Шофер

— Надя, привет. Ефим, ты так себе глаз выдавишь.

— Погоди, — лаборант махнул рукой, — тут такое происходит, ты бы, брат, видел.

— Чего там, бактерии шашни крутят? — пошутил Травин.

Лаборантка хихикнула, а Ляпидевский оторвался от микроскопа, по лицу было видно, что смутился.

— Пустое, — сказал он, — потом досмотрю. Ты чего хотел?

— Приятеля ищу, — Сергей пододвинул табурет, уселся, — рыжий такой, зовут Зуля, с переломом челюсти.

— Есть такой, только по-другому звать. Ты его, что ли, двинул? — тоже пошутил лаборант. А потом взглянул на собеседника и понял, что не пошутил. — Серёга, так значит всё-таки ты? Ну чистый зверь, этому бедолаге доктор Корсаков нижнюю челюсть два часа по кусочкам собирал, а потом ещё час зашивал.

— Да я вроде аккуратно ударил, должно было всего в двух или трёх местах сломаться, — Травин равнодушно пожал плечами, — значит, у вас он?

— В хирургии отлёживается, Надя вон через трубочку его кормит, — Ляпидевский кивнул на девушку. — Ты чего, добить своего дружка пришёл?

— Нет, просто поговорить.

Лаборант рассмеялся, Надя тоже захихикала.

— Ты не торопись, разговаривать он ещё недели две не сможет, — сказала она. — А вот приятель его, со сломанной ногой, тот болтун, так и лезет с речами, аж мочи нет. Но когда помочь надо, сразу отворачивается и ноет.

— Да мне и приятель сойдёт, — Сергей поднялся, — проводишь?

— Да, Надюш, покажи товарищу, где этот симулянт лежит, — лаборант снова приник глазом к микроскопу.

Травин и лаборантка вышли в коридор.

— Ефим совсем безнадёжен?

— Нет, он хороший, только кроме анализов и инфузорий своих ничего не замечает, — девушка вздохнула, — ты чего в волейбол больше не приходишь играть? Мы без тебя у ВХУТЕМАСа выиграли, а актёрам продули, у них там новенькие появилась, Боря Щукин и Катя Зелёная. Так нам контрамарки дали бесплатные в Сатиры и Корша.

— В такси теперь работаю, там режим дня такой, что не до волейбола и не до театра. Правда, сейчас меня разжаловали в техники за хорошее поведение, так что может и появлюсь.

— Ага, не пропадай, с задней линии подавать некому. Вон там твой приятель лежит, — Надя кивнула в сторону открытой двери, и ушла обратно к Ляпидевскому, смотреть на него влюблёнными глазами.

В больничной палате лежали пятеро, рыжего Травин сразу узнал, точнее говоря, опознал по шевелюре и бинтам, которые щедро были намотаны на нижнюю часть лица. Ещё трое Сергею ничего плохого не сделали, с ними он ни разу не встречался, а вот четвёртый, с ногой, подвешенной на штангу, был тот самый, что с наганом на него полез. На появление молодого человека сначала никто внимания не обратил, все были заняты своими больничными делами. Травин подошёл к кровати Зули и уселся тому на руку, лицом к его приятелю. Зуля замычал, попытался выдернуть конечность, но из-под ста десяти килограммов освобождаться она отказывалась.

— Ты пока полежи спокойно, а я с другом твоим поговорю, — успокоил рыжего Сергей. — Дёргаться будешь, тебя целиком в гипс закатают, и хорошо, если живого. Уяснил?

Зуля уяснил, часто-часто закивал, а потом заныл от боли. Его друг в это время пытался сползти с кровати, но нога, прицепленная за верёвку, не пускала. Сосед по палате, кругленький мужчина с одутловатым лицом, попытался вмешаться.

— Вы что это, товарищ, себе позволяете? — сказал он, — тут больничное учреждение!

— Заткнитесь, товарищ, — вежливо посоветовал ему Травин. И кругляш заткнулся, повернулся возмущённой спиной. — Тебя как зовут, болезный? Чего молчишь, я и вторую ногу сломать могу.

— Гришка я, — парень со сломанной конечностью оставил попытки сбежать.

— Гришка, значит. А погоняло какое? Ну, кличут как?

— Блоха.

— Слышь, Блоха, разговор есть. Федьку знаешь, который глазом косит? Он с вами ещё на той поляне был.

Блоха неуверенно кивнул.

— Так он, падла, на меня сболтит, что я какого-то скрипача замочил здесь, на Сокольнических улицах. С чего это вдруг? Ты ведь знаешь что-то?

— Какого скрипача? — Блоха замотал головой, а вот Зуля напрягся. — Не знаю, вот те крест, ты, братишка, прости, что мы на тебя тогда сдуру полезли, всё Рябой виноват, он до сих пор еле с кровати встаёт, приложил ты его крепко. Но про скрипача и слыхом не слыхивал, чем хочешь поклянусь, вовек воли не видать. С Косым-то что?

— Замели его в выдел следячий, он там словно в хоре поёт, на меня вот показал, гнида мелкая, только я увильнул, потому как у митлюков на меня ничего нет, значит, на других нагонит. Так хочешь что сказать?

Гриша замотал головой, показывая всем своим видом, что сказать ему нечего.

— Жаль. Ладно, Блоха, бывай. И смотри, если повстречаю тебя ещё раз на узкой дорожке, одной ногой не отделаешься, вторую выдерну и заместо головы приставлю, — пообещал Травин, и вышел из палаты.

Зуля, едва Сергей ушёл, сел на кровати и сунул ноги в ботинки. Он попытался встать, пошатнулся, едва не упал, но кое-как всё же удержался, хватаясь за что придётся, и направился к выходу.

— Вам нельзя ходить, товарищ больной, — и тут вмешался пухлый. — Сейчас же вернитесь на место, или я доктора позову.

— Слышь, ты, жирдяй, в подушку хлапай, — Блоха немного пришёл в себя, — а не то я тебе эту самую подушку в хаву замастырю. Илюха, ты куда?

Рыжий только рукой махнул, чудом сохранил равновесие и выбрался в коридор. Там он, держась за стенку, добрёл до чёрной лестницы, как есть, в халате с завязочками позади и голой задницей, спустился вниз, прихватив по пути чьё-то старое пальто, и уже в этом пальто очутился на улице. Шёл он сначала мелкими шажками, но потом, кое-как разогнав кровь, задвигал ногами пошустрее. Травин следил за ним с другой стороны улицы. Зуля не оборачивался, не пытался рассмотреть, нет ли слежки, он хотел было взять извозчика, но никто не решился везти замотанного бинтами человека в дырявом пальто и стоптанных ботинках.

До Преображенской площади рыжий добирался не меньше получаса, Сергей успел купить у уличного торговца крендель с маком, выпил кружку кваса на углу Стромынки и Ермаковской, и догнал Зулю уже у ресторана братьев Звёздных. В «Звёздочку» рыжий заходить не стал, обошёл здание со стороны Генеральной улицы и вошёл во флигель, в ту же самую дверь, где Травин буквально вчера был вместе с Ковровым.

Преследователь повернул обратно, он выяснил всё, что хотел, даже особо не надеясь на это — вообще Травин спросил Блоху про скрипача, чтобы тот потом вопросы начал задавать и те, кто Пилявского порешил, зашевелились бы и себя обнаружили. Но тут он, что называется, в точку попал, Зуля себя сначала выдал, а потом, скорее всего, настоящих убийц сдал, оставалось только неясным, участвовали в этом только двое, Пётр и Павел, или ещё и их командир, офицер со шрамом на лице. Обдумывая это, Травин и не заметил, как дошёл до дома, а потом толкнул дверь в свою комнату. И сразу переключился на другую проблему — на кровати, поджав под себя ноги и листая июньский выпуск журнала «Мотор», сидела племянница убитого Пилявского, Лена Кольцова.

Глава 13

Глава 13.

О том, что он теперь жених, Сергей узнал от Пахомовой, когда проведывал Дмитрия Степановича. Старик сдал окончательно, и Травина не узнал, приняв молодого человека за своего бывшего командира, всё порывался встать и отгладить несуществующий штабс-капитанский мундир. Пришлось дать двойную дозу успокоительного, чтобы угомонился.

На ночь Кольцова осталась комнате Травина, а утром вытащила из шкафа парадную рубаху, заставила надеть новые, ещё не разношенные штиблеты и потащила на Варсонофьевский. Молодой человек на короткое время почувствовал себя комнатной собачкой, на которую нацепили ошейник, но возражать пока не стал. Лена в постели вела себя раскрепощённо, насчёт женитьбы сразу успокоила, заявив, что ей и одного мужа вполне хватает, и обещала накормить превосходным обедом — пока что минусов в их отношениях Сергей не находил.

— Глаша такого поросёнка делает, ты свои пальцы не оближешь, а откусишь, — сказала она. — Но только в час дня, а до этого будь паинькой, изобрази из себя моего воздыхателя. Ну там ласковое слово скажи, взгляд страстный брось, тётя Яна тогда от меня на время отстанет. А ещё сегодня у нас Протазанов будет из Межрабпома, обещал с собой привести актёров из нового фильма «Закройщик из Торжка». Я ещё не смотрела, говорят, очень смешной. Ты ведь любишь кино и актёров?

Сергей пожал плечами, немые чёрно-белые фильмы были наивными и наигранными, но за неимением других — вполне сносными. От актёров требовали определённой внешности, контрастной, чтобы она выделялась на плёнке из серых интерьеров, поэтому мужчины подводили тушью глаза, красили волосы в чёрный цвет и подчёркивали губы тёмной помадой — использовали чисто женские уловки, но в жизни в большинстве своём оставались нормальными людьми.