Шпеер
Шрифт:
— Может, что-то и упустил, — пробормотал он, выразительным взглядом посылая невербальный ответ. — Какие-то мелочи. Я уже устал и ничего не соображал под утро.
Северус опустился на кровать, задумчиво разглядывая его вспыхнувшее лицо.
— Эта женщина ничего не спрашивала про дневник, про твое выступление, про Дамблдора?..
Гарри покачал головой.
— Нет. Мы говорили только о тебе.
В глубине темных глаз Г. Дж. померещились искры затаенного торжества.
— Странно, — хмыкнул Северус.
Гарри сел рядом и прижался к нему боком, сожалея, что с этого места не видит часы, и
— Что от тебя хотел этот тип, Фадж?
— Полегче, Liebling, — рассмеялся Северус. — Этот тип — мой патрон, как-никак.
— А я думал, твой — Люциус, — разочарованно протянул Гарри и вдруг насторожился: — Мистер Фадж... Он молодой или?..
— Молодой, очаровательный, хрупкий и нежный, как цветок лотоса, — совершенно серьезно сказал Северус.
В углу сдавленно хрюкнул Мэйсон.
Глаза Большого Зверя, пристально разглядывающие Гарри, начали знакомо пьянеть, губы приоткрылись. Ласковая рука, лежащая на плече Г. Дж., переместилась на спину и поползла ниже.
— Да что ты за маньяк такой, Шатц! — прошептал Гарри, растворяясь в тепле его взгляда. — Агрессию тебе уже пришили, теперь не хватает сексуа...
— Тебя! — перебил Северус. — Тебя мне не хватает, — он обнял ладонями его щеки и вторгся в рот нахальным теплым языком.
Краем глаза Гарри заметил, как доктор Роули бочком, как краб, пробрался к двери и шмыгнул в щель.
Потеряв всякий стыд, Г. Дж. отдался проникновенному поцелую. Что-то сладостно таяло в груди, щекотало мурашками в животе, по телу разлился жар стыда и возбуждения — бесстыдство Северуса было заразным. Пальцы Зверя невесомо поглаживали его шею на затылке, забирались в волосы, ласково и чувственно «расчесывая» и перебирая. Гарри тоже запустил руки в блестящую гриву Зверя и гладил осторожно и мягко, боясь причинить боль.
Из-за столика дежурного донесся долгий вздох. Г. Дж. оторвался от вкусных, начинающих наглеть губ и обернулся. Мэйсон дернулся и спешно склонился над своим журналом. На фоне белого халата уши дежурного казались розовеющей малиной среди взбитых сливок.
— Arsch mit Ohren!² — грянул на всю палату немецкий мат. — Was geht ab? ³
Гарри подпрыгнул от неожиданности. Сердце болезненно сжалось: этот взгляд Северуса он уже знал.
«К этому невозможно привыкнуть», — он вгляделся в сердито сверкающие глаза Зверя. Каждая новая «фаза луны» начиналась со злости. От пояснений психиатра, что за агрессией стоит страх и растерянность, легче не было.
— Ложись, Шатц, — Гарри властно толкнул Северуса на постель. — Сейчас всё объясню.
Доктор Мэйсон, с ушами уже нормального цвета, направлялся к месту боевых действий, на ходу распаковывая перчатки.
* * *
Изгнанный из «своей» палаты в токсикологии по причине крепкого здоровья, не знающий, куда себя деть, Гарри бродил по коридору, бестолково курсируя из конца в конец и путаясь под ногами у медперсонала.
Попытка выскользнуть из клиники и пройтись по магазинам, пока Северус спит, с треском провалилась: Г. Дж. был задержан на выходе и, удовольствовавшись объяснением «Распоряжение комиссара Скримджера», вернулся в отделение. Мэйсон по секрету сообщил, что «мистер Снейп съехал с катушек — схватил Скримджера за лицо и стукнул об стенку
головой, как собаку». В том, что это «побочное действие психотропных препаратов», Гарри слегка сомневался — на его памяти Большой Зверь дал по шее Макнейру и отделал крестного без помощи психотропных. Удивляло другое — вопреки ожиданиям, Северус не отругал его за «сестру». Возможно, растратил весь порох на комиссара.Как бездомный пес, Гарри бесцельно бродил по этажу, вернее, по тому участку, в котором имел право находиться: охранников в треклятой клинике было не меньше, чем врачей. Стражи порядка не бросались сразу в глаза лишь потому, что тоже были облачены в белое, как медики; теперь Г. Дж. отслеживал их с первого взгляда. Несмотря на космический блеск, больница Темз-Хауса мало отличалась от тюрьмы.
От тоски общипав игольчатые листья ни в чем не повинного аспарагуса у окна, изучив плакаты о вреде наркомании и абортов, Г. Дж. перелистал десяток глянцевых журналов, но, не способный ни на чем сконцентрироваться, вновь скучающе поплелся по отделению.
Больше от скуки, чем по необходимости, он забрел в туалет для персонала, сияющий и чистый, как стерильная лаборатория. Из большого зеркала над рядами блестящих умывальников на Гарри вытаращился бледнозеленый взъерошенный пришелец с осунувшимся лицом: видно, Г. Дж. попал в космическую лабораторию NASA.
— Ну ты и урод, — пробормотал Гарри, разглядывая встрепанного зеленого человечка.
«Возьми себя в руки, придурок! — строго сказал он гнусному отражению. — Кому ты нужен такой, дохляк?»
«Неужели Северус не видит, какой я страшный?» — озадаченно подумал он, вспомнив любующийся взгляд Большого Зверя. Этот взгляд Гарри иногда ловил порой случайно, когда Зверь рассматривал его украдкой и бывал застигнут врасплох.
Хлопок двери вывел Г. Дж. из уничижительных размышлений.
— ... Тогда девяносто девятого спишут в архив? — услышал он: кто-то почтил визитом сортир.
Повинуясь неведомому импульсу, Гарри быстро и бесшумно юркнул в кабинку и притворил за собой дверь.
— Черт его знает, это не нам решать. На консилиуме ни к чему толком не пришли. Даже если он восстановится, это бог весть сколько времени займет, да и нет гарантии, что с психикой не произойдет необратимых изменений. Время покажет.
Голос принадлежал психиатру-иезуиту доктору Робардсу; Гарри невзлюбил его с первого взгляда.
— Говорят, он сегодня в Фаджа клещом вцепился, умолял дать ему время, предлагал лучше грохнуть сразу, чем на свалку списывать.
Собеседник иезуита, мистер Долиш, пару раз наведывался к Мэйсону. Кто он такой, Г. Дж. не понял — Долиш был типичным Серым Пиджаком, неприметным, как пыль на асфальте.
— А ты как думал? — сказал Робардс. — Я двадцать лет здесь работаю, пришел, Снейп тут уже был. Молодой, куда более несносный, чем сейчас. Вот Руфус сдуру на пенсию рвется, и что дальше? Вешаться со скуки на третий день? Мой будущий пациент. Так что я его понимаю... Девяносто девятый — симулянт, каких мало.
— Симулянт?..
Гарри затаил дыхание, напряженно ожидая ответ.
Вместо откровения послышался характерный звук — говорящие пристроились к писсуарам.
— В другом смысле, — рассмеялся психиатр. — Притворяется, что с ним все в порядке. Ах, если бы.