Шофер. Назад в СССР. Том 3
Шрифт:
— Как выкручиваться будете? — Я подбоченился, — не надо мне, чтобы где-то ни там я был вписан.
— Понимаю, — Вакулин кивнул, — обещаю выяснить сегодня. А завтра с тобой увидимся и поговорим по этому поводу.
— Ладно, — кивнул я серьезно, — пробуйте. Не хотелось бы мне и тут все в свои руки брать. Потому как от подковерных партийных интриг меня вывертывает наизнанку так, что сил никаких нету.
— Понимаю, — серьезно закивал он, — меня тоже. Да ничего не поделать. Коль хочу очистить хотя бы наш райком от всей этой бюрократической дряни, приходится их же оружием работать. Но все равно,
— Да нет. Узнайте че там с заявлением, — пожал я плечами, а потом меня осенило, — хотя… Есть одна штука.
— Какая? — заинтересованно склонил голову набок Вакулин.
— Расскажите, мне, где вы немцев расселили? Я у кого не спрошу, либо не знают, либо не хотят говорить.
Вакулин сначала удивленно поднял брови, громко засопел. При этом лицо его быстро потемнело, стало хмурым.
— А тебе зачем? — Спросил он.
— По личному делу. Ничего особенного. Просто познакомился я с одним из немцев на учениях, и кое-что надо ему передать.
— Вот как, — Вакулин задумался, — вещь какую?
— Вроде того.
— Мда, — он засопел. Полминуты молчал, решаясь, потом все же решился, — ладно. Раз уж я так перед тобой виноват, то скажу. Хутор Раздольный, что в пяти километрах от Красной.
— А, — хмыкнул я, — как я сам не догадался?
Раздольный был очень новым хутором. Вернее, заново отстроенном. Стоял он вблизи от тамошней огородней бригады, на которой, собственно все жители и работали. Там же стояла и ихняя МТС, небольшая, но с новым парком тракторов. Там и хранили, кстати, немецкие комбайны до начала учений.
В хуторе была своя школа, детский сад и фельдшерский кабинет. А самое главное, жилье там было квартирным. Ни хат, ни казачек в Раздольном не найти. Всюду стояла малоэтажная, но многоквартирная застройка на два-три этажа. Видать, по колхозным квартирам и расселили немцев.
— Ага, — сказал Вакулин, — да только с немцами ты просто так не увидишься. Присматривают там за ними. И точно тебя не подпустят.
Присматривают, значит… Ну что ж, понятное дело, что если есть иностранцы, то где-то рядом будут и товарищи из КГБ. Наверняка без этого никак. И, скорее всего, будут тайно. Значит, действительно просто так в гости к ним не попадешь. Хотя, колхоз у нас глухой, тихий. Может, одними партийными обошлись?
— А скажите, — глянул я на Вакулина, — кто за немцами смотрит? Ваши? Партийные?
— И наши, и не наши, — уклончиво ответил Вакулин.
Значит, точно там КГБ сидит среди немцев. И правда проще уж мне этого Рихтера в поле выловить и объяснить, что почем.
— Так что, ты это дело, Игорь, брось, — продолжал Вакулин, — Если уж нужно, что, то лучше на учениях. Там тебе проще будет с немцем увидеться.
— Угу, — покивал я, — проще. Ну ладно, Евгений Герасимович, пойдемте заявление переписывать.
— Да, пора уж, — покивал он, —ато больно уж у нас много нынче работы. Особенно у меня.
Вечером, к назначенному времени, я был в местном нашем отделении. Если честно, про донос, что написала на меня Екатерина Серая я особо и не переживал. Знал, что разобьется
он о чужие многочисленные показания и доказательства. Знал также, что он, этот донос, может худым делом обернуться самой Екатерине Ивановне.В милиции встетил меня Саня, Светкин друг, да повел, куда следует. Когда пришли мы с Саней в кабинет к Квадратько, Иван Петрович, широкий, как шкаф сидел за своим столом. Стол этот, покрытый стеклом, казался на фоне майора маленьким, как школьная парта.
— А, здорово, Игорь, — Квадратько встал, пожал мою руку, — как жизня течет?
— Потихоньку, — присел я на предложенный Саньком стул.
— Мда, — он вздохнул, — как рана твоя?
— Заживает.
— Добро, добро, — потянул Квадратько, — значит так. Давай с тобой начнем сначала и пойдем до конца. Нужны мне от тебя, Игорь, объяснения по сложившемуся делу. Чтобы приобщить, собственно, к еноту самому делу. Мне его завтра на суд передавать. Да и интересно мне, как вообще по твоему разумению все в тот раз обстояло.
— Ну давайте расскажу, — я пожал плечами.
— Угу, — Квадратько достал листок и ручку, приготовился записывать.
— Иван Петрович, — вздохнул я, — давайте я сам напишу.
— Землицын, — Квадратько нахмурил кустистые брови, — ты что? Не доверяешь? Аль чего боисся? Мы ж, вроде с тобой друзья-товарищи, не?
— Иван Петрович, — глядя Квадратько прямо в глаза, начал я, — не в обиду вам. Просто я сам привык. Не через вторые руки.
Квадратько поглядел на меня как-то обиженно, а потом передал листок и ручку.
— Ладно. Пиши. Но сначала так расскажи, как все было. По порядку.
Когда мой рассказ закончился и я изложил его письменно, Квадратько взял исписанные мною листы, вчитался. Некоторое время пыхтел, сопел, шамкал толстыми губами.
— Завтра днем, — сказал он наконец, — передаем мы Матвея в район на суд. Будут там ему меру пресечения определять. А дальше уж глянем. Скорее всего, попадет он в армавирский следственный изолятор. До выяснения. А может, и куда похужей, если ему не повезет.
— А я кем пойду по делу? — Спросил я.
— Да это теперь в прокуратуре решат, — пожал плечами Квадратько, — тут я тебе не помощник.
— И что? — Глянул я на майора внимательно, подался, слегла вперед, к нему, — ко мне нету больше вопросов?
Мрачный Квадратько помрачнел еще сильнее. Санек, немного растерянный, стоял у стеночки и глядел то на меня, то на майора. Иван Петрович громко открыл ящик стола, достал оттуда тетрадный листик рукописного текста. Положил перед собой. Мои показания, напротив, вложил в тоненькую папочку и отправил в ящик.
— Есть к тебе вопросы, Игорь.
— Тогда я слушаю.
Смурной Квадратько некоторое время сверлил меня взглядом, потом глянул на Саню.
— Где она? — Спросил Квадратько.
— Сидит в кабинете у Матросова.
— Ну веди тада.
— Угу, — Санек кивнул и скрылся за дверью.
— Кто сидит? — Спросил я настороженно, — кого веди?
— Щас-щас, Игорь, — Квадратько причесал пальцем усы, — обожди чутка.
Буквально через минуту в кабинет вернулся Сашка. Был он не один. Екатерина Ивановна Серая, одетая в невзрачные платьице и косынку, перепуганная, как мышь перед котом, вошла вперед Сашки.