Шкуро: Под знаком волка

— Не только я утвердил этот приговор, а все казаки нашего освободительного войска.

— Пощадите, — простонал Петров. — Я искуплю вину, отслужу…

— Молчи, сволочь, — сказал ему Мельников. — Не будет тебе пощады.

Вдруг что-то произошло с приговоренным — вскинул голову, глаза ожили, сказал хриплым натуженным голосом, нетвердо:

— Знаю, что не пощадите. Многих из вас такая же смерть ждет, — говорил комиссар, глядя в глаза Шкуро. — Я казак, как и вы. Прошу вас исполнить последнюю волю: тело мое отправьте матери в станицу Николаевскую. И еще скажу…

Шкуро махнул рукой, казаки-палачи схватили Петрова, подняли на скамейку. Один из них ловко накинул петлю, другой выбил скамейку. Закачался, заиграл ногами повешенный, выкатились и застыли удивленные лошадиные глаза.

Много смертей видел Андрей Шкуро, но эта почему-то запомнилась на всю оставшуюся жизнь. Стоял на крыльце, глядя на последние судороги повешенного, и в лицо ударило холодом — порыв ветра из будущего. И с обычной человечьей противоречивостью обвисшее покручивающееся тело вызвало радостное удовлетворение, похожее на любовное. Ради такого ощущения надо чаще вешать врагов.

Подозвал Мельникова:

— Саша, пусть этот комиссар пока повисит, а потом…

— Я знаю — в станицу…

— Нет. Мы не обязаны выполнять желания повешенных комиссаров.

Положить его в тачанку и с каким-нибудь пленным отправить в Ставрополь, а на большом листе написать: «Так будет со всеми большевиками, если не сдадите Ставрополь».

VI

В субботу утром Михаил Петрович и Лена оформили Свой брак по новому обычаю — в Ставропольском Совете. Их сопровождали Маргарита и Палихин. Воронцовская улица сияла светлыми женскими платьями, летними матросками. Свет исходил от белых стен домов.

— А завтра здесь будем венчаться, — сказала Лена, проходя мимо церкви. — Как раз Казанская, праздник.

— Не раздумали, Михаил Петрович? — спросил Палихин.

— Чего хочет женщина — того хочет Бог, — ответил размягченный Стахеев, купающийся в радостях медового месяца.

— По нонешнему времени и о Боге-то помалкиваем. У нас в отряде узнали про одного, что он молится в церкви — и все. Выгнали с позором.

— Не портите детям праздник, — сказала Маргарита. — Еще неизвестно, что будет завтра, может быть, к старому вернемся.

— Навряд. Читаете газеты? Деникина окружили Сорокин и Ковтюх. Шкура побоялся к Ставрополю подойти. В обход двинулся.

— Я слышала, что он храбрый атаман, и про него Много интересного рассказывают, — сказала Маргарита я покосилась на Лену.

— Он храбрый, но не полководец. Я его знаю. — Михаил с кокетливой небрежностью напомнил о своем знакомстве.

— Я видел, как он рубил наших, — вспомнил Пали-хин. — Полководец не полководец, а бандит опасный.

И вместо милых слов о соединении любящих загремели другие — о сражениях, пулеметах, расстрелах, грабежах, Учредительном собрании. Упоминали и Ленина и Троцкого, Деникина и даже Пугачева и Стеньку Разина. Палихин оказался если неначитанным, то хорошо наслышанным — в солдатской школе был хороший офицер-учитель.

— И Разин и Пугачев — все они бандиты, — говорил Палихин. — И тоже знали всякие умные слова: свобода, власть народу… А сами — только грабить. И Шкуро такой же. Большевики — те не только говорят, но и делают. Конечно, землю у богатеев надо отнять и дать бедным. Все жить хотят. Вот атаман кричит, что он за Учредительное собрание, даже за восьмичасовой рабочий день, а самому только бы шашкой поработать да награбить добра.

— А у нас, у тех, кто с Советами, все правильно? — спросил Стахеев. — Вы довольны, что с нами?

— Тут ведь сразу и не поймешь: я с вами или вы с нами. Конечно, не все так, как надо, но это уж зависит от людей.

— Хватит политики, — прервала дискуссию Маргарита. — Нас дома ждет пирог, а вы все о неприятном.

— Очень мудро вы о пироге вспомнили, Маргарита Георгиевна, — согласился Палихин. — Только я забегу в отряд — это рядом — и сразу к пирогу.

В этот день с утра полковник Шкуро обсуждал со Слащовым, Солоцким и Калядиным сложный вопрос: каким образом кормить десятитысячную армию. Мало того, что не хватает оружия и патронов и приходится рассчитывать на то, что добудешь в бою, так и продовольствием никто не снабжает. Солоцкий надеялся на помощь населения: «Станичники всегда казака накормят. Да и крестьяне тоже. Надо распределить полки по станицам и селам». Слащов считал, что продукты надо покупать у населения, а деньги — у отряда есть, говоря это» он поглядывал на командира. Калядин вспомнил обещания князя Лоова помочь деньгами.

Шкуро был мрачен, и собравшиеся предполагали, что причина в неудачно подбритых усах — он то и дело теребил рыжевато-русые волосы над губой. Отвечал на предложения командиров грубовато:

— Мы ж не на курорте Минеральных Вод, чтобы по селам разойтись и на сеновалах валяться. Возьмем Ставрополь, пойдем дальше с Деникиным или куда нас направят, и кто там будет нас кормить? И денег у меня нет, Яков Александрович. Не гляди на меня так, будто взаймы хочешь взять. Комиссарские деньги уже потратили на кормежку. Вот про Лоова хорошо вспомнили. Напишу ему. Пока разойдемся. В Птичьем стоим — по-птичьи будем и кормиться.

Поднялись, но уже стоя у двери, Слащов напомнил и о другом:

— Андрей Григорьевич, вы собирались в Тихорецкую к Деникину. Посоветуйтесь с ним. Когда вы собираетесь туда? Или пойдем всем отрядом?

— К Деникину я поеду после взятия Ставрополя.

— Но это же не так скоро. У нас и плана еще нет, — не унимался начальник штаба.

— Скоро, Яков Александрович. Может, и сегодня. А план у меня есть. Все. Расходимся.

И опять Солоцкий, уходя, взглянул на полковника — не шутит ли. И вновь увидел, что тот говорит серьезно и почему-то вдруг подобрел. Наверное, солнечное утро обрадовало — посмотрел в окно и вроде даже улыбнулся.

Как не обрадоваться, увидев, что к крыльцу штабного дома подскакал усталый, похудевший Кузьменко?

Меньше чем через полчаса полковник вошел в комнату, занятую Слащовым. Тот сидел за столом и измерял линейкой какие-то расстояния на карте.

— Говорил я тебе, Яша, что сегодня Ставрополь возьмем — вот и начнем операцию.

— Как же мы будем начинать? — с удивлением и плохо скрытой насмешкой спросил Слащов. — План разработаем или поднимем полки и пойдем? Атакуем город, заполненный матросскими и красноармейскими отрядами с артиллерией и пулеметами?

— Без атаки возьмем» а артиллерия у нас тоже есть.

— Где? — В голосе Слащова уже слышалось возмущение.

— На бумаге, друг Яков Александрович. Забыл, как начинали? С несколькими казаками вошли в Бекешевскую, и пулемет у нас был деревянный, а ты полками командовал, теми, что сам на бумаге нарисовал. Вот и артиллерия у нас такая.

— Но большевики знают, что у нас есть и чего нет.

— Не будем, Яша, спорить. Пиши ультиматум. Например, вот так:

«Советским властям города Ставрополя! Требую в 24-часовой срок сдать город войскам Кубанской Освободительной армии. В противном случае Ставрополь будет разгромлен тяжелой артиллерией, а захваченных большевиков беспощадно уничтожим. В случае добровольной сдачи обещаю прощение взятым в плен. Ответ жду немедленно.

Полковник Шкуро!»