Шкура лисицы
Шрифт:
– Ты получишь пять монет золотом, «старая рука», – спокойно сказал Хамо. – Это немалый куш.
– Подумал бы о том, как ты сможешь забрать эти деньги и скрыться с ними, – не унимался Данстен.
– А ты подумал бы о своём будущем с монетами. Ты сможешь купаться в кларете, – возразил Хамо.
– Для этого мне хватит денег с браконьерства.
– Пять золотых – тебе одному! Это королевская доля.
Данстен медленно поставил длинный лук на место. Трое похитителей расслабились. Старик взял большую керамическую кружку и зачерпнул что-то из бочонка.
– Не желаете ли сделать по глоточку, «парни»?
– А что это такое? – подозрительно спросил Хамо. – Та самая брага, которую ты сам настаиваешь на лесных ягодах
– Отменный напиток!.. Самый расчудесный! – Данстен пустил кружку по кругу.
Хамо едва не стошнило. Алан и Альдо выпили с удовольствием.
– А пожевать у тебя есть что-нибудь? – спросил печально старый Альдо. – Я голоден, как кабан.
– Поищи там, в печке.
Альдо направился к очагу, а Алан набросился на Хамо:
– Ты напрасно похитил «птичку». Проще было её устранить. Эврик обязательно расскажет о ней Гарпии, и они пустят по нашему следу Соважа.
– Заткнись! – оборвал его Хамо.
Данстен выпрямился.
– О чем это вы? О Соваже? Но ведь он не в деле, верно?
– Даже об этом не думай, – отрезал Хамо.
– Легко сказать, – пробурчал Алан, поворачиваясь к Данстену. – По дороге мы встретили Эврика. Он видел нашего «голубя» и, готов голову прозакладывать – сообщит о ней Мамуле Гид.
– Если Соваж в игре, то я – нет, – заявил Данстен, отступая к полке с оружием.
Хамо вытащил кинжал.
– Оставь свою рогатку в покое. Соваж Гид меня не пугает. Он нам – не помеха.
– Соваж – это сплошная плесень, – заявил Данстен. – Вас я хорошо знаю, кое-что людское в вас ещё осталось. Но Соваж Гид… протух до потрохов.
Хамо сплюнул в очаг.
– Он просто сбрендил, вот что я скажу.
– Не без этого, но у него руки от крови не просыхают. Он «танцует с голени» чаще, чем дышит. Мне не по нутру, когда «затачивают» «резалом» ради забавы.
– Об этом не думай, – повторил Хамо. – Давай-ка поедим лучше.
Старый Альдо разложил оленье рагу по тарелкам.
– Это королевская еда, по закону нам такое не положено, – сообщил он, кладя добрую порцию в свою деревянную тарелку. Затем добавил: – Альдо отнесёт поесть «птичке», ей будет впору.
– Да, уж мы должны учитывать её тонкий вкус, – произнёс с издёвкой Хамо.
– Другого-то всё равно ничего нет, – старый Альдо направился к лестнице.
Вся в слезах, леди Эрроганц сидела на ящике. Когда вошёл старый Альдо, она подняла на него глаза, полные надежды.
– Вот, возьми-ка, – бодро проговорил он. – Ты почувствуешь себя получше, когда немного подкрепишься.
Запах несвежего дикого мяса вызывал у неё тошноту.
– Нет, благодарю… Я не смогу…
– Пахнет, действительно, плоховато, – согласился Альдо. – Но это – лучше, чем совсем ничего.
Он поставил тарелку, посмотрел на кучу тряпья и покачал головой.
– Ты не привыкла к подобной обстановке? Альдо постарается подыскать для тебя какую-нибудь подстилку.
– Спасибо, ты очень любезен. – Она немного поколебалась и спросила, понизив голос: – Не хочешь ли ты мне помочь в другом? Если бы ты сообщил моему отцу о том, где я нахожусь, то получил бы неплохую плату. Я умоляю тебя, помоги!
– Альдо не сможет, – прошамкал старый Альдо, пятясь к лестнице. – Альдо ничего не сможет сделать для девушки. – Он закрыл крышку и присоединился к остальным.
Поев, Хамо встал.
– Впервые в жизни такую гадость ем, – заявил он и вздохнул. – Авила, наверное, думает, что со мной что-то случилось.
– Не мечтай. – Алан встал, чтобы выглянуть в окно. – Ты вообразил, что она о тебе забеспокоится?
Хамо отмахнулся и хотел было возразить что-то, когда Алан отскочил от окна, со страхом выхватывая кинжал.
– Хамо! – заорал он в ужасе. – Вон они! Всадники! Это «парни» Гид!
Хамо тоже бросился к окну. Пятеро всадников спешились возле чёрной повозки и направились к дому. Хамо узнал высокий силуэт
Эврика и отшатнулся от окна.– Спустись в подвал и оставайся там с «птичкой», – приказал он Данстену. – Сделай так, чтобы она не «закудахтала». 17 Возможно, мы их всех перережем. Ступай! – Подталкивая Данстена, он вместе с ним спустился к леди Эрроганц.
17
«Кудахтать» – доносить, раскрывать посторонним преступный замысел (жаргон).
– К дому подъехали настоящие злодеи, которые принесут тебе больше горя, чем мы, – объявил он ей сквозь зубы, вытирая о шоссы вспотевшие ладони. – Хочешь остаться живой – сиди тише мыши. Я постараюсь их обмануть, но, если они проведают, что ты здесь, тебе придётся плохо.
Ледяной ужас охватил леди Эрроганц. Она испугалась даже не его зловещих обещаний, а явного ужаса, от которого он сам сжимал в отчаянии челюсти.
Хамо еле успел закрыть крышку люка и забросать его соломой, как приехавшие вошли в дом. Эврик, в надвинутом на глаза капюшоне, держал руки под плащом. Руки стоявшего правее свисали вдоль туловища свободно, но взгляд его излучал враждебность и холод. Это был Хик. Уилмот и Лекарь Волк прикрывали Соважа.
Всё внимание Хамо было приковано именно к Соважу. Он присел на край сундука и смотрел пустым взглядом на носки своих запылённых сапог. Из-за безвольного лица многие совершали ошибку, принимая его за нерешительного человека, но скоро понимали, что под маской слабака скрывалось жестокость бесчеловечного существа.
Жизненный путь Соважа Гида был типичным для одержимого кровью убийцы этих лет. Начал он с того, что с малых лет полюбил деньги и научился добывать их всеми доступными путями. У него был темперамент изувера, в детстве он обожал мучить животных. Когда Соваж достиг юношеского возраста, он переключился на людей. Бывало, изредка он производил впечатление обычного человека, но чаще вёл себя как сумасшедший. Его мать, Мамуля Гарпия Гид, не признавала умственной неполноценности сына. Во время ереси Чёрной Тени он примкнул к одной из разбойничьих шаек. Рискованность, умение владеть оружием, лёгкая добыча денег очень понравились ему. Под их влиянием Соваж раздобыл себе кинжал, и вскоре впервые окропил свои руки кровью, после чего ему пришлось скрываться, и некоторое время о нем никто не слышал. После его возвращения, Мамуля Гид решила сделать его главарём шайки и набрала в неё подходящих людей: Хика, недавно вернувшегося с каторги, где он сидел за ограбление каравана; Эврика, бывшего наёмника Чёрного герцога, Уилмота, большого специалиста по осадному оружию, Лекаря Волка, преклонных лет мужчину, изгнанного из гильдии врачей за изготовление дурмана и с радостью взявшегося за предложенный заработок. Посылая разбойников на дело, Мамуля Гид тщательно продумывала все до мельчайших подробностей, а затем натаскивала сынка, как дрессированного пса. Если ей доводилось вбить ему в голову все тонкости, Соваж их уже не забывал. Банда называла Соважа своим главарём. Но настоящей главой шайки оставалась его мать. Кроме этого, даже самые отпетые негодяи шёпотом поговаривали о тёмном культе, в котором состояли члены банды, а Мамуля Гид была в нём верховной жрицей.
Хамо охватил животный страх. Он словно примёрз к месту, не спуская глаз с Соважа, держась за ворот рубахи, показывая ему свои самые миролюбивые намерения.
– Здорово, Хами! – сказал Эврик. – Готов поклясться, ты не ожидал столь скоро вновь меня увидеть?
Хамо медленно подошёл к очагу.
– Здорово, – ответил он сдавленным голосом. – Да, так скоро я увидеть тебя не ожидал. – Он остановился около Алана, который даже не повернул головы, чтобы взглянуть на него.
– Куда делась «голубка», что была с вами?