Шмяк! (Бац!)

Даже драки толком не было. Гномы в основном сидели и распевали мрачные песни; они падали, когда пытались встать, – а некоторые, уже попытавшись, теперь лежали и храпели. Тролли, напротив, по большей части стояли, но тут же валились, стоило их толкнуть. Двое-трое троллей, сохранивших чуть более ясную голову, попробовали завязать неуклюжую и нелепую рукопашную, но пали жертвой старого доброго приема – хорошо рассчитанного пинка.

По крайней мере, почти все. Ваймс переступил с ноги на ногу в надежде умерить боль в боку. Нужно было это предусмотреть…

Но все хорошо, что хорошо кончается, не так ли? Никаких жертв, и вдобавок, вящего удовольствия ради, Ваймс раздобыл утренний экземпляр «Таймс». В передовице шла речь о бандах, наводнивших город, и о Страже, которая, «судя по всему, не намерена наводить порядок на улицах».

«А вот и намерена, дурень ты этакий». Ваймс чиркнул спичкой по какому-то постаменту и зажег сигару, празднуя маленькую, но несомненную, хоть и мрачноватую, победу. Ей-богу, они нуждались в небольшом торжестве. Стража предотвратила очередную Кумскую долину, и было так приятно, что у них появился повод гордиться. В конце концов, они добились несомненного результата…

Ваймс уставился на постамент. Он не помнил, чья статуя некогда здесь стояла. С тех пор на постаменте отметились поколения уличных художников.

Постамент украшали тролльи граффити, сведя на нет труды тех, кто пользовался обыкновенной краской. Ваймс прочел:

МИСТЕР БЛЕСК ОН АЛМАЗ

Рудничные знаки, городские надписи… Когда дела идут скверно, горожане пишут на стенах.

– Командор!

Ваймс повернулся. Капитан Моркоу, в сверкающей броне, спешил навстречу, и его лицо, как обычно, лучилось чистым, стопроцентным энтузиазмом.

– А я думал, что велел всем стражникам, которые не охраняют арестованных, идти спать, капитан, – сказал Ваймс.

– Я только хотел кое-что уточнить, сэр, – сказал Моркоу. – Ветинари прислал в Ярд записку. Он требует рапорта. Я решил, что лучше сказать вам, сэр.

– Я тут как раз подумал, капитан… – не сдержался Ваймс. – Может быть, установить небольшую табличку? С незатейливой надписью. Например, «Кумская битва НЕ состоялась здесь 5 грюня в год Креветки». Может быть, кто-нибудь даже выпустит дурацкую почтовую марку. Что скажешь?

– Что вам самому надо поспать, командор, – ответил Моркоу. – И потом, годовщина Кумской битвы только в субботу.

– Разумеется, памятник в честь битвы, которая не случилась, – это я слегка загнул, но хотя бы марка…

– Леди Сибилла очень обеспокоена, сэр, – Моркоу просто излучал тревогу.

Гул в голове Ваймса утих. Словно очнувшись при упоминании Сибиллы, разные части организма выстроились в очередь, словно кредиторы, размахивающие долговыми расписками. Ноги, страшно уставшие и нуждавшиеся в ванне; урчащий живот; огнем горящие ребра; больная спина; мозг, отравленный собственным ядом. Вымыться, поесть, поспать… какие отличные идеи.

Но сначала нужно было еще кое-что сделать.

– Как там наш мистер Пессимал? – спросил Ваймс.

– Игорь его подлатал, сэр. Он слегка ошалел в суматохе. Конечно, я не могу приказать вам пойти и повидать его светлость…

– Не можешь, потому что командир тут я, – сказал Ваймс, все еще как пьяный от изнеможения.

– …но Ветинари может – и он приказывает, сэр. Ваш экипаж будет ждать у дворца, когда вы выйдете. Это приказ леди Сибиллы, сэр, – закончил Моркоу, апеллируя к высшей инстанции.

Ваймс посмотрел на уродливую громаду дворца. Чистые простыни вдруг показались такими соблазнительными.

– Я не могу появиться перед патрицием в таком виде, – проговорил он.

– Я договорился с секретарем Стукпостуком, сэр. Горячая вода, бритва и большая кружка кофе ждут во дворце.

– Ты обо всем позаботился, Моркоу…

– Надеюсь, сэр. Теперь ступайте.

– Но и я кое о чем позаботился, а? – заявил Ваймс, радостно покачиваясь. – Лучше мертвецки пьяный, чем просто мертвый, да?

– Классический прием, сэр, – заверил его Моркоу. – Годится для учебника истории. А теперь идите, сэр. Я поищу Ангву. Ее постель не смята.

– Но в это время месяца…

– Знаю, сэр. В корзинке она тоже не ночевала.

Из сырого погреба, который некогда был чердаком и в котором теперь хлюпала грязь, вурмы выползали сквозь маленькую дырку меж давным-давно сгнившими деревянными планками.

Доску пробил чей-то кулак. Промокшее дерево треснуло и раскрошилось.

Ангва протиснулась в очередную темноту и наклонилась, чтобы помочь Салли. Та отозвалась:

– Ну вот, опять какая-то дыра.

– Я надеюсь, – сказала Ангва. – Думаю, нам нужно подняться еще как минимум на один уровень. Здесь есть арка. Пошли.

Столько тупиков, заброшенных вонючих комнат и ложных надежд… и слишком много грязи.

Наконец запах сделался почти осязаемым, он стал частью темноты. Ангва и Салли перебирались из одного зловонного и мокрого помещения в другое, ощупывая грязные стены в поисках замурованных дверей и ища хотя бы крошечный лучик света на потолках, покрытых хоть и необычными, но все равно отвратительными наростами.

И тут обе услышали музыку. Пять минут они брели, поскальзываясь, прежде чем оказались у замурованной двери, но поскольку ее заделали, используя суперсовременный анк-морпорский раствор из песка, лошадиного навоза и овощных очистков, несколько кирпичей уже вывалились сами собой. Салли выбила почти все остальные одним ударом.

– Прошу прощения, – сказала она. – Вампирская привычка.

За разбитой стеной стояли бочонки. Судя по всему, сюда регулярно заходили. В погребе была нормальная дверь. Монотонная унылая музыка доносилась сквозь доски потолка. В нем виднелся люк.

– Так, – произнесла Ангва. – Там, наверху, люди. Я их чую…

– Я могу насчитать пятьдесят семь бьющихся сердец, – добавила Салли.

Ангва многозначительно посмотрела на нее.

– Знаешь, я бы на твоем месте не хвасталась таким талантом.

– Извини, сержант.

– Людям неприятно это слышать, – продолжала Ангва. – Лично я, например, способна раздавить в пасти человеческий череп, но я же не сообщаю об этом направо и налево…

– Я запомню, сержант, – сказала Салли с неестественной кротостью.