Широкий Дол (Вайдекр, или темная страсть) (др. перевод)

— Спасибо, Селия. Спасибо, моя дорогая, — благодарно прошептала я. — Я так устала. — Я протянула ей флакон лауданума.

— Дай ей это через полчаса, — сказала я. — Прежде чем возвращаться в библиотеку, Джон объяснил мне точно, что надо делать.

Селия взяла лауданум и кивнула.

— Я уверена, что это ей поможет. Как себя чувствует Джон?

— Он сейчас отдыхает, — ответила я. — Он был так внимателен к маме, Гарри потом тебе расскажет. И так ясно все объяснил.

Селия опять кивнула.

— А теперь иди и поспи, — велела она. — Я позову тебя, если что. Сейчас тебе нужен отдых, Беатрис. Я дам ей лауданум, как велел Джон.

Оставив Селию с мамой, я тихо спустилась по лестнице. Около библиотеки я немного помедлила, затем толкнула дверь и вошла.

Звезды и луна заливали все неясным светом, и я могла видеть, как опустился человек, однажды полюбивший меня. Он все еще сидел на стуле, но ночью его вытошнило, и его дорожный жакет, ботинки и все вокруг было заляпано рвотой. К тому же он разбил свой стакан и, видимо, пил прямо из бутылки, потому что она была пуста. Его сумка с медикаментами валялась на полу, и все таблетки и склянки высыпались из нее.

Не отводя глаз от непристойно раскинувшегося, мокрого, запачканного тела, я медленно-медленно попятилась к двери, затем закрыла ее за собой и заперла на ключ. В мои планы совсем не входило, чтобы преданная прислуга или камердинер почистили молодого мужа мисс Беатрис прежде, чем она его увидит.

Затем я проскользнула в западное крыло, в свои комнаты.

Моя служанка спала, поэтому я сама скинула свое платье и потное белье. Целых полжизни назад оно лежало подо мною скомканное, чтобы не мешать мне совокупляться с Гарри. Я с отвращением бросила его на пол. Из шкафа я достала пеньюар, розовый и манящий, как ранняя заря. Сегодня мне понадобятся все мои силы. Вода в кувшине была очень холодная, но я брызгалась и обливалась ею, пока не почувствовала себя бодрой и посвежевшей. Из всех людей в этом доме я одна должна быть отдохнувшей и сосредоточенной. Сегодняшний день может перевернуть всю мою жизнь. Мне ничего нельзя упускать.

Я скользнула в прохладный шелковый пеньюар, накинула на плечи шаль и уселась на стул. Прошло, должно быть, около часа, как я оставила Селию, но я продолжала спокойно ждать, поставив ноги на маленькую скамеечку. Вдруг я услышала неистовый стук в дверь и отчаянный голос Селии, зовущий моего мужа:

— Джон! Джон! Проснитесь!

Потом она начала барабанить в мою дверь. Я открыла ее и вышла на лестницу, притворяясь, что спала.

— Что произошло? — спросила я.

— Мама! — отчаянно проговорила Селия. — Я дала ей лауданум, как ты сказала, и она заснула. Но сейчас я не могу нащупать ее пульс, и, по-моему, она холодная.

Я протянула ей руки, и она уцепилась за них, ее лицо в полумраке казалось таким юным и напуганным. Мы сбежали по лестнице вниз.

— Джон? — спросила я.

— Я не могу разбудить его, он, кажется, заперся, — виновато ответила она.

— У меня есть запасной ключ. — И я широко распахнула дверь, чтобы Селия могла видеть этот хаос.

Свет падал на костюм Джона и заляпанные следами рвоты камин и бесценные ковры. Во сне он опрокинул бутылку и теперь лежал лицом в луже сильно пахнущего виски. На бархате диванных подушек валялись комки грязи. Мой муж, восходящее светило медицинской науки, лежал, как свинья, в собственной блевотине, даже не пошевельнувшись при нашем появлении.

Я громко позвонила в колокольчик и, взяв кувшин, плеснула ему водой в лицо. Он застонал. Со стороны кухни я услышала хлопанье домашних туфель и приближающиеся шаги, а сверху по лестнице — шлепанье босых ног Гарри.

Они с кухаркой появились одновременно.

— Маме хуже, а Джон — пьян, — отчетливо сказала я Гарри, надеясь, что каждое мое слово станет известно округе.

— Иди к маме, — властно распорядился Гарри. — Я разбужу Джона. — Он наклонился над моим мужем и перетащил его на стул. — Принесите холодной воды, — приказал он кухарке, — затем пару пинт горчицы и кувшин теплой воды.

— А после этого разбудите конюхов и Страйда, — добавила я, направляясь к лестнице. — Одного из них надо послать в Чичестер. Нам нужен компетентный доктор.

Я проигнорировала испуганное восклицание Селии и прошла к маме.

Как я и думала, она была мертва.

Ей не пришлось страдать, и я была рада этому. В отличие от папиной, тяжелой и болезненной, смерти, ее уход в небытие оказался легким соскальзыванием в сон. От всей души я пожелала, чтобы ее смерть была последней в Вайдекре. Она лежала на богатых кружевных подушках в нарядной белой с золотом кровати. Лекарство послало ей спокойные видения перед смертью. От чрезмерной его дозы, данной любящей рукой ее невестки, она ускользнула от ужасающего кошмара правды в небесный покой.

Я опустилась на колени перед кроватью, прижалась лбом к ее руке и уронила легкую слезу на вышитые простыни.

— Ее больше нет, — сказала Селия.

— О да, — мягко отозвалась я. — Как мирно она ушла, Селия. Я должна быть счастлива хотя бы этим.

— Хотя я и побежала за тобой и Джоном, я знала, что уже слишком поздно, — спокойно продолжала Селия. — Мне кажется, что она умерла сразу после того, как я дала ей лекарство.

— Джон так и сказал, что ее сердце может не выдержать этого. — Я выпрямилась и механически поправила смятые покрывала, затем подошла к открытому окну и задернула занавеси. — Но я так просила его посидеть с ней.

— Не вини его, Беатрис, — немедленно отозвалась Селия. — У него было такое тяжелое путешествие. Он не мог этого предвидеть. Его ведь не было все это время, а мы находились с мамой каждый день и не замечали ничего. Не вини его.

— Нет, — сказала я и отвернулась от окна. — Нет. Никто, конечно, не виноват. Мы все знали, что у мамы хрупкое сердце. Я не виню Джона.

Вокруг нас стоял гул просыпающегося Вайдекра, приглушенный трагическим известием, передаваемым из уст в уста. Мы вышли из комнаты и закрыли за собой дверь.

— Кофе? — заботливо спросила Селия и позвонила.

Из библиотеки доносился шум, это Гарри неуклюже старался привести в сознание Джона. Он насильно влил горчицу ему в горло, затем послышались звуки тяжелых рвотных спазмов, которые выворачивали Джона наизнанку. Селия скривилась, и мы пересели к окну, где было слышно только пение птиц.

Стояло чудесное тихое утро, запах роз и цветущих лугов насыщал воздух, словно напоминая о вечной жизни. Свежие листья буков, все еще серебряные от росы, шелестели на ветру, и туман стлался в долинах подобно бледному газу. За эту землю можно было отдать все, заплатить любую цену. И я обхватила пальцами чашку с горячим кофе и с удовольствием отпила глоток обжигающего напитка.

Дверь гостиной отворилась, и вошел Гарри. Он выглядел бледным и изможденным, но держался лучше, чем я рассчитывала. По крайней мере, он не вел себя виновато, а именно этого я и опасалась больше всего. Молча он протянул руки Селии, и она кинулась в его объятия.

— Джон пришел в себя, — обратился он ко мне поверх ее головы. — Он мог бы выбрать лучшее время, чтобы напиться, но сейчас он трезв.

Селия налила ему кофе, и Гарри уселся у камина, где еще тлела вчерашняя зола.

— Похоже, смерть мамы была легкой, — сказал он немного погодя.