Школа обмана

Сегодня Родик, несмотря на все переживания, почувствовал, что долгое время лишал себя очень многого.

Он случайно попал в зал с древнерусскими иконами около которых раньше не задерживался, и вдруг ощутил на себе пристальные и суровые взоры. Попорченные веками лики святых окружили его, словно призывая к ответу. В голове непроизвольно всплыли сцены общения с болгарами. Стыд захватил Родика. Не желая поддаваться ему, он спешно покинул зал, но тут же очутился среди портретов, которые всегда плохо воспринимал из-за неестественности застывшей мимики. Сейчас ему показалось, что лица подвижны и все изображенные на полотнах смотрят на него с укором. Подойдя к стоящей посреди зала скульптуре, он задумался о причинах таких перемен в своем восприятии, но объяснение напрашивалось одно: они — в угрызениях совести.

Чтобы отвлечься, он, не задерживаясь, прошел мимо хрестоматийных картин Саврасова, Шишкина и Крамского, осознавая их величие, но не имея желания и сил преодолевать сейчас барьер негативного восприятия, выработанный пошлыми развешанными повсюду копиями и бесчувственными школьными штампами. Отдыхая от верещагинских военных аллегорий, он задержался возле Айвазовского, вспомнив счастливые дни своего детства, проведенные в Феодосии. Наконец Родик добрел до любимых картин Куинджи и долго всматривался в чарующие глубины дымчатых горизонтов. Потом он, сидя на стуле, старался разобраться в потрясающей многоплановости репинских и суриковских полотен. Сходил к Врубелю и опять вернулся к Куинджи. Затем побродил среди современной живописи. В общем, отвлекся так, что не заметил, как музей подготовился к закрытию. Он нехотя прошагал чередой залов и вышел на улицу.

Водитель спал, откинувшись на спинку сиденья. Родик постучал в стекло, и вскоре, вновь полюбовавшись видами Кремля, они добрались до ресторана «Узбекистан». Здесь Родик поужинал в тиши отдельного кабинета, скрываясь от любопытных глаз возможных преследователей…

На вокзале он забежал в камеру хранения и поместил портфель в механическую ячейку. Выйдя в зал и изучив табло с информацией об отправляющихся поездах, он после недолгих размышлений вернулся и извлек из портфеля коробочку со статуэткой.

Окса с огромным в сравнении с ее миниатюрной фигуркой чемоданом ждала у вагона, всем своим видом выражая недоумение.

Они поцеловались, и Родик, предвосхищая ее вопрос, сообщил:

— Других билетов не было, только через Ленинград. Ты ужинала?

— Нет, но у меня все с собой.

— Я тоже в ресторане всякого набрал, даже выпивку. Так что поедем с комфортом. Люблю железную дорогу. Пора устраиваться. Я на этом поезде раньше часто ездил — «СВ» здесь чистенький… Вот возьми свой талисман. Я понял, почему его продали за такую баснословную для Африки сумму. Судя по всему, нам предстоит успешная поездка.

— Как тебе удалось ее так хорошо склеить? — спросила Окса, открыв коробочку.

— Сам не знаю. Пошли в вагон. Проводница уже нервничает.

Поезд медленно набирал скорость и удалялся от Москвы, увозя Родика и Оксу в вынужденное путешествие.

Родик не знал, что готовит ему будущее. Если бы знал, возможно, вышел бы на одном из мелькающих за окном полустанков и попробовал бы начать все сначала. Однако будущее никому не ведомо. И он сидел, расслабленно слушая мерный перестук колес и воркование Оксы, раскладывающей на купейном столике нехитрую снедь. Впереди его ожидали приятная ночь, длинная дорога и новые впечатления.