Школа суперменов

И улыбнулся. Так широко и искренне, что Мезенцев и вообразить себе не мог, что такое возможно.

— Миша! — сказал Леван. — Ну давай, проходи скорее...

Жора Маятник и Гриб тоже взглянули на вошедшего, но на их лицах не возникло радости, там возникло странное сочетание брезгливости и опасения.

Мезенцев предпочел сидеть прямо и не дергаться. Все по-прежнему висело на тонкой ниточке. А если учесть, что на другом конце нити висел не только он сам, но и Лена, то вести себя стоило именно так.

Между тем Маятник буркнул что-то насчет «юродивого». Леван это услышал и отчетливо произнес в ответ:

— Миша — мой ангел-хранитель, если кто не в курсе. А ты мне просто завидуешь, Жора.

— Было бы чему завидовать, — отозвался Маятник.

— Вспомни Дагомыс, Жора. Вспомни, чем это кончилось для тебя и чем для меня. Оцени разницу. А уже потом говори.

— Кончилось для нас одинаково: поимели и тебя, и меня, — немедленно ответил Маятник.

— Заберу его с собой в Германию, — сказал Леван, пропустив мимо ушей последние слова Маятника. — А то я, как без рук, там без него, ей-богу.

Вошедший медленно шагал к Левану, огибая стол, и Мезенцев теперь увидел его.

Молодой парень с растрепанными рыжими волосами не очень уверенной походкой двигался к Левану, едва касаясь рукой стены. Мезенцев мгновенно вспомнил его — Дагомыс, шестнадцатый этаж, странная процессия под покровительством человека с автоматом. Тогда рыжий шел третьим, сразу за Леваном. Мезенцев вспомнил, что у парня были неподвижные зрачки — сейчас они были закрыты темными очками.

А еще он вспомнил, как слепой тогда остановился возле Мезенцева и как будто хотел ему что-то сказать, но потом все же проследовал дальше.

Мезенцеву вдруг снова почудился порыв холодного воздуха, но он отнес это на счет нервного ожидания. И тогда рыжий парень остановился. Остановился и повернул голову в сторону Мезенцева.

Мезенцев не видел его зрачков за стеклами, более того, он знал, что рыжий слеп, но тем не менее ощущение было, как от направленного прямо в лицо Мезенцева пронзительного взора. Желудок Мезенцева испуганно сжался и прилип к ребрам.

Секунду спустя рыжий отвернулся и снова зашагал к Левану, но и секунды было достаточно, чтобы Мезенцева замутило. У него появилось ощущение дежа-вю — все это уже было, тогда в Дагомысе. Возможно, если он обернется, то увидит тела Генерала и Инги? По позвоночнику пробежал холодок, а потом в виски ударил жар. Отсутствующим взглядом Мезенцев наблюдал, как рыжий Миша сел позади Левана и что-то зашептал ему в ухо. Леван слушал, поглядывая в сторону Мезенцева. Жора Маятник что-то писал на листке бумаги. Гриб смотрел ему через плечо. Жар сжимал виски Мезенцеву, и он не выдержал:

— Коля... Мне надо выйти...

— Чего? — удивился Коля.

— Выйти, понимаешь? Хреново мне, понимаешь?

Коля растерянно смотрит на Левана, но тот завороженно слушал шепот рыжего Миши. Маятнику вообще нет дела до Мезенцева, он что-то считал столбиком, а Гриб проверял на калькуляторе.

— Прямо и налево, — процедил сквозь зубы Коля, принимая решение. — И быстро, быстро...

Мезенцев — как ему кажется — стремительно и бесшумно выскользнул из комнаты, но на самом деле он едва успел дойти до двери, как в спину ему ударил возглас Левана:

— Стоять!

Мезенцев замер, тем более что вездесущий Коля схватил его за плечо.

Мезенцев обернулся и увидел, что Леван почему-то привстал. Жора Маятник с раскрытым ртом глядел на них обоих, не понимая происходящего. Позади Левана рыжеволосый Миша дрожал от возбуждения. Он был бледен и, кажется, вот-вот упадет в обморок.

— Так это ты?! — спросил изумленный Леван. — На самом деле — это ты?!

Мезенцев понял вопрос без пояснений. Преодолевая подступающий ужас, он виновато развел руками, как бы извинясь за то, что сделал.

И за то, что должен будет сделать сейчас.

3

Мезенцев сбросил с плеча руку Коли и выдернул у того из наплечной кобуры пистолет.

Коля зверски скривил лицо и получил первую пулю — не за гримасу, а за то, что стоял ближе всех.

Потом Мезенцев стрелял в пять других бледных пятен, являвшихся человеческими лицами, но по-настоящему старался он попасть только в одно — в бледное слепое лицо рыжеволосого юродивого.

Единственного человека во вселенной, который знал всю правду про Мезенцева. Ту правду, которую и сам Мезенцев предпочел бы забыть.

Поэтому Мезенцев стрелял, пока не кончатся патроны в обойме.

Досадное недоразумение. Все это не более чем досадное недоразумение.

Глава 31 Настя Мироненко

1

Миллионы светящихся точек медленно сливаются в большие пятна, а те приобретают внятные очертания, и в результате перед глазами в очередной раз возникает то, что Настя совершенно не желает видеть, но тем не менее видит снова и снова...

Картинка окончательно прояснилась, словно мозговой видеомагнитофон наконец произвел автотрекинг вставленной кассеты. И Настя видит...

...Незнакомец вытер лезвие ножа о кухонную тряпку и не очень уверенно произнес:

— Ну вот. Ну вот теперь уже не надо спрашивать — бабушка, как здоровье?

Девочка, так и не успевшая снять шубу, а лишь расстегнувшая верхнюю пуговицу и развязавшая тесемки вязаной шапки, дрожала мелкой дрожью и ничего не отвечала. Ее остановившийся взгляд был неотрывно нацелен на вытянутую в направлении пола бабушкину руку. По пальцам медленно стекала темная кровь, она чуть задерживалась на желтых старушечьих ногтях, а потом отрывалась от поверхности кожи и падала на пол.

— Ничего не хочешь мне сказать? — Незнакомец задумчиво вертел в руках кухонный нож, а потом резким движением швырнул его в раковину. — Ничего? И ничего не хочешь сделать? Нет? Так и будешь сидеть?

Он приблизился к девочке вплотную — большой темный человек с чужим запахом и сильными руками. Потом зашел ей за спину и положил ладони на плечи. Его ладони — широкие и тяжелые. Сцепленные вместе, они составляют надежный ошейник, сомкнувшийся вокруг детской шеи.

— Молчишь. Ничего не говоришь. И ничего не делаешь. Хорошо. Я подожду. Раз такое дело, я подожду.

Очередная темная капля ударила в пол. Пальцы на плечах девочки зашевелились — незнакомец размял их, словно он пианист, а тонкие детские кости — клавиатура, предназначенная для исполнения некоего произведения.

Некоторое время они были неподвижны — девочка и мужчина за ее спиной. Неподвижны, словно памятник.

А затем тьма окутала их. Как всегда. Как всегда.

И, как всегда, после этого сна Настя проснулась с подступившей к горлу тошнотой. Тошнота была реальна и понятна. Сон был нереален и непонятен. Однако почему-то он приходил в ее сны снова и снова.