли, и вареного риса. Чтобы отвлечь внимание шимпанзе, я дала им всем по порции риса, а потом протянула Тине целую буханку хлеба — ее любимое лакомство. Когда Тина нагнулась, чтобы взять хлеб, я смогла разглядеть, что рожденный ею детеныш мужского пола. Уже темнело, но нам все же удалось сделать несколько фотографий. Потом я села возле дерева и стала наблюдать за Тиной.
Она бережно поддерживала младенца всякий раз, когда ей приходилось переменить положение, нежно заботилась о нем и явно гордилась своим произведением. Пока она ела хлеб, детеныш начал водить головой взад и вперед по ее животу, и Тина предусмотрительно подтолкнула его повыше, чтобы ему легче было найти сосок. Через несколько секунд, обнаружив то, что искал, и насытившись, малыш снова крепко уснул.
Покончив с хлебом, Тина стала спускаться, по-прежнему придерживая младенца рукой или ногой. Едва она успела добраться до земли, как он разжал ручонки и выпустил ее шерсть. Раздался тоненький слабый писк. Тина остановилась, тревожно посмотрела на детеныша, покрепче прижала его к себе правой рукой и заковыляла дальше на трех конечностях. Несмотря на то что у нее была занята одна рука, Тина взобралась на ближайшее дерево, соорудила там себе гнездо и улеглась в нем.
Остальные шимпанзе, удовлетворив свое любопытство, в тот вечер больше не обращали внимания на Тину с детенышем.Рене и Джулиан приготовили праздничный ужин, и все мы, сидя за столом, стали думать, как назвать нового члена нашего семейства. В конце концов мы остановились на имени Тилли, потому что в нем удачно сочетались имена родителей малыша — Тины и Вилли.
Большую часть времени Тина проводила теперь в долине вместе со всеми шимпанзе. Она никому не разрешала дотрагиваться до своего младенца, но на третий день я увидела, как руки Уильяма, перебиравшие шерсть на спине у Тины, начали потихоньку приближаться к крошечной розовой ножке. Вот он осторожно приподнял своим толстым мозолистым пальцем миниатюрную ступню, пристально посмотрел на нее и снова начал обыскивать Тину.
Эпилог
Уже прошло пять лет с тех пор, как я впервые выпустила в Ниоколо-Коба троих шимпанзе. Из этой троицы нам известно лишь о судьбе Тины. Местонахождение Альберта по сей день остается загадкой. Исчез и Читах, но по крайней мере доказал, что может самостоятельно продержаться в течение целого года, и у меня есть основания надеяться, что он продолжает жить где-нибудь на территории парка.
Сегодня, когда я окидываю взором наш лагерь, меня охватывает глубокое удовлетворение от того, чего мы достигли. Теперь мы куда лучше организованы и оснащены, чем в те первые наши дни, с которых начинался Центр по возвращению шимпанзе в естественные условия обитания. Хижина уступила место более крепкому и просторному жилищу. В нем можно готовить пищу, хранить припасы и оборудование вне пределов досягаемости шимпанзе. Это избавило и нас, и обезьян от излишних переживаний. Чтобы защитить свое имущество, мне не приходится больше сражаться с Уильямом, который стал еще могущественнее, чем прежде.
Рождение Тилли доказало справедливость одного жизненно важного аспекта нашего плана: самка шимпанзе после нескольких лет неволи была не только успешно возвращена в естественные условия, но сохранила способность к воспроизведению.
Сейчас Тилли шесть месяцев. Это крепкий здоровый малыш. Иногда он уже высвобождается из материнских объятий и начинает пробовать то, что ест Тина, — дикорастущие плоды, которые вскоре составят его основную пищу.
Уильям, этот истощенный, полуживой детеныш, которого мы когда-то купили, достиг десятилетнего возраста и стал отцом. Он вырос и превратился в красивого крепкого самца, который занимает доминирующее положение в своей небольшой группе, состоящей из выпущенных на волю шимпанзе. Он самостоятелен и независим и большую часть времени проводит в долине возле Тины и Тилли.
Пух, бывший когда-то одиноким, незащищенным детенышем, превратился в долговязого подростка семи с половиной лет. Он общителен, уверен в себе и уже начинает подражать Уильяму, время от времени демонстрируя свою силу. Он — один из самых подвижных шимпанзе, которых мне когда-либо приходилось видеть. Иногда он любит по старой привычке подурачиться, но в знании местности и различных видов пищи не уступает Уильяму. Его комические гримасы и жесты не мешают ему прекрасно ориентироваться в обстановке. Стоит Уильяму, Тине или мне произвести малейшее движение, сигнализирующее об опасности, даже попросту напрячь тело, как Пух немедленно прекращает игру и становится крайне настороженным. Он отличается неистощимой изобретательностью, если речь идет о том, чтобы залезть на дерево не совсем обычным способом. Когда взобраться по стволу было невозможно, а соседние деревья росли, как мне казалось, слишком далеко, Пух всегда находил сук, повиснув на котором мог дотянуться пальцами ног до какой-нибудь веточки и с ее помощью перебраться на недоступное дерево. Или, выбрав подходящую точку, совершал один из своих головокружительных прыжков, глядя на который у меня замирало сердце.
Бобо — ближайший товарищ Пуха — не обманул наших надежд и продолжает быстро обучаться новому образу жизни. Хотя он уже может вполне самостоятельно прокормиться, в одиночестве бродить по долине он не решается. Он молод и все еще нуждается в нашей поддержке и в надежной защите лагеря. Наверное, так будет продолжаться до тех пор, пока ему не исполнится семь-восемь лет. В этом возрасте он, как и его дикие собратья, будет стремиться к независимости и постепенно наберется смелости совершать самостоятельные прогулки.