Школа в Кармартене

Гвидион, погруженный в учение, мог по неделям ходить в отцовской рубахе и в совершенно нормальных, с его точки зрения, штанах из овечьей шерсти. Ллевелис обычно носил одежду эпохи, но носил ее с изяществом и независимостью человека, не прикованного к своему времени. На спинке его кровати подчас можно было видеть небрежно брошенными два-три непарных носка, которые он поспешно сметал в невидное место при появлении гостей.

На всех предметах, где рассаживали по складу ума, Гвидион и Ллевелис оказывались в дальних противоположных концах класса.

…Гвидион с Ллевелисом бегом пересекли рыночную площадь, опаздывая на приметы времени, поэтому один из членов городского магистрата, стоявший перед проемом настежь открытой двери в школу и недоуменно ощупывавший видимую ему одному каменную кладку, вызвал их раздражение. Не дожидаясь, пока тот соберется с мыслями, вспомнит, как это делается, и переступит наконец порог, Ллевелис, самым вежливым образом взяв советника под локоток, буквально втолкнул его внутрь. «Вам директора? – быстро спросил он. – Вон там, на конюшне. Раскланивается со своим пони, видите? Шляпу перед ним снимает». Они бросили ошеломленного представителя властей на произвол судьбы, выбежали из-под арки и увидели, что семинар по приметам времени уже идет. Мак Кархи взмахом руки создал во дворе модель пригородного поезда и учил всех заходить в двери. Девочки визжали. «Это только кажется, что двери закрываются совершенно внезапно, на самом деле этот миг до некоторой степени предсказуем. Показываю еще раз», – и Мак Кархи с обворожительной улыбкой зашел в вагон и снова вышел. Потом он обернулся вороном, взлетел на крышу вагона над дверью и кивком дал всем знак по очереди заходить. Визг возобновился. Ллевелис подозревал, что негласный девиз Мак Кархи – «Не объясняй очевидного», и в сочетании с самым убийственным предметом в школе эффект этого был поразителен. Приметы времени ненавидели все, и в первую очередь – сам Мак Кархи, но из года в год заниматься ими приходилось. Мак Кархи, полагая, что предмет обязывает, неизменно появлялся на пэвэ в потрепанных черных джинсах, но поверх все равно носил мантию с кружевным воротником.

– Слушай, ну зачем нам это уметь? – простонал Ллевелис. – Все равно же это никогда в жизни не понадобится!..

– Никогда не знаешь, куды вопрешься, – задумчиво возразил Гвидион, в сомнительных случаях жизни обыкновенно цитировавший свою прабабушку.

Но при следующей фразе доктора Мак Кархи поежился даже бывалый Гвидион.

– Есть такой поезд, который ходит под землей, – тоном человека, излагающего древнюю легенду, сказал Мак Кархи.

* * *

– Что это вы пишете, дитя мое? – раздался ядовитый голос у Гвидиона за плечом. – «…причиняя большой ущерб исконному населению Британских островов…». Запомните, молодой человек: исконное население Британских островов – это я. Все остальные появились там гораздо позже. А это? «Наши знания об этом времени весьма скудны и приблизительны, и события эти по большей части принадлежат области неизвестного». Гм… Если вам нечего сказать, сокращайте, сокращайте это математическими значками. Наши знания об этом t– > 0, и cобытия эти Є Х. [6] А то изводите только пергамент. Пишут, пишут, – сами не знают, чего пишут. Единственное, что я могу сделать для вас как очевидец и не последний участник этих событий – это оставить вас после уроков, и вместо всей истории Британии вы будете мыть пол. Вот этой тряпкой. О, о, о. Я вижу на вашем лице ужас. Это старая, заслуженная тряпка. Мне подарили ее в Аннуине. [7] Имя ее… впрочем, оно вам ничего не скажет.

6

Следует читать: «Наши знания об этом [тэ] стремятся к нулю, и события эти принадлежат множеству икс».

7

Аннуин ( Annwyn) – потусторонний мир в валлийской традиции.

Так Гвидион впервые увидел своего учителя Мерлина, и ему еще повезло. Тряпка, явно сделанная из шкуры дракона, с шипами на спине, огрызалась и извивалась, когда он пытался отжать ее. Но гораздо худшим способом с учителем познакомился Ллевелис. На вступительном экзамене Мерлин, доверительно перегнувшись к нему через подлокотник кресла и всем своим видом показывая, что готов слушать ответ по билету, представился:

– Профессор Мерлин Амброзий… Или Аврелий?.. Извините, память уже не та.

– Как? Профессор Мерлин? – закашлялся Ллевелис. – Но ведь вы…

– Я что? – быстро спросил Мерлин.

– Я читал, будто с вами произошла… одна неприятная история.

– Одна?! Вы мало читали.

– Ну, что-то с креслом… Лемурий Кумбрийский писал, – Ллевелис не мог оправиться от смущения. – Ох, как же там было?.. А, да!

«…Вы видите магические знаки, Начертанные мною? – молвил Мерлин. — Они гласят на древнем языке, Что каждый смертный, севший в это кресло, Немедленно исчезнет навсегда». Тут грянул гром, и стены пошатнулись, Посыпались со звоном витражи, И вздрогнули собравшиеся в зале: Сказав сии слова, волшебник Мерлин Сел по ошибке в собственное кресло И, к ужасу собравшихся, исчез.

– Не припоминаю, – сказал Мерлин задумчиво, потирая лоб. – А! – он хлопнул себя по лбу с видом человека вспомнившего.

Великий маг? Блестящий прорицатель? Так утомился в продолженье речи, Что помутился разум у бедняги? И пятнами какого хочешь цвета Он весь покрылся, с ног до головы?

Ллевелис сгорел со стыда.

– И, закатив глаза, он начал биться? – не переставал цитировать Мерлин. – И булькало…

– Так это все неправда? – терзаясь, спросил Ллевелис.

– И, как отныне знает каждый школьник, он, пошатнувшись, рухнул в это кресло, войдя в века как полный идиот, – закончил Мерлин. – Ну, почему всё? Однажды я действительно исчезал ненадолго. И больше моего места никто не занимал. А то, знаете, чертовски трудно найти свободное место, когда приходишь последним. Такие свиньи! Никто не уступит придворному магу!.. Чем меньше вы будете читать Лемурия Кумбрийского, Ллеу, дитя мое, тем более и более свет знания будет разливаться по темным закоулкам вашего разума, так что со временем дойдет и до самых пяток. Продолжайте.

Цветные пятна солнечного света на плиточном полу двусветного зала успели значительно переместиться к той минуте, когда Ллевелис закончил шевелить пересохшим языком и уставился на показавшуюся вдалеке, над горной грядой, угольно-черную птицу с чудовищного размаха крыльями, быстро подлетавшую к школе и метившую прямо в окно. Влетев в приотворенное окно, она обернулась свитком и упала Мерлину в руки.

– Так-так, – сказал он сам себе, пробежав глазами послание. – У плохой вести длинные крылья, это верно подмечено. Нас собираются инспектировать! Боже мой, и кто же? Кто? Англичане! Просветите меня, милейший, – обратился он к Ллевелису, не глядя на него, – там что, при лондонском дворе, одни англичане? – Ллевелис не нашел слов и смолчал. – Во времена короля Ллуда, сына Бели, это трудно было бы себе представить. «Проверке подлежит… как сам учебный процесс, так и… условия… м-м-м… проживания… санитарные условия…» Решительно, лондонцы закоренели в убеждении, что моются только они одни. А ведь это не совсем так. Боюсь, с этим они поторопились слегка. Впереди лошади покатились, – и он одним нетерпеливым движением руки отпустил окончательно потерявшего дар речи Ллевелиса, которому только через три дня удалось узнать, что в школу он принят.

– Безобразие! – ворчливо говорил в тот же вечер Мерлин коллегам. – Вы знаете, впервые студент в ходе приемного экзамена намекает мне на то, что я уже умер. Совсем распустились. Я что, похож на труп?

Сомневаться в полной реальности профессора Мерлина не приходилось: он появлялся повсюду, лично вникая во многое. Когда кто-нибудь плохо себя вел, Мерлин никогда не ругал нарушителя: он скучающим тоном обещал усыновить его, и это каждый раз действовало безотказно. Ученики разбегались от него как от огня.

* * *

Древнегреческий в школе вел Дион Хризостом из Вифинии, бродячий софист кинического толка. Хотя он любил софистические диспуты, различные каверзы и эпатажные выходки, а занятия на старших курсах у него обыкновенно затягивались до вечера и заканчивались пирушкой в чисто мужской компании, надо отдать ему должное: на этих пирушках не дозволялось ни слова по-валлийски, все сальные шутки неизменно отпускались на аттическом диалекте греческого языка, вина же бывали исключительно южных широт и настоящей выдержки.