Шпион, который спас мир. Том 2

Прошлое его отца по-прежнему омрачало перспективы Пеньковского. Время бежало. Он написал: «В сентябре 1962 года исполнилось 25 лет моей службы в армии. Если «соседи» будут продолжать копаться в моей биографии, меня могут отправить в запас или в лучшем случае переведут из ГРУ на какую-нибудь другую работу.

Я сыт всем этим по горло, у меня уже не хватает ни сил, ни энергии для моих друзей и покровителей. Мне очень хочется приехать к вам. Я сегодня же бросил бы все и уехал со своей семьей из этого паразитического мира. Как быть дальше? Прошу вашего совета».

Пеньковский хотел посоветоваться, в какой город в случае увольнения из армии ему было бы лучше перебраться вместе с семьей, с тем чтобы было легче претворять в жизнь свою мечту: «Может, мне переехать в Батуми, Сухуми, Одессу или Ригу, а может быть, куда-нибудь на Восток? Если меня уволят, то мне придется переселяться зимой 1962/63 года».

Он спрашивал также: «Сколько у меня на счету денег за выполненную работу? Если вдруг обстановка ухудшится, где мне укрыться?

До сентября я наверняка буду в Комитете. За это время необходимо отработать вопросы связи на будущее. С кем мне следует поддерживать контакт для обмена, если не будет «Энн»? Пока с «Энн» нецелесообразно встречаться на улице».

В том случае, если его неожиданно уберут из Комитета, писал Пеньковский, он будет регулярно появляться в заранее условленном месте встречи 21-го числа каждого месяца ровно в 21.00. «Я буду ждать вашего человека с соблюдением всех условий, которые я изложил вам в записке, переданной в августе 1960 года. Тайник № 1 остается в силе. (Описание двух тайников и еще двух новых мест для встреч 21-го числа каждого месяца я передам позднее.)»

Он просил группу прислать фотопленку и небольшой пистолет, который было бы удобно носить с собой. «Мы будем продолжать работу до последней возможности».

Пеньковский сообщал, что Винн мог бы приехать в Комитет и Министерство внешней торговли снова в 1962 году, и сетовал на то, что ему трудно понимать зашифрованные радиопередачи.

В заключение он сообщал группе: «Жена родила вторую дочку. Попытайтесь прислать пальто, платьице, костюм, зимнее детское одеяло и ботиночки на годовалую девочку».

«Крепко жму ваши руки». И подпись: «Ваш друг Олег Пеньковский».

В отчете о проведенной встрече, представленном Морисом Олдфилдом Джеку Мори, указывалось: «Из этого нужно извлечь следующий урок: мы считаем, что при условии предварительного инструктажа этот план передачи и получения материала был бы абсолютно надежен, тогда как в случае импровизации многое идет не так, как следует, и «Энн» считает, что импровизированных передач материала в помещении следует избегать».

Шерголд предложил, учитывая опыт контакта с «Энн» в день рождения королевы, не использовать для оперативных целей предстоящий американский прием 4 июля. Бьюлик согласился, и Винн, который должен был прибыть в Москву в начале июля, получил инструкцию сказать Пеньковскому, чтобы тот не пытался ничего передать в Спасо-хаусе (резиденции американского посла), где должен был состояться прием^{128} .

У Пеньковского появилось ощущение, что он попал в западню. Он чувствовал, что многочисленные телефонные звонки якобы по поводу его американской визы и опасения Центрального Комитета относительно американской провокации, которая якобы могла коснуться его, по меньшей мере, означали две вещи: у КГБ появилось подозрение относительно его действий, и «соседи» хотели понаблюдать за ним, чтобы проверить, не обработали ли его американцы. Или же они действительно поверили, что американцы планируют припугнуть его, потому что знают, что он сотрудник ГРУ. Однако в Комитете все шло хорошо. И у него по-прежнему были высокие покровители в лице маршала Ва-ренцова и генерала Серова.

Письмо Пеньковского от 15 мая повлекло за собой целый ряд совещаний и попыток рассеять его опасения. Даже если бойкот ярмарки в Сиэтле был результатом охлаждения советско-американских отношений и объяснялся озабоченностью советской стороны по поводу американских провокаций, то отмена остальных поездок Пеньковского за рубеж была зловещим предзнаменованием. В лучшем случае КГБ считает, что Пеньковский известен американской разведке как сотрудник ГРУ или что он неблагонадежен из-за своих биографических данных. В худшем случае КГБ взял его «под колпак» за шпионскую деятельность и теперь уже не выпустит за пределы Советского Союза. Шерголд и Бьюлик договорились как можно скорее написать Пеньковскому письмо и подбодрить его. Они подтвердили приглашение на прием к американскому послу 4 июля и поделились планами о том, чтобы направить Гревила Винна в Москву «под надежным прикрытием». Винн будет проинструктирован, как передать и получить сообщения.

Для того чтобы обеспечить Пеньковскому нового американского связного в дипломатических кругах, ЦРУ 24 июля направило в Москву опытного офицера Родни Карлсона, который должен был работать «под крышей» в качестве сотрудника американского посольства. Карлсон должен был установить контакт с Пеньковским через Государственный комитет. Таким путем Пеньковский и сотрудники Комитета получили бы приглашение на американские торжества, и у него появилась бы возможность обменяться там с Пеньковским сообщениями и пленками. Заполучить такую хорошую «крышу», как официальный пост представителя Госдепартамента в посольстве, для сотрудника ЦРУ было делом нелегким, поскольку Госдепартамент традиционно возражал против проведения нелегальных операций через московское посольство. Посол Томпсон настаивал на том, чтобы сотрудники посольства использовались только для крупных и важных мероприятий, а не для вылазок на рыбалку^{129}.

В июне Пеньковский при поддержке ГРУ обратился за визой для поездки на двадцать дней на Кипр в связи с открытием советского павильона на Международной ярмарке в Никосии. Выезд был запланирован на 10 июля.

В понедельник, 2 июля, в полдень Г ревил Винн вновь прилетел в Москву, чтобы встретиться с членами Государственного комитета и сотрудниками Министерства внешней торговли и обсудить вопрос о демонстрации в Москве своей передвижной выставки британской промышленной продукции, которая размещалась на изготовленных по специальному заказу стеллажах на колесах. Пеньковский не встретил его у трапа самолета в Шереметьеве, как это бывало в предыдущих случаях. Вместо этого он ждал Винна в зале ожидания аэропорта, где он официально приветствовал его от имени Государственного комитета. Пеньковский, показав свой пропуск, провел его, как он это делал всегда, через паспортный контроль и таможню. Они сели в старый черный автомобиль, и Пеньковский устроил целое представление для водителя, показывая ему старинные Церкви и новые учреждения и учебные заведения, пока они ехали по широкому Ленинградскому проспекту к центру Москвы, а затем к гостинице «Украина». По пути к гостинице на заднем сиденье машины Пеньковский передал Винну девять роликов отснятой пленки. Винн передал Пеньковскому письмо, 3000 рублей наличными и 20 роликов чистой пленки «Минокс». Он также привез с собой сверток с детской одеждой для второй дочери Пеньковского, Марины, родившейся 6 февраля 1962 года.

Здание гостиницы «Украина», похожее на витиевато украшенный многослойный бетонный свадебный торт, стоит на Кутузовском проспекте, на берегу Москвы-реки как фирменный знак архитектурного вкуса Сталина. Телефоны в гостиничных номерах работают через центральный коммутатор, откуда они контролируются КГБ.

Пеньковский не только воспользовался своим удостоверением Государственного комитета, чтобы заполучить для Винна номер получше, но даже сам проводил его в номер.

Не успели они войти в гостиную номера, как Пеньковский включил радио и разразился рыданиями. Винн жестом поманил его в ванную комнату, где они открыли на полную мощность краны над раковиной и ванной, чтобы шум воды был как можно сильнее. Они надеялись, что таким образом их разговор невозможно будет разобрать, даже если КГБ его подслушивает, что было вполне вероятно. Пеньковский выглядел больным, усталым и очень нервничал. Он сказал Винну, что устал и напуган и что все очень сильно изменилось. На сей раз, сказал Пеньковский, его поездку опять отменили в последний момент. Он имел в виду поездку на Кипр. Из КГБ позвонили непосредственно Серову и предупредили, что Пеньковский может оказаться объектом провокации. У Серова не было иного выхода, кроме как отменить поездку, объяснил Пеньковский. Они с Винном договорились встретиться снова в 9 вечера. Винн закрыл краны в ванной, и Пеньковский ушел.

Винн принял душ, сменил одежду и решил прогуляться. Выйдя на улицу, он вспомнил, что позабыл кое-что в номере. Дежурная по этажу, в распоряжении которой находились ключи от номеров, увидев его, смутилась. Она сказала, что ключа нет на месте, и отправилась его искать. Он был вынужден ждать десять минут, прежде чем ключ «нашелся» и ему позволили войти в номер. Войдя, Винн заметил,' что его чемодан обыскивали, однако там не было ничего противозаконного или подозрительного.

Бывая в Москве, Винн обычно приглашал трех постоянных британских корреспондентов на обед в ресторан гостиницы «Националь», неподалеку от Красной площади. Росс Марк, который в то время был корреспондентом «Дейли экспресс» в Москве, вспоминал, что Винн всегда пристраивался к журналистам. «Это был франтоватый невысокий человечек, обычно в темном костюме, который, по мнению англичан среднего сословия, следует носить, чтобы придать себе лоск, — вспоминал Марк. — Он был компанейским парнем и вполне безобидным. Но нам никогда не удавалось расколоть его, чтобы узнать, что же такое он продает русским»^{130}.

В 8 вечера Винн зашел в клуб британского посольства, в шутку прозванный «пивнушкой», который размещался в примыкающем к посольству здании, чтобы встретиться там с Рори Чисхолмом. Пропустив рюмочку-другую, они вышли в мужской туалет, где Чисхолм передал ему небольшой пакет для Пеньковского. В нем находились написанная по-русски статья о развитии противовоздушной обороны в США и Советском Союзе, которую, как предполагалось, Пеньковский опубликует в одном из военных журналов. Статья основывалась на секретном боевом армейском уставе США для батальона ракетной противовоздушной обороны «Найк-Херкьюлиз (FM 44-95)», который русская разведслужба заполучила от одного шпиона и поместила в специальное хранилище артиллерийской библиотеки. Теперь его содержание предполагалось частично включить в статью, которую предстояло опубликовать Пеньковскому. Если бы вдруг возникли какие-нибудь вопросы, это объяснило бы, зачем Пеньковскому потребовался доступ к материалам спецхрана.