Шизофрения

Потом она спросила про деда, верил ли тот в Бога? Отец помолчал, попыхивая трубкой, словно сомневаясь, что ответить и как. Сказал, что дед ее, старый большевик, во время войны осуждал тех, которые на переднем крае под обстрелом молились да крестик нательный целовали и, будто оправдываясь, пояснил, что коммунист обязан быть атеистом, ведь атеизм, по сути своей, тоже религия, которая требует абсолютного бесстра­шия от исповедующих ее людей, гораздо большего, чем от приверженцев традиционных верований. Атеисту нет никакой помощи, и надеяться не на кого. Кроме однопартийцев. Но они — снаружи. Внутри же — он совсем один. «Меня, кстати, бабушка твоя втихаря крестила, — признался он тогда с чуть смущенной улыбкой. В храме Архангела Гавриила неподалеку от Чистопрудного бульвара»…

— У кого же учиться духовному, если священники, по-вашему, господин лектор, мнению, дают лишь азы? — вывел ее из размышлений громкий и язвительный голос.

Александра подняла глаза и посмотрела в сторону трибуны. Лектор был невозмутим.

— Повторю известную фразу: «Учитель не тот, кто учит, а тот, у кого учатся». А учатся у мудрецов, которые дают не знания и правила, а ключи к двери в храм, внутри которого путь у каждого — свой. Из современников вспомните в этой связи преподобного Иоанна Крестьянкина. Человек же сам выбирает — искать дорогу в храм или не искать, остановиться у входа или получить право войти. Но храм, о котором я говорю — не храм веры, а храм поиска истины… — Лектор помолчал. — К сожалению, «перстных» в России с каждым годом становится все больше… — Они не верят ни в Бога, ни в дьявола. Существуют, чтобы потреблять и подражать. Подражать кумирам и потреблять суррогатную культуру. Смысл жизни и критерий успеха — богатство и купленный уровень комфорта. Впрочем, это к нашей теме отношения не имеет, — грустно улыбнулся он.

«Пожалуй, он прав, — подумала Александра. — Американская модель жизни становится нашей. Идеал — „гламур“ и „глянец“. Нравственно только то, что выгодно. „И пусть весь мир подождет“ — пришла в голову, недавно услышанная реклама. — А я сама? Какая я? „Перстная“, „душевная“ или „духовная“? Если присмотреться и не врать самой себе?“ — она задумалась. — С одной стороны, мне нравится быть практичной, иногда жесткой, материальной женщиной. Управлять всем вокруг себя, в том числе, и мужчинами. Мне нравится обустроенный быт, красивые машины, дорогие гостиницы и рестораны, шикарные модные вещи. А кому это может не нравиться? Кузя же, похоже, получает удовольствие от возможности делать мне подарки. За любую цену».

«Может, потому ты и не порвала с ним окончательно?» — услышала знакомый голос внутри. — «Господи, опять они!» — подумала почти раздраженно и потерла виски.

Александре иногда казалось, что в ней живут две сущности — внешне антагонистичные, но, по сути, до тошноты любящие друг друга неразлучные противоположности. Как блондинка и брюнетка. Удобно расположившись у нее на плечах, они переговаривались почти неслышно, как сейчас, а по ночам громко и занудно перемывали ей косточки и безжалостно анализировали поступки. Блондинка взывала к природным инстинктам, требовала удовольствия и дорогие украшения, тащила в рестораны и модные бутики, призывала к чувственности и сексу. Брюнетка, напротив, призывала к разуму, умеренности и воздержанию, больше похожему на аскетизм, поучала и звала к преодолению, науке и книгам. Вместо секса предлагала заняться спортом, или на худой конец — фитнесом. Блондинка же, презрительно скривив пухлые губки, говорила: «Зачем нужны совершенные формы, если некому их показать?» Блондинка была капризной, но по-своему притягательной женщиной-ребенком. Брюнетка — женщиной-матерью и верной подругой. Уже в институте Александра поставила себе диагноз — расслоение личности на два внутренних «Я», которые сосуществуют одновременно и спорят между собой. Явный признак шизофрении. Успокаивало, правда, то, что работоспособность она не потеряла, без труда доводила любое дело до конца, мыслила и говорила настолько логично, что часто ставила собеседников в затруднительное положение, была решительна и не комплексовала, в детстве не мучилась вопросами типа: почему лошади едят сено и почему мясо надо резать ножом? В детстве у нее были другие вопросы. И совсем мало свободного времени. Она с удовольствием училась всему — игре на фортепьяно, пению и рисованию, занималась в секции синхронного плавания, кружке бальных танцев и драмкружке, учила английский и французский, успевая бегать на свидания и дискотеки. Школу и институт закончила экстерном, досрочно защитила кандидатскую, и теперь с жадным удовольствием впитывала то, что приносила работа над докторской. Тяга к новому для ее мозгов была почти как тяга к наркотикам, последствия привыкания к которым она не раз наблюдала, хотя сама, кроме «экстази» на выпускной институтской вечеринке, никогда ничего такого не пробовала. И не потому, что боялась общественного порицания. Отсутствие страха перед новым — даже самым необычным, она считала непременной составной частью внутренней свободы. Главное — чтобы мозг смог разложить все по полочкам и согласился принять. Именно поэтому недолюбливала догматиков — то иногда крикливое, чаще молчаливое, но всегда сплоченное племя, отвергающее все, что покушается на устоявшиеся, привычные схемы, модели и иерархии. Но и не осуждала их. Если у людей нет крыльев, разве можно упрекать их за то, что они не умеют летать?

— А вот и я-я-я! — услышала Александра пронзительный голос.

По залу, как волны от булыжника, брошенного в тихую заводь, побежал шумок. Она повернула голову к входу. По узкому проходу между стульями царственно плыло… неземное существо. Начищенные хромовые сапоги в гармошку — мечта «дембеля» 80-х, длинная юбка с бахромой, словно наспех сшитая из старой бабушкиной скатерти, полупрозрачная белая блузка, под которой полыхал ярко-красный лифчик, призванный гармонировать с алым атласным поясом, туго закрученным вокруг талии, и в довершение — старомодная прическа «бабетта», ощетинившаяся угрожающими пучками волос, видимо, антеннами, — говорили о прибытии представительницы внеземной цивилизации, прикрывшей свою наготу чем бог послал.

— Материализовавшийся фантом межгалактической привлекательности! — негромко выразил свой восторг Сергей и даже привстал с места, чтобы получше разглядеть.

— Сидите-сидите! — неожиданно сменив тембр на низкий, разрешила инопланетянка и, проплыв к первому ряду, остановилась перед благообразной бабулей, представлявшей любознательную общественность из соседнего дома. — Это мое место, — категорично заявила гостья, скрестив руки на груди и покачиваясь с пятки на носок, отчего в полной тишине стало слышно поскрипывание то ли старого паркета, то ли ее новых сапог.— Па-пра-шу, — указала старушке рукой в сторону двери. Та, негромко охнув и всплеснув руками, безропотно переметнулась в дальний конец зала и опустилась на свободный стул рядом с Сергеем.

— Кто это? — тихо спросила Александра, повернувшись к пострадавшей.

— Ох, спаси, господи, от нечистой силы! Пришелица это, — запричитала старушка. — Говорит, ее к нам с Марса заслали. Для, этой, как ее, «гармонизации» нашего общества.

— Отпадная дискотечная телка! — почти простонал Сережа, с восторгом разглядывая пришелицу. — Такие обычно по утрам на «афтерпарти» после очередной дозы к сабвуфферу ухом припадают и под «хаус» тащатся часами до приезда наркоконтроля.

— А-а, здравствуйте, любезнейшая! — добродушно улыбнулся лектор инопланетянке.— Какими судьбами? Что-то вас давно не было видно.

Та небрежно закинула ногу на ногу.

— Я отсутствовала здесь, потому что была там, — подняла глаза к потолку. — На Венере проблемы были и на Луне. Везде надо было успеть, — небрежно пояснила она.

— А что с Луной? — с самым серьезным видом поинтересовался лектор.

— А-а, — махнула рукой пришелица. — Астероиды поцарапали. Но на орбите я ее все же удержала, — с торжествующим видом оглядела присутствующих, видимо ожидая массового выражения благодарности. — Правда, на обратном пути по сторонам засмотрелась и на спутник наткнулась телекоммуникационный. Так нет больше спутника, — горестно вздохнула она. — Теперь сбои в мобильной связи неизбежны. У большинства операторов. Уж простите.

В зале кто-то громко хихикнул.

— Досмеетесь скоро! — повернув голову, строго посмотрела в сторону предполагаемого нарушителя тишины. — Ничего хорошего вас не ждет! Грядут природные катаклизмы!

— Сынок, что такое она там про «клизмы» сказала? — живо поинтересовалась бабулька у Сергея.

— Говорит, что наступает всемирный клизматический период, — пояснил тот, пряча улыбку. — Апокалипсис и Армагеддон.

— О, Господи, — старушка торопливо перекрестилась.

— Во-первых, скоро замерзнет Средиземное море, — пришелица начала конкретизировать пророчество. — Во-вторых, уйдет под воду Великобритания. Вымрут слоны. В Египте у сфинкса голова приставленная отвалится, — завершила перечисление списка вселенских бед и несчастий.

— Гм… приставленная, говорите?— лектор поправил очки. — Конечно, нынешняя голова по виду чистый новодел, — скрывая улыбку, прикрыл ладонью нижнюю часть лица.

— Только ленивый может не увидеть, — продолжила прорицательница, — голова непропорционально мала относительно тела. Раньше там другая голова была. Настоящая. Анубиса. Дураку ведь видно — сфинкс не лев, а собака. У льва не бывает прямой спины. Анубис и охранял Гизу. Уши у него как антенны были. Мы могли через него информацию получать. А потом, когда голова отвалилась — канал связи прервался, пришлось мне на Землю перебираться. Вот и торчу теперь в основном здесь, — сказала обреченным тоном благодетельницы поневоле.

— А-а. Понятно. Разрешите продолжить?— вежливо поинтересовался лектор.

— Валяйте. Я у вас тут немного посижу, поконтролирую и дальше полечу, — она опустила голову на грудь и сразу отключилась, будто нажала потайную кнопочку.

— Так вот, египетские жрецы, — лектор вдруг закашлялся и сделал глоток воды, — владели тремя способами выражать свои мысли.

«Господи, кажется я много чего пропустила», — подумала Александра.

— Первый способ — ясный и простой, второй — символический и образный, третий — священный и скрытый. То есть, вы понимаете, что одно и то же слово принимало по их желанию обычный, или трансцендентный смысл. Я говорю это не для того, чтобы лишний раз подчеркнуть, насколько велик был гений их языка, который еще Гераклит определял как «говорящий, обозначающий и скрывающий», я хочу, чтобы вы поняли, что древние тексты, в том числе и тексты той же Библии, дошли до нас далеко не в своем первозданном виде. Сегодня мы имеем дело с результатами переводов текста на финикийский, греческий, латинский и прочие языки. На том же коптском языке полные тексты — большая редкость. В рукописях, найденных в Наг-Хаммади, большие пробелы. Так вот, переводы в ряде случаев доносят до нас не только в значительной мере искаженный, но, — сделал многозначительную паузу, — лишь низкий, первый смысл, ибо, совершенно очевидно, что переводчики, вероятно, имели весьма отдаленное представление об эзотерическом, скрытом содержании переводимых текстов. Впрочем, последние исследования ученых показывают, что в ряде случаев затуманен даже первый прямой уровень передачи смысла. А вольные или невольные ошибки в переводе заставляли следующие поколения искать толкования «темных мест», искать скрытое даже там, где его нет. По мнению одного ученого, нашего, между прочим, современника, считающего, что существуют два системных языка мозга — русский и арабский, все эти «темные места» могут быть легко расшифрованы.