Шизофрения
Шрифт:
— А ты — повар? — вскинула глаза Александра.
— Я? — Онуфриенко улыбнулся с загадочным видом. — Так ты поедешь с нами, или нет? — вдруг, посерьезнев, спросил он.
— Поеду…— неожиданно для себя самой ответила Александра. — Только для того, чтобы убедить тебя, дорогой, что все твои мистерии — бред сивой кобылы!
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Надпись «Пристегните ремни», загоревшаяся на табло, извещала о том, что полет подходит к концу. Самолет наклонился на крыло, делая круг перед посадкой. Сидящий рядом с Александрой полнолицый мужчина с редким именем Иван Иванович, который еще в начале полета после еды, сдобренной несколькими порциями спиртного,
Самолет снова накренился.
— Черт знает что! Кто их летать учил?! — пробурчал проснувшийся толстяк, ошалело оглядываясь. — Того и гляди, в иллюминатор выпадешь.
Александра, представив попытку Ивана Ивановича протиснуться в проем иллюминатора, прикусила губу, чтобы не рассмеяться.
— Девушка, у вас ремень пристегнут? — услышала она голос стюардессы и молча приспустила край темно-синего пледа, накинутого на ноги, показывая, что все в порядке.
— А у вас? — спросила стюардесса толстяка.
Тот с сосредоточенным видом пошарил руками под собой, вытянул концы ремней и, вобрав живот, щелкнул замком.
Крыло, дальняя передняя кромка которого была ей видна, неприятно подрагивало, напоминая о том, что вообще-то самолет — летательный аппарат тяжелее воздуха. Причем, намного тяжелее. Александра откинулась на спинку сиденья. Взлеты и посадки она не любила, помня о том, что большинство происшествий случается именно на этих этапах. Особенно ей не нравилось летать в дымчато-вязкой облачности при снижении самолета и наборе высоты, когда пространство вокруг становилось невидимым и оттого казалось опасно непредсказуемым. К счастью над Каиром этой проблемы не было.
Самолет тем временем сбросил скорость настолько, что казалось, почти завис в воздухе, вздрогнул, выпуская шасси, и пошел на посадку. В иллюминаторе замелькали невысокие постройки вдоль взлетно-посадочной полосы, наконец, шасси коснулись бетонного покрытия, самолет завибрировал все корпусом и начал тормозить.
«Здравствуй, Каир!» — подумала она, ощутив вдруг накатившее радостное возбуждение, как от долгожданной встречи с давним хорошим другом…
— О-о! Наконец-то мой личный психиатр приехал! — Зам расставил руки и, расплывшись в улыбке, ринулся навстречу Александре, толкая перед собой волну терпкого одеколонного духа.
— К своему личному психопату, — усмехнулась она, понимая, что избежать разговора уже не удастся.
— Не поверишь, — Зам бесцеремонно чмокнул ее в щеку, — сильно скучал. Чуть не помер с тоски. Сам удивился. Ко мне приехала? — спросил уверенно.
— К Ивану Фомичу, — попыталась Александра охладить его пыл.
— Так он в Александрии с проверкой. В Каире я за него теперь, — Зам приосанился.
— Пьешь, значит, за двоих? — посочувствовала она.
— Ну вот, и ты туда же, — обиженно прогундосил он. — Прямо как жена. А я, между прочим, ни в чем не виноват. Я — жертва тяжелых производственных условий, климата и… неудовлетворенности бесперспективным социальным статусом, — добавил он скорбно. — Потому что Фомич президентом не станет точно. Значит — и я доверенным лицом не буду. Всю его предвыборную программу нагло скатали и используют вдоль и поперек, — сказав это, он с упреком глянул на Александру. — Хотя предвыборные обещания у политиков — одни пустые слова, — он махнул рукой, — а вот Фомич точно смог бы реализовать. Потому что — не политик
и врать не умеет. Вот думаю, — Зам попытался наморщить лоб, — может мне в партию чиновников вступить ради перспективы? — почесал затылок. — А тут еще и неудовлетворенность в личной жизни, — посетовал он.— Неудовлетворенность — наказание за желания, — усмехнулась Александра.
— О! — Зам глянул восхищенно. — Ты прямо как Фомич говоришь! Афоризмами. «Респект», — приложил руку к животу и склонил голову. — А что мне делать-то? Живу тут в окружении людей, измельченных бытом. Никакого полета фантазии. Поговорить по душам даже не с кем. Все работы да отчеты. А жить-то когда? — воскликнул тоскливо. — Слушай, Сань, скажу как на духу — твой приезд для меня — праздник! Ты даже сама не понимаешь, како-ой!
— Событие имеет только то значение, которое ты ему приписываешь, — насмешливо сказала она. — Только, прошу, не говори мне о том, что вы еще будете гордиться…
— Не-е, — замахал руками Зам. — Как можно? Это же сокровенное Фомича. Мне чужого не нужно. Слушай, Сань, пойдем, хоть полчасика про жизнь поговорим, а то, честное слово, я здесь от безысходности скончаюсь или опять напьюсь как свинья, чтобы отсрочить трагический исход.
— В пустыню? — подхватила она с усмешкой. — Народ-то уже собрал, который за собой поведешь?
— Ты что? Разве ж я когда Моисеем себя называл? — в его голосе все же послышались нотки сомнения. — Да и потом, кто ж в пустыню с пустыми руками без посуды и всякой золотой и серебряной утвари уходит?— его глаза хитро блестнули.
— Ты что имеешь ввиду? — удивленно поинтересовалась она.
— Как что? Ты Коран что ли не читала? — изобразил он искреннее удивление. — А откуда, по-твоему, у сынов Израиля столько драгметалла взялось, чтоб золотого тельца в пустыне отлить, пока пророк Моисей на горе-то был?
— И откуда же?
— Правда не знаешь, что ли? — он хмыкнул довольно. — Попросили у соседей египтян вещей серебряных и золотых, и одежд, якобы для организации праздника, а сами — свалили в пустыню на сорок лет. Чтобы срок исковой давности истек! — он загоготал.ь, пока Моисей на горе бв
— Вот с таких заявлений религиозные войны начинаются, между прочим, — Александра покачала головой.
— А ты думала, почему мусульмане иудеев не любят? Только из-за одной религиозной нетерпимости что ли? Очень давние исторические материальные причины, хоть фактически и не с ними произошли. Пойдем, а? Поговорим еще хоть чуток, — просительно посмотрел на гостью. лько золота
— Значит, сегодня я твой народ, — обреченно вздохнула она. — Пойдем, что с тобой поделать. Только не к тебе домой и не более получаса, — поумерила она пыл Зама, который попытался подхватить ее под руку. — Давай в садике посидим у бассейна. У вас тут благодать! Весна! Я хоть позагораю чуть-чуть.
— Как? Уже весна? — дурашливо воскликнул тот, оглядываясь по сторонам. — А я даже и не заметил… с этими отчетами. Надо бы отметить, — он приостановился и глянул выжидательно.
— Пойдем-пойдем, — остановила его порыв Александра, — успеешь еще.
Они прошли к бассейну и расположились на шезлонгах. Александра убрала волосы за уши, откинула прядки со лба, надела темные очки и откинулась на спинку, наслаждаясь почти забытым в Москве теплом и солнечным светом.
— Ну, давай, говори, — благосклонно разрешила она и прикрыла глаза.
— Скажи, Сань, ты животных любишь? — неожиданно поинтересовался Зам.
— Животных? — она удивленно приподняла голову и, спустив очки, посмотрела на собеседника.
— Я не о себе, — хмыкнул тот. — Хотя порой думаю, что домашним животным в хороших руках лучше, чем людям живется. По телику недавно видел, в Москве даже кладбище для домашних любимцев открыли. Причем, заметил, по ландшафтной архитектуре и другим условиям, получше большинства обычных будет.