Школа в Кармартене
Шрифт:
– Вы что, не видите, что это грубейшая подделка? Рукопись претендует по почерку писца на девятый век, а в заставке у нее при этом использована берлинская лазурь! – кричал архивариус. – Дилан, сын Гвейра, когда была изобретена берлинская лазурь?..
– В XVIII веке, – отлетало у Дилана от зубов. – Но ведь здесь упоминается Спиноза, так что девятым веком это все равно никто не датирует…
– А кто просит вас углубляться в содержание! Вы на палеографии! Вы должны уметь датировать рукопись, не читая текста!..
Профессор Курои, сын Дайре, высился над учениками, как гора, поросшая
Раз в неделю, в дождь и в ведро, Курои здоровенным пинком вышибал обыкновенно своих учеников в древние эпохи для лучшего усвоения деталей быта. Но и Курои, человек отнюдь не сентиментальный, на первых порах пожалел и без того перепуганных первокурсников и при самой первой встрече не стал отправлять их поодиночке ни на базарную площадь Эборакума, впоследствии Йорка, ни ко двору короля Конхобара в Эмайн-Махе, ни на пустое место, где впоследствии возник Лондон, как было у него принято. Он вообще для первого раза не стал их никуда отправлять.
– Сейчас мы с вами посмотрим некоторые сны, – сказал он, – а в конце урока обсудим увиденное.
Под его сумрачным взглядом все тут же уронили головы на руки и слаженно заснули. Через час класс протирал глаза в некотором ужасе.
– Итак: что мы с вами только что видели? – не дав им опомниться, спросил Курои.
– Резню между какими-то ужасными первобытными людьми, – робко сказала Телери, дочь Тангвен.
– Стыдитесь! – воскликнул Курои и принялся порывисто расхаживать по классу. – Неужели вам ничего не говорит их одежда? Подумайте!
Все подумали.
– А… это была одежда? – спросил Горонви.
– Позор! – пророкотал Курои. – Вы видели сражение между доблестным кланом МакДональдов и блистательным кланом МакГлашенов Лисмора за спорные пастбища Гленши.
Все напряженно припомнили странные тряпки, намотанные на участников события, и поняли, что да, они действительно были клановых цветов.
– Кем был человек, который начал бой?
– Начал? Да разве в этой каше разберешь, кто там что начал?
– Который рассек противника пополам?
Девочки побледнели при воспоминании – как о рассеченном противнике, так и об этом заросшем щетиной человеке с совершенно безумным взглядом.
– Это был Энгус, сын Дугласа, знаменитый вождь клана МакГлашенов, – стыдил их Курои. – Чему только вас до сих пор учили? Безобразие! Теперь вспомните человека, отрубившего головы троим, в следующих один за другим поединках, в середине сражения. Кто это был?
– Какой-то выродок, – сказал Дилан, сын Гвейра, и никто не предполагал, что тут может быть иной ответ.
– Это был Мередах О’Дали, великий лирический поэт, которого клан МакДональдов приютил в изгнании. Тончайшая лирика разлуки, пронзительный гимн берегам Ирландии… Я не знаю, чем там с вами занимается коллега Оуэн на уроках поэзии, но мне стыдно
за вас! Теперь: человек, который, как вы помните, спрыгнул со скалы, зайдя МакДональдам в тыл, раскроил голову их дозорному и затем сразился один против восьмерых. Кто это был?Все живо вспомнили это перекошенное лицо, залитое грязью и кровью, но, наученные предыдущим опытом, помалкивали.
– Это был крупнейший мыслитель своего времени, Аластар, сын Фергуса из клана МакГлашенов, светило богословия и выпускник нашей школы!!! – окончательно добил их Курои. – Последний вопрос: где, по-вашему, самое безопасное место для современного человека в прошлом?
Все подумали, что под кроватью в собственной спальне, вчера, но никто ничего не сказал.
– В гуще битвы на Бойне, – веско сообщил Курои. – В крайнем случае, при Гастингсе.
– Почему? – решился спросить Гвидион.
– Потому что в разгар битвы на Бойне вы можете появиться там хоть в джинсах и с бутылкой пива «Murphy’s», торчащей из кармана, и никто этого не заметит! – назидательно сказал Курои.
В один из первых школьных дней Мерлин суетливо созвал первый курс, стал повыше на лестничных ступенях, чтобы все его видели, и сказал:
– С сегодняшнего дня к вам будет приставлен куратор. Чтобы вы ко мне не приставали с ерундой, с мелочами не лезли чтобы ко мне… к личности такого масштаба!.. Что у кого-то там пуговица оторвалась, губы потрескались… Масляная плошка коптит. Половичок… уползает. Со всем этим прошу к куратору. Что у кого-то там резинка порвалась на штанах, нос облупился, тетрадь закончилась… Если кому нужно второе одеяло или еще что-нибудь… А на мне нечего виснуть, я тоже, знаете… живой человек!.. Другое дело – Кервин Квирт. И липнуть к нему, и виснуть на нем – пожалуйста. Сколько угодно, – сказав это, Мерлин опасливо огляделся и хотел уже скрыться.
– А какой предмет он ведет? – спросили из толпы.
– У вас – никакой. Слава Богу, – озабоченно ответил Мерлин. – А вообще он ведет на старших курсах… это… уйму различных дисциплин. Обратитесь к расписанию.
– А как он выглядит? – беспокоились первокурсники.
– А как он выглядит, вы скоро узнаете, – пригрозил Мерлин, подхватил полы своего балахона и припустил от них во всю прыть.
Трое или четверо простодушных первокурсников, попытавшихся на другой день отыскать по расписанию Кервина Квирта и подойти к нему с мелкими жалобами, вернулись бледные и испуганные. По их словам, страшнее этого они никогда ничего в жизни не видели. Едва засунув свои носы в щель массивной двери, за которой Кервин Квирт вел свой предмет – восстановление из пепла, они забыли, зачем пришли, и зареклись впредь шляться по аудиториям старших курсов. На лекции происходило что-то неописуемое, и в эпицентре неописуемого располагался Кервин Квирт.
Бедная Крейри, которая хотела всего-навсего пожаловаться ему, что боится темноты и что дома у нее был ночник – такой глиняный домик с окошком, со свечкой внутри, – а здесь нету, рассказывала, трясясь мелкой дрожью:
– Там посередине темнота, и в воздухе – как будто метла метет…
– Нет, это сам воздух закручивался в спираль. Со свистом, – поправил ее Лливарх.
– Нет, это Вселенная закручивалась со свистом в спираль, а темно было, потому что вот эта вот воронка вобрала в себя весь свет, – перебил Дилан.