Школа прошлой жизни

Я сомневалась в этом, но сделала как он велел. Мне не хотелось ни говорить с ним, ни тем более спорить.

— А как же вы? — в конце концов взяло верх мое воспитание: я должна была уточнить, не доставит ли ему это великодушие неудобств. В одной рубахе, такой же задрипанной, как и весь его наряд, Лэнгли не перестал казаться наследным принцем.

— Я умею концентрироваться. Мне не холодно, не волнуйтесь.

Нэн тоже умела, подумала я. Она не замерзла бы, но…

— Вы видели госпожу Крэйг?

— Ее здесь нет и не было. Пойдемте, я хочу вам кое-что показать.

Это Лэнгли, наверное, спугнул ворон, когда я подъезжала к монастырю. Может, ходил к лошади или куда-то еще.

— Вы голодны? Кстати, что с вашим лицом?

Лэнгли шел впереди и не оборачивался, но он уже заметил синяк и убеждаться лишний раз ему явно не требовалось.

— Я заехала по просьбе крестьянина со сломанной телегой на пасеку, и там у меня началась истерика. Жена пасечника дала мне пощечину, чтобы я успокоилась, — без утайки ответила я. — Ваша очередь. Как вы сюда добрались?

— Узнал у Питера короткий путь. Купил заодно еду и сена для лошади.

— Почему вы оставили меня там? — Лучше бы он не напоминал мне про это, потому что я совершенно забыла, что Лэнгли заплатил за мое пребывание на хуторе. — Это подло!

Лэнгли остановился и теперь уже обернулся ко мне. Я едва не налетела на него, вовремя сбавив шаг. Все равно вышло неловко.

— Я не хотел, чтобы вы рисковали, — спокойно объяснил он. — То, что нужно, я нашел и без вас. Я привез бы вам эти книги, и опять моя очередь — почему вы здесь?

Я уже говорила и была в замешательстве. Значит, мой первый ответ его не устроил, но я не намеревалась рассказывать все, что успела надумать. Книги, которые так нужны госпоже Джонсон, найдены, что же, он здорово облегчил мне задачу.

— Я думала, что вы сбежали, и хотела довести все до конца.

Лэнгли прошел еще немного вперед, до неприметной двери, толкнул ее, жестом пригласил меня войти. Здесь монастырь сохранился лучше, холод не чувствовался, и в сюртуке и мантии Лэнгли поверх моей собственной мантии я начала согреваться.

— Свечи не отсырели, — заметил он, — отменное монастырское качество.

Комнатка была когда-то архивом. Старыми книгами здесь было забито все, и Лэнгли не особо заморачивался, чтобы сохранить прежний порядок. Половина полок и рядов была беззастенчиво разорена, вторая половина оставлена нетронутой — как только он нашел что искал, занялся изучением.

Я подошла к столику, на котором лежали открытыми несколько книг. Записи о рождениях и смертях, рукописные, старые, и — я почувствовала разочарование, противное, холодное, еще холоднее, чем было мне от мерзкой погоды, я даже пролистала несколько страниц, но…

— Ничего не разобрать, — упавшим голосом сказала я, и Лэнгли грустно усмехнулся за моей спиной.

Я взяла одну из свечей, стоявших на столике, и поднесла ее ближе. Лэнгли светил на страницы фонарем, но я не хотела принимать его помощь. Все бесполезно. Одна страница, другая, третья, и чернила на них давно выцвели и растеклись, может, когда-то этот архив затопило или так и затапливало из года в год, как только ливни становились постоянными.

— Это книга того времени, когда был бунт брата Новоявленной Вероники, — сообщил Лэнгли. — Видите — годы, — он приподнял книгу, которую я смотрела, указал на обложку. — Очень много смертей, правда?

— Да, — ответила я. Рождения были слева, смерти — справа, соответственно датам, и на одного младенца было… десять, пятнадцать смертей.

И хотя пометки «муж», «жена», «вдовица», «отрок», «младенец» действительно были сделаны на анселском языке, причин смерти практически не писали. Только напротив одного имени я разобрала «сорвался с колокольни», а возле имени одной из женщин — «скончалась родами».

Я листала книгу. В основном — чернильные пятна, но потом мне удалось кое-что различить. Лайонелл непонятно какой, Джастин Бо… — и неясно, что дальше, «...берт», или Роберт, или Альберт, или еще кто-нибудь, младенец, — и все.

— Те, кого записывали здесь, упокоены? — спросила я.

— Думаю, да, — немного помолчав, отозвался Лэнгли. — Может, записаны те, в чьей смерти были уверены?

Все могло быть. Я продолжала смотреть, и Лэнгли забрал у меня свечу, я не возражала. Без нее было удобнее.

Что же я тут ищу? Самоубийцу?

— Нам нужна причина смерти? — Я наконец сообразила, что делаю не так, а Лэнгли не думал подсказывать. — Какая именно?

— Я не знаю, — теперь он ответил быстро. — Не от естественных причин. Насильственная, преждевременная. Любая. Вот это?..

Я проследила за его пальцем.

— «...дра Блоссом», — с трудом разобрала я. — Сандра? Кендра? Она не смогла разродиться. Видите — «смерть в родах».

— Почему вы решили, что она не смогла разродиться? — полюбопытствовал Лэнгли. — Она могла истечь кровью?

— Потому что рядом нет записи о рождении младенца, — пояснила я и почувствовала себя главной. Неожиданно приятно. — Смерть может быть любая, главное — преждевременная?

— Видимо, да.

Я продолжала искать. Внезапно количество смертей сравнялось с количеством рождений, и я поняла, что где-то в этот момент Юджина и повесили.

Лэнгли насторожился. Я ощутила исходящее от него напряжение — возможно, я внушила себе это, или он стоял слишком близко. И просмотрела еще раз: Юджин должен был быть одним из последних.

Но я его не нашла и перелистнула страницу.

— Казненных тоже записывали сюда?

— Я говорил вам про искупление. Да. Что-то нашли?

— Нам нужен Юджин?

Лэнгли молчал, и мне пришлось оглянуться. Он заметил мой взгляд, улыбнулся. И несмотря на то, что я была смертельно уставшая, я не удержалась от улыбки ответной.

— Нам нужен Юджин? — повторила я.

— Мы возьмем эту книгу с собой, — вместо ответа сказал Лэнгли. — Госпожа Джонсон во всем разберется, надеюсь.

Госпожа Джонсон? Лэнгли еще многое не знал.

— Я думаю, вам стоит немного поспать, — предложил он. — Если вы согрелись, сможете уснуть. Пойдем, тут есть неплохое место для сна…

Он очень странно перевел разговор. И я помотала головой — мне показалось, что он увидел на страницах что-то важное. Сдаваться так просто я не собиралась и опять повернулась к книге.