Шоколадник

Напротив, пухленькая женщина, которую Джеймс назвал миссис Холден, в ужасе стоит позади него, её широко раскрытые глаза моргают от удивления.

Изабелла игнорирует тихие рыдания, сотрясавшие её плечи, и говорит:

— Нам нужно разобраться в нескольких вещах, но позвольте мне сказать вам следующее, — она кивает в сторону Райана, выглядывающего из-под кровати. — Либо мы привяжем этого маленького ублюдка, либо я буду стрелять, пока он не перестанет двигаться.

Табби качает головой.

— Пожалуйста. Нет.

Смерть Маклоу, похоже, оказала на Изабеллу действие транквилизатора. Без сомнения, шок. Она указывает на Райана.

— Тогда найдите способ удержать его в покое.

Опираясь на руки под кроватью, Райан выглядывает из-под неподвижных ног Маклоу из-за груды отбросов.

Изабелла дрожит.

— И будьте быстрыми.

Джеймс спешит в другую часть дома, а остальные взрослые переводят дыхание. Он возвращается через минуту с длинной катушкой бельевой верёвки, обмотанной вокруг его предплечья.

Изабелла подходит к кровати.

— Я буду держать его. Ты его обезопасишь.

— Пожалуйста, будь осторожна. Он ранен, — говорит Табби.

Изабелла игнорирует её.

— Готов?

Джеймс кивает.

— Будь внимательна, не прикасайся ни к чему, что светится.

Как изворотливая гадюка, Изабелла хватает грязного ребёнка за запястья и вытаскивает его из-под кровати через арку ног Маклоу. Она избегает протягивать его через выпотрошенные органы Маклоу и ставит его прямо, крепко прижимая его конечности к бокам.

Райан какое-то время бьётся, но когда видит, что его отец держит верёвку для белья, он останавливается и усмехается.

Больше не сопротивляясь, Райан говорит:

— Ты принесёшь мне ещё шоколада, да, папа? Дядя Креб говорит, что это у нас в крови.

— Перестань называть его имя, Райан. Это плохо, — говорит Джеймс.

— Тогда почему ты его назвал? — Табби требует ответа.

Он колеблется.

— У меня не было выбора.

— Что ж, это типично для тебя, не правда ли? Всегда есть чёртов выбор! — Табби выглядит удивлённой своей вспышкой, но не отказывается от неё. Её голос маниакален, когда она указывает на рукоять ножа в спине сына. — Ради бога, что ты собираешься с этим делать?

Голос Джеймса звучит пусто.

— Я не думаю, что это уже имеет значение.

Табби прикрывает рот.

— Ты имеешь в виду…

Райан моргает сквозь двойной слой грязи и тянется себе за спину. Изабелла не чувствует борьбы в его движениях, поэтому позволяет ему выдернуть нож из его спины и бросить его на пол.

Джеймс протягивает руку через залитую кровью талию сына и наматывает на него бельевую верёвку, крепко прижимая его запястья и руки к телу. Обмотав верёвку пару десятков раз, он завязывает тугой узел.

У миссис Холден слёзы на глазах, и её челюсть то поднимается, то опускается, молча.

Однако мистер Холден выглядит стоически. Он кладёт морщинистые руки на плечи жене и выводит её из спальни. Уводя её прочь, он встречает глаза Джеймса.

— С тех пор, как ты заставил меня залить эту кровавую дыру много лет назад, у меня было чувство, что однажды случится что-то ужасное.

Лицо Джеймса потеряло весь цвет.

— Добро пожаловать в мою жизнь.

Табби снова говорит стальным голосом.

— Что такое Коричневая игра?

Джеймс вздыхает, будто последний воздух покидает его тело.

— Пойдём вниз. Тогда я объясню.

ДВАДЦАТЬ ДВА ГОДА НАЗАД

Десятилетнему мальчику кажется, что он во сне, когда он идёт по траве, зигзагообразно удаляясь от только что обрушившейся дыры в садовом сарае. С тяжёлыми плечами и дрожащий, он шагает сквозь ночь к дому.

Он видел, как Креб мутировал в монстра, существо, сделанное из живых экскрементов, и теперь ничто не будет прежним. За эти годы Коричневая игра раскрыла ему некоторые странные и опасные вещи о его брате, но ничего такого подобного, как сегодня ночью, он не видел.

Он тянется к кухонной двери и останавливается, обвивая пальцами ручку.

Коричневая игра.

Может ли он…

Нет, он не может снова сыграть в Коричневую игру, в последний раз. Даже если бы он захотел, экскременты его брата, вероятно, уже потеряли свой блеск. Это не сработает.

Но когда он выходит из тёмного сада обратно в ослепительно яркую кухню, он замирает от хорошо знакомого запаха дома; дерьмо полосами размазано по плитке на полу и подоконнику.

Оно тусклое, но всё ещё светится.

Вероятно, скоро здесь будет полиция. Что они подумают, если придут к нему домой и обнаружат, что он занимается Коричневой игрой с мамой или папой? Во всяком случае, это, вероятно, работает только с животными.

Он избегает наступать на стекло, приближаясь к кухонному ящику рядом с духовкой. Он дребезжит, когда мальчик открывает его и достаёт десертную ложку.

В дверном проёме кухни он смотрит в сторону дальнего конца коридора, где его родители лежат мёртвые вместе, в дерьме и обезображенные.

— Мы делали это, когда ты был на работе, папа, и пока ты спала, мама, — рассказывает он трупам своих родителей. — Кр…

Он начинает говорить «Креб», но затем вспоминает, что его брат сказал ему о произнесении его имени, и что сделать это трижды было бы похоже на то, чтобы призвать его. Его брат был раздавлен под землёй, но, чтобы быть в безопасности и уверенности, маленький мальчик сопротивляется произнесению этого слова.

— Мой брат посоветовал мне выйти на улицу и найти игрушку для Коричневой игры.

Ложкой он соскребает с подоконника большую аккуратную порцию «особого коричневого» шоколада; не обычный материал, а светящийся, который его брат выпускал только во время Коричневой игры.

Маленький мальчик продолжает.

— Когда мой брат сказал «игрушка», он имел в виду животное. Я стрелял в них из пистолета с резиновыми пульками. Птицы. Мыши. Крысы. Парочка кошек. Обычно, когда я впервые стрелял в них, они поднимали настоящий переполох, но к тому времени, когда в них было выпущено несколько дробинок, они уже достаточно были слабы, чтобы поймать их. Маленькие иногда уже были мертвы. Но это не имело большого значения.