Шпага императора

– Оставьте. Я сделал то, что был должен. Вы поступили бы так же, - дежурный набор слов при данной ситуации. А есть ещё варианты?

– К столу, господа!
– поспешил созвать присутствующих Давыдов.

Отреагировали соответственно - минуты не прошло, как все расселись вокруг грубоотёсанного подобия стола.

Выпили. Закусили. Пошла беседа через стол. Вернее 'беседы'. О 'ниочём'. Честно говоря, слушать своих соседей, было слегка утомительно. Даже не 'слегка'. Который год уже в этом времени, а всё привыкнуть не могу...

– Вадим Фёдорович!
– с хитрым прищуром протянул мне гитару Давыдов.
– Вы обещали.

Вот ё-моё! Ну да ладно - обещал так обещал.

Слегка потрынькав струнами, настраивая инструмент, судорожно вспоминал слова: наверняка ведь напутаю... Ну да ладно:

Не пробуждай, не пробуждай Моих безумств и исступлений, И мимолетных сновидений Не возвращай, не возвращай!

Журбин, конечно, велик. Других песен на его музыку, я не знал. Но это...Ещё в юности, как только услышал - был покорён навсегда. Как красиво это звучало в 'Эскадроне...'

Присутствующих, кстати, тоже проняло. Сам автор стихов смотрел на меня, образно выражаясь 'квадратными глазами'.

Романс лился легко и непринуждённо - настолько гармонично музыка сочеталась с текстом. И даже мой, далеко не самый оперный голос не смог испортить романс:

Прошла борьба моих страстей, Порыв души моей мятежной, И призрак пламенных ночей, Неотразимый, неизбежный...

Ёлки-палки!
– подумалось мне.
– Это ведь как должна была любимая женщина или девушка 'кинуть' блестящего гусара, чтобы он сложил такие строки!

Ох уж эти женщины!

И все тревоги милых дней, И языка несвязный лепет, И сердца судорожный трепет, И смерть, и жизнь при встрече с ней.

Не, Давыдов явно не сильно преуспел в личной жизни - такие стихи нужно выстрадать. Только сейчас я это почувствовал.

Исчезло всё - покой желанный У изголовия сидит. Но каплет кровь ещё из раны И грудь усталая болит...

Присутствующие дождались пока затихнет последнее дрожание струны, и только после этого зааплодировали.

– Прекрасно! Замечательно!!
– улыбнулся мне подполковник.
– Но ведь вы обещали спеть на мои стихи...

Не понял... Неужели это ещё не написано? Ну и палево! Вот и верь после такого кинематографу...

Я быстро соорудил изумление на своей физиономии:

– А это разве не ваши?

– Ни в коем случае. А с чего вы взяли, что мои?

– О Господи! Прошу меня простить, Денис Васильевич... Просто у меня не было никаких причин сомневаться, что именно из-под вашего пера... Ещё раз приношу свои самые искренние извинения!

– Извинения совершенно излишни, любезный Вадим Фёдорович. Я, право, даже польщён, что вы приписываете мне такой талант. Но стихи действительно не мои. К тому же у меня, благодаря Господу нашему, в жизни ещё не случалось ситуаций, позволяющих создать подобное, - лучисто улыбнулся гусар.
– Если мне и обижаться, так это на то, что вы могли заподозрить меня в афронте на любовном фронте...

– Вы ко мне?
– это он уже обратился к недавно зашедшему казаку.

А вот этот самый донец, на которого теперь обратил внимание и я, находился в совершенно невменяемом состоянии. Чисто только что получил по башке пыльным мешком из-за угла. Даже к стене привалился. И смотрел не на подполковника, а просто пожирал меня глазами...

Ни фига себе:"волшебная сила искусства"! Или...

Неужели тот самый Толик-Виверр, о котором рассказывал Горский? Вот уж воистину: средь шумного бала...

Хотя, всё за этот вариант: и казак, и песня на него произвела впечатление явно не моим мастерством исполнения, музыкой и текстом - ошарашен парень напрочь...

– Так вы ко мне?
– уже слегка раздражённо повторил Давыдов.

– Так точно!
– слегка встрепенулся мой предполагаемый 'одновремянин'.
– Вам пакет, ваше высокоблагородие!

И протянул подполковнику засургученную бумагу.

– Благодарю!
– гусар принял послание и не преминул его тут же распечатать. Но и о своём долге хозяина не забыл:

– Присаживайтесь, хорунжий, к столу. Нам каждый гость дарован Богом...

– Денис Васильевич!
– поспешил вмешаться я.
– Не позволите побеседовать с нашим гостем наедине? По-моему у нас имеются общие знакомые.

Благодарный взгляд со стороны казака ещё более укрепил меня в том, что я не ошибся в своих ожиданиях. А Давыдов был слишком занят изучением содержания пакета, чтобы поинтересоваться, с какого это я перепуга до такой степени заинтересовался младшим казачьим офицером .

– О чём речь, Вадим Фёдорович!? Если гость предпочтёт беседу с вами нашему обществу и нашему столу - никаких претензий.

– Только на несколько минут, - поспешил уверить я, прекрасно понимая, что 'несколько' минут могут перерасти в десятки.

– Анатолий?
– не совсем смело произнёс я, едва закрылась дверь за спиной.

Не могло быть другого такого совпадения. Хотя и в то, что нас вот так запросто свела война, рассудок верить отказывался...

– Я, - спокойно, хоть и слегка напряжённо, отозвался мой 'современник', поворачиваясь лицом.
– Как понимаю, вы Вадим Демидов?

– 'Ты', а не 'вы'! С ума сошёл? Нас тут всего трое, а мы друг другу выкать будем... Ещё 'господином капитаном' меня назови, - до жути хотелось обнять 'родную душу', плюнуть на гусарскую 'тусовку' и устроиться где-то исключительно вдвоём. Однако, мой собеседник, казалось, имел желания, весьма далёкие от моих. Серёга вроде говорил как-то, что Толик человек весьма замкнутый, малообщительный и колючий. Но не в подобной же ситуации!

– Очень рад вас... тебя встретить, много слышал от Горского, - вот ни черта радости на его лице не рисовалось, - я сейчас как раз с поручением от него следую - времени в обрез, извини...