Шпана и первая любовь 1

– Слышь, ты, знаток «что-где-когда», я книг читаю в разы больше, чем весь вместе взятый наш класс.

– Ага. Поэтому у тебя по литературе вечные пары и единицы с нулями и минусами.

– Дубина. Единица с нулём это десять. И ты прекрасно знаешь, почему я не отвечаю этой литературной крысе. Всю школьную программу я знаю лучше неё самой.

– Ладно, знаю, знаю. – Филат обнял друга за плечи. – Пошли. – Он обернулся к худенькому мелкому пацану, сказал повелительным тоном:

– Сявка, вперёд шныряй, – и поддал пинка.

Данила знал, что Сергей с недавнего времени, а возможно и давно – только в последнее время стало явно проглядываться, – тоже влюблён в Олю. Филат старался не подавать вида, никогда про неё не разговаривал. Да и кто, в принципе, в Ольгу не был влюблён: полгорода, а то и весь город. Кто видел – тот и влюблялся, рассуждал Шпана в ревнивых мыслях.

Данила нравился всем девочкам класса. Половина в него были влюблены так же сильно, как он в Олю. Когда Данила обращался вежливо и мило, девчонки льнули к нему. Но бывали дни, когда он жестоко шутил и насмехался, доводил до слёз, истерики и ненависти, особенно тех, про каких знал о сильной любви к себе.

Первых два урока – алгебру и геометрию вела классная руководительница Антонина Григорьевна. Все понимали, что сегодня особых занятий не будет, лишь так – всякая болтовня. В начале уроков «класснуха» представила нового ученика, взирающего на класс из-под густых чёрных бровей. Звали новенького Семёном.

Филат и Шпана сидели за одной партой – последней возле окон: любимое место.

– Интересно, чушок или нормальный пацан? – намеренно вслух размышлял Дёмин, чтобы все слышали.

– Сявка, Сявка, – позвал шёпотом Филат. – Врежь ему пендаль, когда садиться будет. – Сергей качнул головой в сторону новенького.

– Да ну-у на фиг, – забегал испуганными глазами Сявка.

– Что – на фиг. Врежь, или я тебя на перемене грохну. – Филат сжал губы в нить и пригрозил кулаком. – Кому сказал, мосол.

Когда новенький садился, никакого пинка не последовало.

– Вот, Сявка, сегодня на турнике издохнешь.

Сявка с озабоченным видом нахмурил жиденькие брови и уставился на школьную доску.

Антонина Григорьевна затеяла расспрос поочерёдно начиная с первой парты – кто и как провёл лето. Галдёж заполнил классную комнату. На втором уроке классная руководительница устроила пересаживание учеников, как она сама посчитала, что будет лучше. Список, кто и где должен сидеть, всегда лежал в журнале для других учителей. Четвёртый год подряд Антонина Григорьевна сажала Данилу с Ольгой за одну парту – первую от двери.

Шпана знал, что переселение ненадолго. Филат начнёт напевать, что друга на бабу нельзя менять, что ни о каких делах и проблемах не поговоришь. И вообще, всё равно больше половины прогулов. Дольше всего Данила задерживался за одной партой с Олей на уроках классной руководительницы. Но и та со временем сдавалась и переставала рассаживать по своим местам двух неразлучных друзей, когда Шпана и Филат всё чаще и чаще садились вместе за последнюю парту.

Тем не менее после каждой четверти Антонина Григорьевна затевала новое пересаживание учеников и вновь Данила оказывался с Олей. Он радовался и всё же недоумевал, задаваясь вопросом: почему какой год подряд «класснуха» сажает его вместе с Ольгой? Он не знал, что любимая одноклассница сама просила Антонину Григорьевну об этом.

Сейчас Шпана вдыхал волнующие ароматы исходящие от Оли и млел, не отрывал глаз от соблазнительных ног, лишь наполовину прикрытых короткой юбкой.

Данила и Ольга внезапно посмотрели друг на друга, улыбнулись. Скрещённые взгляды задержались. У Шпаны перехватило дух. Он смущённо сжал губы, а Оля, поджав нижнюю губу, медленно вытянула трубочкой обе, показывая воздушный поцелуй, и, оставив улыбку на губах, повернулась к школьной доске. Данила слегка шарахнулся от Оли, едва не слетел со стула. И уже томными глазами, никого и ничего не слыша, искоса разглядывал Ольгу и только любил. Обезумевшему влюблённому разуму хотелось задрать девочке юбку и прижать руку между её ног. Но Шпана вспомнил, что получилось, когда проделал подобное в конце восьмого класса и вмиг остыл.

Когда такое началось – не помнил. Часто на переменах Данила становился возле учительского стола и рассматривал свою первую любовь. Ольга, не обращая на него внимания, сидя на своём месте и выставив колени из-за парты в проход, разговаривала с кем-нибудь из девчонок или изображала вид, что вдумчиво читает учебник и как бы невзначай слегка раздвигала колени. Она знала, что Данила смотрит на неё и видит её трусики, этим дразня и доводя его любящее сердце до скачки в зрачках. Если кто-то из пацанов подходил к тому месту, где стоял пригвождённый Шпана, Оля сдвигала ноги и убирала за парту. Данила, взрываясь на того, кто посмел подойти к его месту, давал, мягко выражаясь, втык. Бывало, разбивал лицо до крови.

Как-то раз – произошло всё быстро – Ольга не собиралась дразнить Данилу. Она была увлечена чтением заданного урока, сидела, как всегда, выдвинув ноги в проход, но со сдвинутыми коленями. Шпана нервничал. Прозвенел звонок. Оля убрала колени за парту, на мгновение чуть раздвинув. Даниле показалось, что она без трусиков.

Вот почему она сегодня не дразнила его, промелькнула догадка. И у Данилы совсем сорвало «башню». Шёл урок алгебры. Шпана долго приходил в себя от перевозбуждённых чувств, сидя за партой, пялился широкими глазами на девичьи коленки. В итоге он не выдержал и, даже не ожидая от самого себя такого действия, задрал Ольге юбку, увидел чёрного цвета нижнее бельё, одёрнул обратно. Его проступок заметила классная руководительница.

– Выйди вон, – строгим голосом, выделяя каждый слог, проговорила Антонина Григорьевна. – И без отца на уроки не приходи.

«Она взгляд за парту загнула, что ли?» – пронеслась гневная мысль Данилы. Он поднялся из-за парты, ленивым движением подхватил тетрадь, с укором в голосе произнёс:

– Вы же знаете, что у меня отца нет. У меня – гнида отчим.

– Вон из класса, – повторила учительница по алгебре и геометрии спокойным тоном.

Шпана сидел на подоконнике перед дверью класса.

– Дурашка ты, – только и сказала на перемене Ольга, проведя ладонью по щеке любимого мальчика.

Далее собрали педсовет. Кого-то из старших классов послали за родителями Данилы, чтобы те немедленно примчались в школу.

Дома ждало мордобитие пасынка отчимом до состояния реанимации, который всё время орал, что это можно приравнять к попытке изнасилования.

Шпана пролежал две недели в больнице, говорил всем – милиции, друзьям, в том числе и Филату, что его избили какие-то пацаны, когда он поздно вечером шёл домой. Он их не знал и лиц не запомнил.

Филат только усмехнулся: всеобщая отговорка перед ментами. Да и перед всеми остальными.

***

Сейчас Шпана не сводил задумчивых глаз с красивых ног Оли, шумно сопел и раздувал ноздри.

Прозвенел звонок. Собираясь на другой урок, Оля повернулась к Даниле и предложила:

– Пойдём сегодня вместе домой?

– Х-хорошо, – согласился Шпана, округлив радостные глаза шире луны. Щёки от счастья залилось алой краской.

– Всё, договорились. – Оля улыбнулась, взяла пакет с учебниками. – Только смотри, чтобы точно. – Она играючи пригрозила указательным пальцем.