Школьные годы Поля Келвера
Шрифт:
Я снова задумался, и мне вспомнились ее слова.
– Она говорит, что тот, кто может написать великую книгу, более велик, чем сам король, что дар писать книги дается человеку в залог свершения и поэтому писатель никогда не должен забывать, что он - слуга божий.
Некоторое время он сидел молча, опустив подбородок
Потом он повернулся ко мне, положил руку мне на плечо, и его живые ясные глаза приблизились к моему лицу.
– Твоя мать - умная женщина, Поль, - сказал он.
– Никогда не забывай ее слов. Вспоминай их, когда станешь взрослым, они будут лучше влиять на тебя, чем болтуны в клубах...
– Ну, а каких ты читаешь современных писателей?
– спросил он, немного помолчав.
– Читал ты кого-нибудь - Теккерея, Булвера-Литтона, Диккенса?
– Я читал "Последнего барона", - сказал я ему, - и мне понравилось. Я был в Барнете и видел ту церковь. И мистера Диккенса я тоже кое-что читал.
– Ну и что ты думаешь о мистере Диккенсе?
– спросил незнакомец, но мне показалось, что этот вопрос его не очень интересовал. Он подобрал с земли горсть камешков и стал сосредоточенно бросать их в воду.
– Я очень люблю его, - сказал я, - он смешной.
– Но ведь не всегда же?
– он перестал бросать камешки и резко обернулся ко мне.
– Нет, не всегда, - согласился я, - но больше всего мне нравятся у него смешные места. Я так люблю то место, где мистер Пиквик...
– К черту мистера Пиквика!
– воскликнул он.
– Разве он вам не нравится?
– удивился я.
– Да нет, в общем я люблю его - или, скорее, любил, - ответил он, просто он мне немного надоел, вот и все. А твоей маме нравятся книги мистера... мистера Диккенса?
– Только не смешные
места, - объяснил я ему, - она считает, что иногда он бывает...– А, знаю!
– прервал он меня, и мне показалось, что он сказал это с раздражением.
– Немного вульгарен, да?
Меня удивило, как точно он угадал ее слова.
– По-моему, мама плохо разбирается в юморе, - сказал я, - иногда она не понимает даже папиных шуток.
Он снова рассмеялся.
– Ну, а другие места ей нравятся?
– спросил он.
– Те места, где мистер Диккенс... не вульгарен?
– Да, - ответил я.
– Она говорит, что, когда он хочет, он может писать так тонко и нежно!
Сумерки сгущались. Я решил снова спросить его, который час.
– Чуть больше четверти девятого, - сказал он, посмотрев на часы.
– О, мне так жаль, - воскликнул я, - но мне уже надо идти!
– И мне очень жаль, Поль, - ответил он.
– Может быть, мы еще встретимся. До свидания.
И, пожимая мне руку, он сказал:
– Ты так и не спросил, как меня зовут, Поль.
– Разве?
– удивился я.
– Нет, Поль, - ответил он, - и это заставляет меня думать о твоем будущем с надеждой. Ты эгоист, Поль, а это - начало всякого искусства.
И он так и не назвал мне своего имени.
– Может быть, в другой раз, когда мы снова встретимся, - сказал он. До свидания, Поль, желаю тебе счастья!
И я пошел своей дорогой. На повороте тропинки я оглянулся. Он все еще сидел на скамейке. Его лицо было обращено в мою сторону, и он махал мне рукой. Я тоже помахал в ответ, а потом кусты и ветки деревьев понемногу скрыли его от меня, и в подымающемся тумане зазвучали грубые, хриплые голоса: "Парк закрыт!", "Парк закрыт!".