Школа Северного пути
Шрифт:
Удар веером рассек первого врага пополам -- вдоль, от макушки до задницы. Тварь моментом рассыпалась в прах, так и не явив истинной сущности. Зато второго из прислужников Юань нашинковал знатно -- ровно на пять ломтей. В разные стороны брызнула вонючая жижа. Из-за острого запаха тлена Имэй чуть не избавилась от недавнего ужина.
Чжу Юаня же пронять такими мелочами, как запах, оказалось гораздо сложнее. Пока девушка подавляла рвотные позывы, тот расковырял палкой останки.
– Еще одна собака, - сказал он.
– Большая. И шкуру содрали.
– Яогуай?
– Угу, - задумчиво проворчал шаман.
–
– Либо твой па... наш наниматель связался с кем-то, кто практикует темное искусство, - закончила за него Имэй.
Жестоко убитые, замученные животные перерождаются в духов-демонов, неуправляемых и опасных для любого человека. Но чтобы нежить подалась в слуги к богатенькому наследнику, такого еще не случалось.
– У меня поганое предчувствие.
Судя по тому, как вгрызся братец Чжу в костяшки пальцев, слово "поганое" он выбрал специально, чтобы самому не так страшно было.
Шаман терпеливо дождался, пока Имэй сделала шесть защитных талисманов -- на пол, на потолок и на все четыре стены их комнатушки. Чтобы те не только предупредили, если ночью пожалуют непрошеные гости -- любые: живые и неживые, но и отразили первую волну атаки. Небольшая фора не помешает
– Шелестеть только будут, - заранее предупредила девушка.
– Без этого нельзя.
– Знаю. Ложись!
Чжу Юань на ощупь был, как печка, горячий. Он прижался к спине соратницы, полностью повторяя контуры её тела. Одну руку сунул под шею, второй обнял за живот, устраиваясь поудобнее. Это было... стеснительно как-то.
– Юань... кхм...
– Чего тебе еще?
– Я тебе точно не мешаю?
Чуткий братец сразу уловил в её голосе тайный смысл и гнусно захихикал, щекотно фыркая в затылок.
– Ты себе льстишь, ученица Ли. У меня, конечно, был год воздержания, но спать рядом с тобой в одной постели всё равно, что с братцем Бай Фэном матрас делить. В смысле, ни я, ни он не по этой... хм... части.
– Не поняла. Что ты такое сказал?
Имэй решила, что она ослышалась, и пребольно ущипнула шамана за предплечье.
– Не знала, что ли? Бродяга, едва ты чуть-чуть вылюднилась из заморыша и стала похожа на девушку, быстренько всем разъяснил, чего тебе не предлагать, как бы в каком месте ни зачесалось вдруг. И обещал переломать все кости за любое поползновение.
– Куда поползновение?
– К тебе под юбку, дурында. Лю Хань никогда не говорил, как сломалось его левое запястье?
Девушка потрясенно икнула.
– Ага! Мне тоже немного прилетело, но по мелочи, - признался Юань.
– Я просто пошутил, но ты ж знаешь Бродягу?
Она знала, еще как знала, но никогда бы не подумала, что Бай Фэн способен на такие выходки по отношению к побратимам.
– Мы быстро уяснили, что подкатывать к тебе опасно для жизни, - пустился в воспоминания Юань.
– Хотя... уж извини, сестренка, но ты статью не вышла, чтобы тебе мужики проходу не давали. Однако же, брат Бай Фэн прав был, мы ж отроки, кровь бушует, любая девчонка -- лакомый кусочек. Сказал, пока сама не пожелает, сама не придет -- забыть, что она, то бишь ты, тоже женщина.
Подруга в его объятиях подозрительно притихла мышкой-норушкой.
– Ты еще не...
– Нет!
– отрезала Имэй,
– И правильно, - зевнул Юань.
– Все должно быть к сроку и к месту. Но, учти, я уже занят. ГоЭр, если вдруг чего, оторвет мне всё, что болтается.
И через несколько протяжных зевков бесстыжий шаман преспокойно задрых, да так сладко и заразительно, что Имэй не долго переживала из-за услышанного. Снилась ей жуткая жуть, впрочем, рассеявшаяся без следа при пробуждении.
ГЛАВА 7. Две восковые утки
За ночь талисманы немного пожухли, а тот, что прилеплен был на потолок, еще и обуглился по краям. Это означало, что какая-то тварь неусыпно стерегла посланцев Школы до самого рассвета. Не исключено -- призрачная бестия пожаловала.
Как тут было не вспомнить пару любимых слов Бродяги? Опять же, уборщик громко крыл на чем свет стоит неведомых ублюдков, подкинувших смердящую падаль во двор приличной гостиницы.
– День, начатый с ругани, кончится дракой, - мрачно пробурчал Юань.
– Жопой чую.
Но дурное предчувствие аппетит ни ему, ни Ли Имэй не испортило. Драка будет вечером, а до вечера нужно еще дожить и сделать это проще всего на сытый желудок.
В доме Первого министра воздух тоже всё ещё вибрировал от словес, посвященных ночной прогулке наследника, ему самому и его же безответственному поведению. О том шептались за сетчатыми дверьми женскими голосами, дрожащими, как после долгого плача. Гнев сян-го отчетливо пах горелой собачьей шерстью.
– Досталось всем, - шепнул Юань.
– Замялся, поди, палкой махать.
Но Первый министр вовсе не выглядел уставшим. Раздосадованным -- да, но не человеком, который когда-то собственноручно отбил почки двум своим дочерям. Видимо, возраст своё брал. Годы уж давно не те.
– Не обижайся на старшего брата, Юань-эр, - сказал сян-го, ожидая чего угодно, кроме холодного равнодушия в ответ.
– Это ваши семейные дела, господин уважаемый наниматель. Жалею лишь, что стал причиной недоразумения.
– Не говори так, Юань. Ты тоже часть нашей семьи.
Уговоры пошли по новому кругу, и господин Чжу И уже не стеснялся присутствия скромного помощника. Он льстил, хвастался, сулил все земные блага, окончательно растеряв давешнюю спесь. Такие разительные перемены без изрядного пинка под зад с людьми его полета не случаются, справедливо решила Имэй и насторожилась. Любой другой свидетель ночного происшествия, самое меньшее, должен был поутру написать донос и снести его в столичную управу. Любой, но только не Чжу Юань. Он оставался сыном Первого министра, признанным и законным, а потому никак не мог донести на отца и брата. Какой умный и тонкий расчет!
– Мне бы посмотреть на землю, где упокоится гуйфэй, - напомнил Юань, вклинившись в монолог папаши, когда тот решил дух перевести после очередной длинной тирады. Вид у шамана был скучающий, но Имэй чувствовала, как тот весь кипит от злости.
– Да, конечно. Я и запамятовал, - вздрогнул Первый министр.
– Сейчас подадут угощение, а после мы отправимся прямо туда.
– Мы уже как бы и пожрамши, - недовольно буркнул шаман, подчеркивая, что он давно не сын благородного семейства, а потому изъясняется соответствующе.