Школа волшебства и другие истории

— Она заклятье, как бывало, произнесла — и вот напасть! — самой себе наколдовала в одно мгновение пропасть: когда пожарные сирены, вдруг раздались вблизи арены, как раз во время колдовства и перепутали слова! «Вот это да!» — подумал Вилли, от нетерпенья сам не свой. — А почему, — воскликнул Вилли, — пожар случился цирковой? — Могу представить я, какой ты там увидал бы тарарам! Машины, лестницы, брандспойты — и все из-за каких-то дам! Представь: старушки кофе пили, вдруг на пол — хлоп! И ну лежать! А их соседи завопили: «Горим! Горим!» — и ну бежать. «Вот это да!» — подумал Вилли, а самого берет озноб. — А почему, — воскликнул Вилли, — старушки эти на пол — хлоп? — Представь себе: старушки чинно сидят за кофе и халвой, и вдруг неведомый мужчина у них летит над головой! Где только ангелы и Музы летают, как заведено, вдруг пролетел профессор Дюзе со страшным свистом сквозь окно! «Вот это да! — подумал Вилли. — И я всегда летать хотел!» — А почему, — воскликнул Вилли, — туда профессор залетел? — Представь: летит по небу птица — летит в покое, в вышине. Хотел профессор научиться парить, как птица, в тишине. А потому искал он Фрица — мальчишке лет, наверно, пять, чтоб у того осведомиться, как нужно правильно летать. «Вот это да!» — подумал Вилли и стал от зависти как мел. — А почему, — воскликнул Вилли, — мальчишка Фриц летать умел? — Мальчишка Фриц чирикал звонко, свистел и каркал без конца и знал любого воробьенка уже с гнезда, уже с яйца. Он с каждой маленькой синичкой и с каждым крошкой-снегирем, как будто с братцем и сестричкой, сидел на дереве одном. «Вот это да!» — подумал Вилли и вспомнил всех знакомых птиц. — А почему, — воскликнул Вилли, — как птица жил мальчишка Фриц? — Представь: был дом и сад сначала, сосна стояла за окном и постепенно вырастала — все выше, выше день за днем, пробила стены, черепицу, застряла в окнах и дверях, покуда все семейство Фрица не поселилось на ветвях. «Вот это да! — подумал Вилли. — Мальчишке Фрицу повезло!» — А почему, — воскликнул Вилли, — так странно дерево росло? — А виноват один художник: нарисовал он сад и дом, потом взглянул на свой треножник с почти готовым полотном и набросал еще проворней сосну, глядящую в окно, да так, что та пустила корни и проросла сквозь полотно. «Вот это да!» — подумал Вилли, он был в искусстве не силен. — А почему, — воскликнул Вилли, — нарисовал картину он? — Чтобы родители и дети могли ее увидеть въявь, как декорацию в балете в театре оперном… Представь, что ты сидишь в умолкшем зале, и постепенно гаснет свет, и все танцоры в позы встали, — а музыки все нет и нет. «Вот это да!» — подумал Вилли и призадумался опять. — А почему, — воскликнул Вилли, — оркестр никак не мог начать? — А потому что в темном зале все музыканты как один над дирижером хохотали, поскольку этот господин в театр ворвался без оглядки и устремился прямо в зал в одних носках, с дырой на пятке, и этой пяткой засверкал! «Вот это да!» — подумал Вилли, забыв про зависть и про страх. — А почему, — воскликнул Вилли, — был дирижер в одних носках? — Представь, смешнее нет картинки: он по пути ступил на клей и отодрать не смог ботинки от тротуара, хоть убей! В тот вечер тщательно и быстро асфальт, куда ни поглядишь, был по приказу бургомистра намазан клеем для афиш. «Вот это да!» — подумал Вилли, не отводя от дяди глаз. — А почему, — воскликнул Вилли, — был дан такой смешной приказ? — На самом деле, бургомистра почти никто в лицо не знал: свои приказы он речисто по телефону отдавал. А потому никто не понял — и то сказать, поди узнай! — что был весь день на телефоне его домашний попугай. «Вот это да!» — подумал Вилли: он был догадлив, хоть и мал. — А почему, — воскликнул Вилли, — из дома бургомистр пропал? — Представь себе, он был в больнице, он утирал обильный пот, совсем не мог пошевелиться и открывал как рыба рот. Он голос потерял, бедняжка, и в изумленье щеки тер, вздыхая горестно и тяжко в кругу врачей и медсестер. «Вот это да!» — подумал Вилли, был при враче и он несмел. — А почему, — воскликнул Вилли, — он так внезапно заболел? — Он ночью выглянул в окошко, на крыши глянул с высоты, а там кругом то кот, то кошка, — сплошные кошки и коты. Он посмотрел на все на это, и что с ним стало — сам пойми: ведь были галстуки надеты на всех котов — и все мои!

«Вот это да!» — подумал Вилли, не веря собственным ушам. — А почему, — воскликнул Вилли, ты отдал галстуки котам? — Зачем мне галстуки? — ответил веселый дядя в свой черед. — А ты бы галстук мой заметил под самой пышной из бород? А чтоб она была густою, но аккуратною притом, ее расчесывать — не скрою! — как раз и нужно гребешком!

Мони создает шедевр

Мы с Мони такие закадычные друзья, каких только поискать. И хотя ей всего шесть лет, а я раз в десять старше, для нас обоих это не имеет ровным счетом никакого значения.

Когда она приходит ко мне в гости, мы играем — причем никогда не ссоримся — или просто беседуем, высказывая друг другу свои воззрения на жизнь и на устройство мироздания, причем наши взгляды почти во всем совпадают. Или по очереди читаем вслух любимые книги, при этом нам ни капельки не мешает то обстоятельство, что Мони еще не умеет читать, поскольку свои любимые книги она, как и я, прекрасно знает наизусть. Мы с глубоким уважением относимся друг к другу. Я к ней — за то, что ей в голову приходят необычные идеи, а она ко мне — за то, что эти ее идеи я весьма высоко оцениваю.