Школа на краю империи
Шрифт:
— Есть несколько предположений.
— Поделитесь?
— Охотно. Первый вариант — провидец. Ты сможешь видеть разные вещи на расстоянии, искать пропавших людей и предметы, улавливать события, на которые будешь настроен. Редкий психотип, ценится как Великими Домами, так и консисториями.
— А второй вариант?
— Очень сильный морфист. Настолько мощный, что в твои сны не сможет влезать никто.
— Это всё?
— Ну, как сказать. Существует городская легенда о людях, чьи линии судьбы не редактируются. В принципе. Мойры не имеют власти над такими одарёнными.
Мне
Прикладываю максимум усилий, чтобы выражение на лице осталось прежним.
— Невозможно, — в ужасе закатываю глаза.
— Никто не верит, — отмахивается Андерсон. — Даже сами инквизиторы. На всякий случай собирают информацию, но... я ни одного тронутого за свою жизнь не встречал.
— Тронутого? — пробую словечко на вкус.
— Так их называют. Ну, вроде бы их тронули Предтечи. Благословение, если угодно.
— Здорово, — выдавливаю из себя тупую ухмылку. — Я бы хотел стать тронутым.
— Поверь, ты этого не хочешь, — отрезал директор. — Мойры очень не любят тех, кого не могут контролировать. Сразу станешь врагом системы.
— Ладно. Тогда я хочу быть провидцем.
Андерсон отечески улыбнулся:
— Надеюсь, так и будет. Я дам тебе один шанс. Ровно один. Сделаю вид, что ничего не случилось. От тебя требуется лишь одно — притворяйся спящим на уроках Зинаиды Аркадьевны.
— Она же поймёт.
— Гиппиус подчиняется мне, — заверил директор. — В общем, шанс я тебе дал. Обещай, что будешь налегать на медитации — это твоя единственная надежда на пробуждение.
На том и расстались.
***
В столовой мы собрались обычной компанией — я, Ираклий и Регина. У девушки в волосах появилась заколка в виде орхидеи. А ещё мне почудился запах дорогого парфюма. Лёгкий, но я уловил нотки розы с жасмином.
— Что это у тебя? — Ираклий потянулся к бумаге, выданной директором. — Дай посмотреть.
— Взыскания, — я протянул листик приятелю.
Ираклий пробежался взглядом по отпечатанному на машинке тексту.
— Поздравляю, брат. С понедельника ты без обеда.
— Знаю, — буркнул я.
— И тебе перестанут выдавать оружие, — заглянув в бланк, добавила Регина. — До конца первой четверти.
Делаю вид, что искренне переживаю по этому поводу.
— А кормить начнут с ноября, — добавила Регина.
Наверное, хотела меня утешить.
— Хоть стипендию не тронули, — хмыкнул я.
И приступил к размешиванию сметаны в борще.
Удивительно, но здесь, у Чёрного моря, на окраине самой необычной империи планеты, готовили борщ. И довольно вкусный. Даже мясо плавает. Правда, сегодня новая смена поваров...
— Крепись, брат, — Ираклий вернул мне уведомление. — Приходи в гости, я персиков отсыплю.
— Ты настоящий друг, — сообщаю я, уплетая борщ.
Из-за колонны выдвинулся новый персонаж.
— Есть свободное место?
— Присаживайся, — я убрал со стула портфель и повесил на специальный крюк под столешницей.
Игорь Гриднев опустился на жалобно скрипнувший стул. Точнее — табуретку. В столовой
напрочь отсутствовала мебель для комфортного поглощения пищи.— Задержался у куратора, — сказал староста, набрасываясь на тарелку с борщом. — Теперь ты — мой помощник.
— Круто, — ответил я. — А как хоть его зовут? Ну, куратора нашего.
Гриднев посмотрел на меня с недоумением.
— Амнезия, — пояснил я уже в десятый или сотый раз. — Спасибо дружкам Барского.
— Понятно, — Игорь кивнул и продолжил есть. — Илья Антонович Райнер. Сегодня классный час, вот сам и познакомишься.
После обеда на нас обрушилась математика во всём своём страшном великолепии. Предмет вела древняя старушенция, которая, вдобавок, не была одарённой. Весь урок мы решали задачи по движению дирижаблей и поездов, которые выезжали-вылетали из одних пунктов и далеко не всегда прибывали в другие.
Рукопашный бой традиционно проходил на улице.
Мастер Мерген погнал нас по высыхающей гравийной дорожке, затем отправил на столбы и заставил отжиматься на кулаках. У меня были настолько забиты мышцы, что жить не хотелось. Выдержав все испытания, мы принялись за отработку ударов и блоков. Работали в парах, мне достался Верещагин. Жирдяй пробивал левые и правые крюки, я должен был уклоняться, блокировать, отводить. Затем мы менялись ролями.
Веселье началось практически сразу.
Жиртрест ударил правой в полную силу. Целился мне в челюсть, рассчитывая задавить массой. Я нырнул под летящий кулак и зарядил дурачку локтем в ребро. Без фанатизма, но так, чтобы прочувствовал.
Оплывшая морда Верещагина скривилась.
— Дебил?
— Пасть закрой, — беззлобно ответил я. — Работаем дальше.
Левый крюк блокирую.
Верещагин тестирует двойку, хотя учитель ничего такого не планировал. Только одиночные удары с обозначением. Не полный контакт.
Отвожу, блокирую.
Наказываю идиота хлёстким лоу-киком.
У Верещагина подкашивается нога.
— Аккуратней там! — рявкает Мерген.
Криво ухмыляюсь.
— Ты охренел? — шипит Верещагин.
— Не расслабляйся, жир. Тебе ещё мои удары держать.
— Лев тебя под асфальт закатает.
— А сам не можешь, овечка?
Лицо жирдяя перекосилось от ярости.
Игнорируя все предписания, приспешник Барского набросился на меня с кулаками. Я именно так всё и рассчитал. Пора проучить ещё одну вражину.
Ухожу влево, забыв убрать с дороги Верещагина правую ногу. Толстяк спотыкается, летит на камни и пропахивает мордой истресканную поверхность.
— Стоп! — раздался над самым ухом голос мастера. — Что здесь происходит?
— Он на меня напал, — туша начала подниматься с земли, отряхивая одежду. — Так нельзя, учитель.
— Неправда, — вступилась Регина. — Я видела, Иванов защищался.
— Это правда! — присоединилась к ботаничке Ева. — Верещагин полез в драку.
Раздался нестройный хор голосов. Многие подтвердили правоту Регины. Барский и Кротов возмущались, у них нашлось несколько сторонников — те неудачники, что огребли от меня накануне.
Мерген-оол поднял руку, прекращая затянувшийся спор.