Школа новичка

Несмотря на это, оборону они держали.

Крылатые бестии клубились над ними, как мухи над коровьими лепешками, то и дело выдыхая белые слепящие языки пламени, но големы держались. Взмахами рук они разгоняли «мошкару», не давая приблизиться к наполовину оплавленным воротам, ведущим вглубь цитадели.

Хотя… Если ворота оплавлены — значит, кто-то уже прорвался?..

БАБУЛЯ-А-А!.. — взревел я во всю силу драконьих лёгких и рванул к башне.

Картина старушки в инвалидном кресле, в одиночку отбивающуюся от мерзких тварей, так и маячила перед глазами.

Но моргнув несколько раз, я сообразил, что картина сия мне не привиделась.

Бабуля и впрямь сидела в своём кресле, но находилась не где-то там, за толстыми стенами, а в буквальном смысле на линии огня.

Её, вместе с креслом, окружал полупрозрачный ореол — видать, защитное поле. Потому что раскалённые добела языки саламандр только жалили его оболочку, но до хозяйки добраться не могли.

Раззявив пасть, я ринулся в бой.

И… Не знаю, что это было.

Я испытал нечто вроде удара электрошоком.

Крылья судорожно вывернулись, как зонтик на ветру, хвост загнулся бубликом, лапы растопырились, глаза выпучились.

Кувыркаясь, как подбитый Брундуляк, я рухнул вниз…

Где-то на полпути я превратился в человека.

Не знаю, как я это понял — просто знал, и всё. И даже успел подумать, что упав, окажусь совершенно без одежды.

Искусством создавать шмотки буквально из пыли, клубящейся в воздухе, я ещё не овладел, так что придётся принять голую правду — такой, как она есть…

Внезапно вынырнув из смога, я увидел, как земля вспучивается навстречу. Она предательски ударила меня в лицо, по рёбрам и другим чувствительным органам, дыхание вышибло, а вместе с ним, как мне показалось, и мозги.

В черепе стало пусто, сознание накрылось лоскутным одеялком и громко захрапело.

Моё бездыханное тело куда-то потащили… Но это могли быть и глюки. Чего не привидится при падении с высоты драконьего полёта?

Открыл глаза от того, что кто-то самозабвенно лил на меня ледяную воду.

Когда лежишь голым на жестких камнях, как-то очень остро осознаёшь, что вода — именно холодная, и что нижние твои регионы обдувает совсем не ласковый ветерок.

Рассудив, что добрый человек такую экзекуцию учинять не станет, из положения лёжа я постарался перетечь сразу в боевую стойку — видел такое в кино.

Но реальность, как всегда, внесла свои коррективы, и вместо того, чтобы принять угрожающую позу, я запутался в собственных конечностях и больно ударился копчиком о что-то твёрдое.

Тогда я стал превращаться в дракона — рассудив, что здоровенной чешуйчатой рептилии куда сложнее причинить вред, чем мягкому человеку.

К тому же, в драконьем виде нагота меня не смущала — сказывались особенности строения организма.

Спина зачесалась — именно оттуда, как я понимаю, начинали прорезываться крылья…

— Не советую.

Голос был смутно знаком. Как будто я его уже слышал, и даже вступал в полемику. Но где это было и когда…

Он мне напомнил нашего профессора математики из универа — та же безграничная усталость и снисходительное терпение по отношению к нам, великовозрастным дебилам…

Но чтобы вот так, без предупреждения, встретиться с профессором Котёночкиным… Маловероятно.

— Не советуете что?.. — на всякий случай уточнил я. Если речь о формуле Мандельбротта — я полностью за.

— Становиться драконом в столь тесном пространстве.

Так. Это точно не Котёночкин — вряд ли профессор математики стал бы рассуждать на серьёзных щах о драконах.

— К тому же ты, сын, потратил много энергии. Вряд ли метаморфоза в столь истощенном состоянии пройдёт успешно.

«Сын»

Только один человек в целом свете может сказать это НАСТОЛЬКО собственническим тоном.

— Папа?..

Я не знал, где нахожусь. Но в этом месте было темно, холодно и действительно тесно — моя голова в сидячем положении упиралась в потолок.

— Ты же… Тебя же… — при каждом слове я подскакивал от избытка чувств, стукался макушкой и никак не мог закончить мысль.

— Я думал, ты догадаешься.

— О том, что головой о камень — это больно?

— О том, что я жив.

— Да в этом я и не сомневался, — морщась, я принялся растирать конечности — замёрз, как собака. Так и чувствовал твёрдые синие пупырки на коже. Брр. — Недавно я даже начал подозревать, что исчезновение — твоих собственных рук дело. Ну в смысле: не того калибра ты человек, чтобы вот так взять, и позволить похитить себя из собственной спальни.

— Недавно?

— По мере поступления информации, — подтянув ноги к груди, я кое-как умостился на заднице и шмыгнул носом. Ничего, слава Люциферу, не сломано, зато простуду подхвачу — как здрасьте. — Словечко там, шепоток здесь… Бабуля вот добавила соли в борьщик. Ну в смысле, не княгиня Златка. Другая.

— Леди Шторм. Я понял.

И вновь этот снисходительный тон…

— Пап, можно спросить?

— Смотря о чём.

— Сколько тебе лет?

В ответ я услышал негромкий и довольно приятный смех.

— Лучше тебе не знать, сын. Скажу — не поверишь. Или подумаешь, что столько не живут.

— Знаешь, действительность последних месяцев настолько расширила мои горизонты, что я верю уже буквально во всё. Ну, разве что, в существование говорящих хомяков — вряд ли.

И тут, на голом бедре, я почувствовал острые коготки.

Заорав, я попытался вскочить — мало ли, кто там ползает, а у меня всё хозяйство на улице…

И конечно же, так расшиб голову, что из глаз полетели искры.

— Уй…

— На твоём месте я бы двигался менее энергично, — посоветовал отцовский голос. — Я уже говорил: здесь довольно тесно.

— Но кто-то на меня…

В следующий миг моё лицо облизал холодный влажный язык.

— Гермиона! Ангел мой, как ты здесь оказалась?..