Шоколадная ворона

Я еще раз вышла в туалет. Писать я не хотела, но зато нашла способ без лишних разговоров и обид расплатиться с гостеприимным хозяином. Усевшись на крышку унитаза, я вытащила из пачки несколько купюр, которых с запасом хватало мне на обратную дорогу. Потом отмотала изрядный кусок туалетной бумаги и плотно завернула в нее оставшиеся деньги. Водить ручкой по туалетной бумаге, мягко скажем, неудобно, но мне все же удалось вывести довольно длинную фразу: «Дорогой Владимир! Не сомневайтесь, что я самым бережным образом сохраню ваш чек и использую его только по назначению, а вам я оставляю немного наличных денег в российских рублях, чтобы не обналичивать валюту». Подписанную пачку я разместила на полочке умывальника и приперла стаканчиком с зубной щеткой и пастой. Таким образом, Вова не сможет не заметить мою передачу.

Когда я вернулась, меня ждала новая чашка с чаем. Но хозяин дома-бытовки выглядел уже очень усталым. Я еще раз взглянула на его новую картину с вновь распинаемым Христом.

– А, ты увидела, мамочка? Это новая картина. Я ее назвал «Второе пришествие».

– В наше время выставлять ее будет страшновато!

– А я непременно ее где-нибудь повешу, мамочка, и еще в Интернете размещу! Чего мне бояться?! Мне! Посмотри на меня! Посмотри еще раз!

Я еще раз с печалью посмотрела на его уродливое лицо и исковерканное болезнью тело.

– Неужели, мамочка, ты серьезно думаешь, что мне есть чего бояться в этом мире?! Все самое страшное уже случилось со мной, когда я вышел из чресел своего отца в лоно моей матери. Мне не страшно говорить, что я думаю.

На меня смотрел измученный, уставший, очень странный, но... все же не безумный человек!

– Наверное, мне уже нужно идти? – спросила я, взглянув на часы.

До отхода автобуса оставался еще час, но художник мой выглядел совсем измученным.

– Ступай, мамочка! Ступай! Да простит меня Христос, но сегодня у меня самый важный день был. Я отдохну, потом на ужин пойду, а потом – на вечернюю молитву. Пусть и православный наш Господь меня тоже не забывает! Что ж, так все устроено – никто истины-то не знает. Тяжко оно – одной верой без твердого знания жить.

Через пять минут я уже вышла из бытовки. Казалось, к этому моменту художник потерял ко мне всяческий интерес. Только под конец он как-то необычно задорно подмигнул мне своей более здоровой половиной лица, и сделал это, как мне показалось, по собственной воле, а не из-за тика.

Домой

У меня еще оставалось время, чтобы зайти на несколько минут на кладбище, и я в последний раз низко поклонилась свежему глинистому холмику, под которым покоился прах Алексея Матвеевича. А где и когда я смогу поклониться своему отцу, я теперь уже не знала.

Дорога до автовокзала, как и все дороги в городке, проходила неподалеку от кафе «Лопе де Вега». Стрельбы, похоже, до сих пор так и не было, но окружающее пространство патрулировалось дегенеративного вида мордоворотами – одни мрачно прогуливалась по грязным тротуарам, другие сидели в тачках и пялились на окружающий мир из открытых окон. Видимо, кто-то из главных фигурантов до сих пор не добрался до места стрелки, и устрашающий образ дебелой жопы, жестоко пронзенной вилкой, мрачно витал над городом, словно горьковский буревестник. Буря, скоро грянет буря! Впрочем, за те несколько часов, что я здесь провела, буря так и не грянула.

Однако некоторые жители все же предпочли в это тревожное время покинуть родной город. Кто-то, как мне уже объяснили раньше, нашел срочную работу в садах-огородах, а кто-то решил именно в это время съездить в область к детям, внукам и вообще по делам. Автобус оказался почти полным. Рядом со мной на сиденье развалилась та самая тетя Клава, что просветила меня насчет сути городского конфликта. Она справедливо решила, что если на несколько дней съездит к дочери в область, то никто ее не уволит, так как тех, кто мог бы это сделать, в городе не сыскать.

Я проспала весь оставшийся кусок пути. Только за десять минут до вокзала меня разбудил вой пожарных сирен и омерзительный запах, проникший через открытый люк. Пассажиры прильнули к окнам. Сидевший передо мной крепенький старичок повернул голову назад и торжественно объявил на весь автобус:

– Давно ждали! Мясокомбинат жгут!

Эта информация почему-то вызвала среди всех моих попутчиков не беспокойство, а, наоборот, приступ энтузиазма.

– Так им и надо! – шептали там и тут.

«Неужели это и есть результат психологического тренинга?» – вспомнила я своих соседей по купе. Оставалось только надеяться, что психиатр Берг не пострадал.

Тетя Клава, слава богу, тоже заснула в начале пути и пробудилась, только когда автобус остановился. Я вежливо, но быстро попрощалась и выскочила в промозглую темноту.

Теперь мне предстояло купить билет. Мне повезло. Через полчаса должен был прийти проходящий поезд, и на него даже были места. Хватило денег даже на место в СВ.

Присев на лавку в холодном и гулком зале ожидания, я решила все-таки позвонить Косте и Батыю, чтобы поделиться с ними странной и жуткой информацией о пропаже тела отца. Сотовая связь работала нормально, но теперь у меня разрядился телефон. «Ладно! – подумала я. – За ночь ничего не изменится. До Москвы совсем недолго осталось».

Поезд прибыл вовремя, минута в минуту, и я удобно разместилась в двухместном «люксе». До самого отправления я сидела в нем одна и даже понадеялась, что так, в гордом одиночестве, буду ехать до самой Ярославки. Как бы не так! Едва поезд тронулся, дверь открылась, и в купе ввалился Дубис. «Это, видимо, у него стиль такой – прыгать в вагон в последний момент!» – решила я и даже представила, как он стоит, затаившись, возле какого-нибудь ларька, а потом бросается в последний момент этакой энергической молнией. Чтобы издалека было видно – журналист, блин, стремительная акула пера. Может, кто-то и впечатлился бы, но я и сама прыгаю неплохо. Просто прихожу к поезду вовремя и не сваливаюсь на голову ошалевшей проводнице.

От Вадима Петровича все так же пахло перегаром и куревом. Лицо его расплылось в широкой улыбке. Он явно не только удивился, но и обрадовался тому, что мы опять едем вместе. Я этой радости не разделяла.

– Ну как, все свои дела сделали? – спросил он меня с нарочитой бодростью.

– Сделала, – кивнула я и демонстративно полезла в сумку за книжкой.

Несколько недель назад по просьбе еще Алексея Матвеевича я купила книжку Орианы Фаллачи «Ярость и гордость». Он прочитал ее в тот же день, а у меня все время руки не доходили.

– Вы слышали, – обратился ко мне Дубис, – что сгорел мясокомбинат, куда наш с вами давешний сосед по купе, Адам Генрихович, ехал?

– И слышала, и обоняла! Надеюсь, что доктор не пострадал! Хотелось бы знать наверняка...

– Считайте, что знаете! Там, кроме мясников и водил, вообще никто не пострадал. Они друг друга порезали и, чтобы скрыть это дело, все вокруг подожгли. У меня тут целый репортаж об этом! – Дубис помахал перед моим носом диктофоном. – Я думал только с губернатором пообщаться, а теперь еще и криминала на целый разворот.