Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Шрифт:

– Знаешь, Мельников (любила она всех, и его в том числе, звать по фамилии, грубовато и просто, как обращение "эй, мистер"), или машина задавит, или какой-нибудь геморрой, что еще хуже, приключится. И все, одни слезы. Вообще не хочу быть старой, не хочу жить долго, с дряхлыми какими-нибудь пердунами соревноваться, кто дольше пальцем пошевелить сможет. Пф-фф. Надо увеличивать плотность, а не продолжительность, надо успевать, пока та машина с тем геморроем не порешили, кому ты достанешься.

И слова ее не расходились с делом. Полгода не прошло, как на Алису Колесову стали показывать пальцем. "Да нет, не эта... вон та маленькая деваха, видишь... ну, так это она..." Вещи, от коих приличных людей

бросало в жар, а у "нормальных" утрачивалось чувство реальности и холодели от растерянности виски, она делала походя, легко и естественно.

– Ты чего усердствуешь?
– спросила как-то раз (после очередного вызова в деканат) старосту, педантичного любителя отмечать пропуски.

– Это ты усердствуешь, а я лишь фиксирую.

– Вот так?

– Именно.- Его дальнозоркие глаза за толстыми стеклами роговой оправы глядели не мигая.

– Значит, усердствую?

– По-моему, разговор окончен...

– Ошибаешься, разговор сейчас только и начнется.- И, не раздумывая больше ни секунды, она изящно приподняла кровожадные окуляры с прыщавого носа будущего физика-теоретика и едва ли не одним движением расколола оба о край стола. Красный, с дрожащими губами бедняга еще судорожно фокусировал взгляд на взбесившейся пигалице, она же, спокойно протягивая разом полегчавшую оправу, сухо заметила: - Ну. что стоишь, давай фиксируй.

Улаживали происшествие неделю. Улаживали еще. улаживали часто, за эти самые полгода к "Лисе", через дефис, присоединилось неприятное дополнение "психопатка".

А он все хитрил, все водил себя за нос, Емеля. словно их было две Алисы, одна его Лиса. а вторая их А. Колесова, и связи нет, и он в тени, счастливый обладатель миру неведомого сокровища.

Впрочем, все же в конце первого семестра Ленка Лазарева (вот еще одноклассница Лысого), одногруппница Емели, вдруг заговорила с ним о Лисе. Ленке по распоряжению деканата (не любящего суеты и очередей у заветного окошечка) группа еще в сентябре доверила получать стипендию на всех каждого двадцать второго; в декабрьский день зимнего противостояния Мельников где-то болтался и зашел за деньгами к Ленке в комнату на четвертом этаже общежития.

Ленка оказалась одна и, наверное, поэтому решила завести ненужный совсем разговор.

– Знаешь,- сказала она, как бы оттягивая миг передачи ему в руки тощего конвертика с аккуратной пометкой "Мельников А. Р.",- Саша, я хотела тебе сказать, может быть, это тебе неприятно, но я почему-то думаю, все же, пожалуй, полезно...

Конечно, он сразу понял, к чему такая прелюдия, но грубить и прерывать Ленку не стал просто из сочувствия, а может быть, даже уважения к этой стеснительной, очень доброй барышне (право, гвардейского роста, хоть и не толстой, не обрюзгшей, не пастозной, но невероятно широкой и в бедрах, и в скулах, нескладной, близорукой, однако в самом деле прочитавшей книжку под заглавием "Наука логика"). Итак. Ленка, эта на вид несостоявшаяся героиня первых пятилеток, совсем по-матерински вздумала открыть Емеле глаза.

– Понимаешь,- говорила она с паузами, и было заметно, как созидает, соединяя разрозненные элементы в целостную систему, ее в самом деле светлая голова,- Понимаешь, Саша, ты ведь из породы строителей. Такие, как ты, строят пирамиды и мосты, верят в Бога и хотят жить вечно. Такие, как ты, часто не замечают соседства в мире двух крайностей. Есть люди. я их называю разрушителями, они не верят в чудеса, они ни во что не верят, они сходят с ума от своего пессимизма. У них нет планов, у них нет идеи, и жизнь их кончается с их физической смертью. И самое ужасное для строителя, самая, возможно, трагическая ошибка - это компания разрушителя или "-лей" (ишь, дипломатка!), ибо строитель всегда фантазер и потому слеп. Такая близость сродни опьянению, только... ломать

ему естество не дает, а строить времени не остается. Это... Ты понимаешь, о чем я?
– Ленка остановилась, задетая должно быть, Емелиной неподвижностью.

– Нет.

– Совсем?

– Совсем.

– Тогда... тогда извини.

– Не за что. Спасибо за деньги.

– Пожалуйста.

Обидеться Емеля не обиделся, слишком уж был самоуверен, скорее развеселился, позабавила Ленкина сложная абстрактная фигура, четвертое измерение, необходимое для такого, в сущности, простого, банального даже намека. Обиделся Мельник, когда разъяснять ситуацию, ставить точки над i (и тильды над п) принялась уже Лиса, впрочем, это все несколько позже, а пока... пока сессия, легко сданная им без троек, а Лисой без завалов. На каникулы домой не поехал.

– Поедем в Вильнюс,- предложила Лиса.- у меня есть деньги.

– Много?

– Триста.

– Триста? Ты, случайно, не приворовываешь по субботам, Лиса?

– Квартиры очищаю,- спокойно ответила Алиса, и самое смешное, вовсе не шутила.

Впрочем, какая проза, какая тьма низких истин, гораздо интереснее про Вильнюс и про любовь.

Про любовь, про любовь на заднем сиденье такси и в полночной электричке, в парке на заснеженной аллее и у чугунной батареи в темном подъезде, в кино, в библиотеке, в зоопарке, в планетарии, с подробностями, деталями... про любовь, что ж, извольте, любви в самом деле было предостаточно, полугодовая норма средней семейной пары. Любовью занимались в Вильнюсе, пока группа любознательных зимних туристов осматривала какой-нибудь Зверинас, made love в номере у Лисы, made love в номере у Емели. made love в душе на этаже, ночью, когда все мучились во сне видениями осмотренных достопримечательностей.

Любили в Каунасе, любили в поезде Москва-Красноярск, между Тюменью и Омском полсуток стукались о стены вдвоем в купе. После Тюмени пили чай с четой пенсионеров.

– Вы супруги?

– Да...

– Господи, какие молодые.

В Каунасе Лиса захотела послушать джаз. Случайно увидела на улице афишу "Трио Вадим Гаримбекова(Челябинск)" и буквально изменилась лицом.

– Хорошо,- поразился он ее упрямству,- сходим. Сходили.

– Как тебе понравился саксофонист?

– Это тот, что сама элегантность? Похож на удачливого преферансиста.

– Бильярдиста.

– Будем спорить?

– Не стоит, ты проиграешь, Сашенька.

– Почему это?

Потому что это мой отец. па-па.

– Как?

– Никак.

– А...

– А то, что ты хочешь спросить, это девичья фамилия моей преуспевающей матери... Правда, дурацкое совпадение?

– Что?

– Этот концерт.

– А тебе... тебе не хотелось... с ним поговорить?

– Мне бы хотелось выйти за него замуж.

– Зачем?

– Посмотреть в его родные зеленые глаза, когда хоть кто-то на этом свете его наконец-то одурачит...

Тема всплыла лишь спустя несколько дней в поезде.

– Лиса, а ты давно Колесова?

– Да, лет двенадцать... Перед школой замаскировалась. Сначала я, а года через два мамуля.

– Как это? Сначала тебе дала свою девичью, а потом себе взяла?

– Нет, голуба. Девичью получила при разводе. Меня перекрестила перед школой, а сама, не будь дура, снова вышла замуж, живет теперь в Якутске и каждые полгода обещает вернуться.

Потом пауза.

– Очень любит деньги моя мамочка. знаешь, со мной живет ее подруга Юля. Юлия Аркадьевна, сорок лет, а своего угла нет, вот и живет со мной, заодно за присматривает, так она, Юля, за это платит. Раз в месяц приносит мне тридцатку за постой. Представляешь, какая ловкая коммерческая комбинация ради прокорма стршей дочери Ну, еще подарочек на червончик ко дню рождения... И чем ее взял отец, до сих пор не пойму. Саксофоном, что ли?

Поделиться с друзьями: