Шпион смерти

…Он прибыл в этот город три дня тому назад, строго следуя инструкции, которой его снабдил в свое время заботливый Центр. Москва, как всегда руководствуясь благородным желанием оказать помощь, попыталась втиснуть в прокрустово ложе сухих, но несомненно здравых рекомендаций все многообразие житейских ситуаций, которые постоянно подбрасывает оперативная деятельность нелегала. Вероятно осознавая все-таки несостоятельность такого подхода, составители инструкции закончили ее скромной фразой о том, что разведчик в конечном итоге должен сам оценить степень угрозы своей безопасности и действовать, «сообразуясь со складывающейся вокруг него обстановкой».

В начале своей карьеры, когда перед отъездом за «бугор» его знакомили с текстом инструкции, он не очень-то заострял свое внимание на деталях — главное, было усвоить и запомнить основные ее положения. А вот теперь конечная ее фраза ясно всплыла в сознании, вцепилась в него своей кажущейся банальной невинностью и простотой и не отпускала ни на минуту. Она-то и несла теперь для него главную смысловую нагрузку и составляла основной императив будущего поведения. В остальном, по своему содержанию, инструкция уже исчерпала себя, и он подошел к последней черте, отделяющей его запутанное прошлое от смутно-тревожного будущего.

«Жизнь — это миг между прошлым и будущим», — вспомнились ему слова популярной песни в исполнении Олега Ануфриева.

До сих пор, следуя рекомендациям Центра, он не располагал слишком уж большой свободой действий. Москва все за него продумывала и обо всем заботилась. Так и должно было быть: он всего лишь скромный актер на подмостках провинциальной оперативной сцены. Помимо него, в постановке участвует много людей, а он посвящен в замысел режиссера только в основных чертах. Но зато он хорошо выучил свою роль. Как играют другие актеры и что получается в целом на сцене, ему знать не положено. Это входит в компетенцию постановщиков Центра, к ним стекается информация со всех концов света, и только они обладают наиболее полной и достоверной информацией. Поэтому-то он не может подвергать сомнению указания Москвы и должен безусловно следовать ее инструкциям.

Все это так, но, однако, наступают ситуации, в которых нелегал должен принимать самостоятельные решения даже в очерченных рекомендациями Центра жестких рамках. Некоторые нюансы недоступны и всезнающему Центру, да Центр и не должен их знать, ибо они могут просто увести его далеко в сторону от заданного курса. Центр в этом смысле — это всего лишь обычный компас, учитывающий только основные параметры магнитного спряжения.

Еще неделю тому назад жизнь вращалась по заведенному кругу и, казалось, не предвещала никаких сюрпризов. Инцидент с Кассио был улажен, и можно было по-прежнему заниматься работой. Но беда пришла с другого конца.

Фрам, как всегда, в половине девятого пришел в офис и, усевшись за стол, по установленному им самим распорядку дня стал разбирать почту. Среди десятка писем и пакетов в глаза бросился характерный манильский конверт, на котором четким почерком были написаны его имя и фамилия. Письмо было отправлено из соседней страны. Отправитель сначала показался ему незнакомым — он явно не принадлежал к кругу немногочисленной клиентуры их фирмы. Все свои личные и деловые контакты он знал наизусть. Он вертел конверт в руках, не решаясь его вскрывать, а одновременно где-то от живота вверх стала комом подкатываться противная тошнота, вызывая обильное слюновыделение и спазмы в горле.

Письмо не имело никакого отношения к делам фирмы, но касалось самого животрепещущего для него вопроса. Это он понял, как только разорвал конверт и начал читать содержащееся внутри него послание. Условная фраза «конъюнктура на пластмассы на внутреннем рынке Скандинавии последнее время складывается не в пользу фирм-посредников» в сочетании с некоторыми другими ключевыми словами текста не оставляли никакого сомнения в том, что письмо отправили по указанию Центра и что повод, по которому оно было послано Фраму, не предвещал ему ничего хорошего.

Речь шла о его личной безопасности. Центр предупреждал его, что он не может больше оставаться в этой стране и должен немедленно покинуть ее, если, конечно, не хочет очутиться в руках противника.

Фрам почти на сто процентов был уверен, что не совершил никаких безрассудных действий и вряд ли своим поведением мог привлечь к себе внимание местной контрразведки. Значит, причина немедленного отзыва из командировки заключалась в неблагоприятном для него стечении внешних обстоятельств, в ошибках или просчетах других лиц, или, например, в злоумышленных действиях затесавшегося в оперативные ряды какого-нибудь очередного мерзавца. Уж слишком много их расплодилось последнее время! Хотя, если хорошенько проанализировать, сбой мог произойти и по вине мистера Лукача, канадского вице-консула в Белфасте. Он тогда здорово нажал на него.

О предательстве думать не хотелось, хотя он знал, что вероятность такого события отнюдь не стремится к нулю, а является вполне ощутимой математической величиной, которую не стоило сбрасывать со счетов. Как бы там ни было, но нужно было все бросать и срочно «сматываться» из страны.

«Грузите апельсины бочками. Братья Карамазовы» — неожиданно пришел ему на ум телеграфный перл Ильфа и Петрова. Он усмехнулся про себя и снова пробежал глазами по тексту. Сходство с ситуацией, описанной в свое время двумя классиками юмористического жанра, показалось ему, несмотря на драматизм собственного положения, тем не менее, забавным.

За стеной послышалась певучая шведская речь Хольма, разговаривавшего с кем-то по телефону. Это помогло выйти из невольного оцепенения, овладевшего им на несколько минут, взять себя в руки и заставить мыслить здраво и реально. Первым делом надо было как-то подготовить компаньона, объяснить ему причину неожиданного отъезда и во что бы то ни стало отвести любые подозрения в том, что он исчезает из его поля зрения навсегда. Ну что ж, Магнус привык верить ему на слово, так что это будет сделать не так уж и сложно. Хуже всего дело обстояло с деньгами. Что можно было бы предпринять, для того чтобы попытаться изъять из фирмы свою долю и спасти вложенные в фирму деньги Центра, не настораживая ни компаньона, ни фискальные власти?

Он понимал, что чрезвычайная ситуация не позволяла ему даже и думать об этом, да в Центре и не рассчитывали на такую возможность, но все-таки бросать все «чужому дяде» было чрезвычайно жалко и обидно. Сколько было вложено труда и пота в это прикрытие, а теперь дарить результаты своего труда противнику было бы глупо.

В самом начале своего пути он знал, что Центр в качестве прикрытия определил ему коммерческую деятельность. Все понимали, что стать капиталистом ему будет нелегко. Сколько коллег до него пытались освоить это ремесло, и только немногие из них держались на поверхности, взывая в трудные минуты к помощи Москвы, а те, которые добивались рентабельности своего бизнеса или даже приносили прибыль и финансировали свою оперативную деятельность, были вообще исключениями из правила.

Помнится, перед отъездом из Москвы он добросовестно проштудировал «Капитал» К. Маркса и мог бы после этого запросто преподавать политэкономию в любом вузе страны. Каким же наивным был он тогда! «Капитал» ему даже и не понадобился. Потребовались здравый смысл, упорство, счастливый случай и пособие Дэйла Карнеги «Как приобретать друзей и оказывать на них влияние».

В комнату вошел компаньон и прервал его мысли.

— Что-нибудь случилось, Магнус? — Компаньон выглядел как-то необычно напряженно и тревожно.