Шкатулка

Вспышка света ослепила всех на площади. Портал над ними схлопнулся с громовым раскатом, создав волну энергии, которая разошлась по всему Сайлент Хиллу. Цепи, заполнявшие воздух, начали рассыпаться в прах. Сенобиты, кроме Пинхеда, исчезли, возвращаясь в своё измерение.

Когда свет померк, они увидели, что Алесса и Пинхед всё ещё сражаются, соединённые цепями, которые теперь светились странным пульсирующим светом. Но баланс сил изменился — Пинхед ослабевал с каждой секундой, а Алесса, казалось, становилась сильнее.

— Это... невозможно, — прохрипел Сенобит. — Я не могу... вернуться... в Лабиринт.

— Ты вернёшься, — сказала Алесса. — Но не раньше, чем я заберу то, что принадлежит этому городу.

Она сделала последнее усилие, и цепи, соединяющие их, вспыхнули ослепительным светом. Пинхед закричал — на этот раз от настоящей боли, без примеси наслаждения. Его тело начало разрушаться, распадаться на фрагменты, которые втягивались в крошечную точку света — всё, что осталось от портала.

И тогда наступила тишина.

Алесса медленно опустилась на землю, снова принимая форму маленькой девочки. Площадь была усеяна телами культистов, разорванных на части в битве цепей. Но среди разрушения и смерти стояла одна фигура — женщина средних лет с изнурённым лицом и глазами, полными слёз.

— Дэйлия, — произнесла Алесса, глядя на женщину. — Мама.

Дэйлия Гиллеспи, единственная выжившая из культистов, сделала неуверенный шаг к дочери.

— Алесса, — прошептала она. — Я... я хотела спасти тебя. До последнего момента. Ради этого я заказала создать шкатулку Лемаршана... думала, что она даст нам силу изменить всё. Но Сенобиты... они всё устроили по-своему. Они повергли город и тебя в ад. — Её голос дрожал. — Я правда пыталась...

Алесса смотрела на мать долгим взглядом. В её детских глазах отражалась мудрость веков и боль, которую невозможно представить обычному человеку.

— Я знаю, — наконец сказала она. — Я всегда знала.

Она протянула маленькую руку и коснулась лица Дэйлии.

— Я прощаю тебя, мама. Я прощаю.

Дэйлия упала на колени, обнимая дочь и рыдая. Годы вины, страха и боли наконец вырвались наружу.

Брюс, который уже начал трансформироваться обратно, и Мэтт стояли рядом, наблюдая эту сцену с смешанными чувствами облегчения и глубокой печали.

Трансформация Брюса завершилась, и он снова стал самим собой — Бэтменом, хотя его костюм был разорван во многих местах. Он посмотрел на свою грудь, где раньше был странный шрам, похожий на элемент шкатулки Лемаршана. Теперь на этом месте была лишь обычная кожа.

Алесса отстранилась от матери и подошла к Брюсу.

— Метка исчезла, — сказала она. — Ты прошёл испытание.

— Какое испытание? — спросил Брюс.

— Твоей души, — ответила девочка. — Принять форму Палача мог только тот, чьи принципы несгибаемы. И только такой человек мог вернуться обратно. — Она слегка улыбнулась. — Я знала, что ты справишься.

Брюс посмотрел на свои руки, всё ещё помня ощущение огромного меча в них.

— Думаю, пора менять прозвище, — задумчиво произнёс он. — "Демон Готэма" привлекает слишком много внимания... не того рода.

Мэтт подошёл к ним, держа в руках две половинки шкатулки Лемаршана.

— Что нам делать с этим? — спросил он.

Алесса взяла обе половинки и соединила их в своих маленьких ладонях.

— Я сохраню их, — сказала она. — Здесь, в городе. Где они не смогут причинить вред остальному миру.

Она посмотрела на обоих героев.

— Вы свободны уходить. Сайлент Хилл отпускает вас... пока.

— Что значит "пока"? — спросил Мэтт.

Алесса загадочно улыбнулась.

— Этот город всегда призывает тех, кому нужно встретиться со своими демонами. Возможно, однажды он снова позовёт вас... или тех, кто придёт после вас.

Брюс и Мэтт обменялись взглядами. Они прошли через испытание, которое изменило их обоих, и теперь знали о реальности то, чего не могли представить раньше.

— Пора домой, — сказал Брюс. — В наши города. К нашим собственным демонам.

— Да, — согласился Мэтт. — Думаю, после Сайлент Хилла даже Кингпин покажется просто неприятным соседом.

Когда они уходили с площади, туман начал сгущаться вокруг них, возвращая городу его привычный призрачный облик. Алесса и Дэйлия стояли в центре, две фигуры — маленькая и большая — постепенно растворяющиеся в белой пелене.

Три дня спустя Брюс Уэйн и Мэтт Мёрдок стояли на обочине шоссе, глядя на указатель с надписью "Вы покидаете Сайлент Хилл".

— Думаешь, мы когда-нибудь сможем рассказать кому-то о том, что здесь произошло? — спросил Мэтт.

Брюс покачал головой.

— Кто бы нам поверил? — Он протянул руку. — Было интересно работать с тобой, адвокат.

Мэтт улыбнулся и пожал его руку.

— Взаимно, Уэйн. Если будешь в Адской кухне, загляни в "Джози". Первая выпивка за мой счёт.

Они разошлись к своим автомобилям — Брюс к незаметному гражданскому седану, Мэтт к такси, которое ждало его на обочине.

Когда машины уехали в противоположных направлениях, туман за их спинами сгустился ещё больше, словно занавес, скрывающий Сайлент Хилл от остального мира. Город остался там, где он был всегда — на границе реальности, готовый принять новых посетителей, ищущих свои страхи и свои истины.

А где-то в глубинах тумана маленькая девочка в синем платье держала в руках сломанную шкатулку, ожидая, когда придёт время для новой истории, новых испытаний и, возможно, новых героев.

Эпилог.

Дневник Роршаха

Запись от 19 октября

Новая информация. Хизер видели с артефактом. Шкатулка Лемаршана. Головоломка, открывающая двери между мирами. Слышал о ней раньше. Криминальные круги Нью-Йорка иногда шептались. Коллекционеры исчезали. Полиция закрывала дела. Удобно.

Опросил местных. Старик в закусочной. Руки дрожат. Глаза не фокусируются. Говорит, видел Хизер три дня назад. Шла к озеру. В руках держала "музыкальную шкатулку с узорами". Он отвернулся на секунду. Когда посмотрел снова — её уже не было. Только туман.

Шкатулка — ключ ко всему. Орден использует её для своих ритуалов? Или Хизер нашла её, чтобы противостоять им? Не важно. Я найду её первым.

Запись от 20 октября

Здесь всё связано. Шкатулка. Орден. Хизер. Гарри. Красная пирамида. Узоры повторяются. В граффити на стенах. В трещинах на асфальте. В расположении трупов. Они думают, что я не вижу. Но мой разум воспринимает образы. Всегда.