Шпион вышел вон

А несчастные птицы… жертвы милитаризма и империализма… мигрируя, – говорит он.

Разносят чуму 20 века, – говорит он.

На территорию ССС… то есть, Европы блядь, – говорит он.

Закуривает сигару. Жирный дым. Безумные глаза Наташи.

Пойми, молодая, – говорит генерал.

Идет большая игра, – говорит он.

Нет, не так, – говорит он.

БОЛЬШАЯ ИГРА, – говорит он.

В мире осталось две цивилизации, – говорит он.

Европейская и североамериканская, – говорит он.

Мы, ФСБ РФ, – говорит он.

После крушения советской империи, отринув все эти большевистские штучки шмучки, – говорит он.

Служим Европе, – говорит он.

… – молчит, широко раскрыв глаза, Наталья (как и все, кого шантажируют весомыми вещами, она с удовольствием позволяет себя уговорить – В. Л.).

Решается судьба мира, – говорит генерал.

Евроатлантическое сотрудничество – миф, – говорит он.

Два кинжала в одних ножнах не помещаются, – говорит он.

С устранением конкурента в лице СССР, – говорит он.

ЕС и США претендуют на гегемонию в мире, – говорит он.

В этой тайной войне в ход идут все средства – говорит он (с ударением на «а», средствА – прим. В. Л.)

И Схватка уже началась, – говорит он тоном опытного акушера, увещевающего молодого папашу не суетиться под стенами роддома.

И так получилось, молодая, – говорит он, роняя пепел на ляжки.

Что местом нового столкновения цивилизаций, – говорит он.

Местом новой холодной войны, – говорит он.

Новым Западным Берлином 21 века, – говорит он.

Полигоном разведслужб и тайных сил мира, – говорит он.

Стала твоя родина, молодая, – говорит он.

Маленькая, затерянная страна в центре блядь Европы, – говорит он.

Молдавия… – говорит он.

Тычет сигарой в сторону Наташи, и говорит:

И ты, – говорит он.

Никому не известная, – говорит он.

Скромная девчонка с озорной улыбкой первого космонавта, – говорит он (Наташа смущенно улыбается, и мы видим, что генерал, конечно же, безбожно льстит – В. Л.).

Можешь стать той самой маленькой капелькой, – говорит он.

Которая, упав на чашу весов, – говорит он.

Решит исход сражения сил Зла и Добра, – говорит он.

Тьмы и Света, – говорит он.

(играет музыка из к/ф «Властелин Колец», или другой подобной саги, что-то бравурное, берущее за душу похлеще, чем компромат ФСБ – прим. В. Л.)

Готова ли ты? – говорит генерал, взяв за подбородок Наташу.

Стать этой капелькой? – говорит он.

А, малыш? – говорит он.

Крупно – глаза Наташи. В них слезинки. Камера опускается вниз. Мы видим напарфиненный член генерала ФСБ, завербовавшего девушку. Он (член, не генерал) полуэрегирован.

На его конце – капелька…

ХХХ

Черно-белые кадры.

Мы видим Наташу, которая, вся расхристанная (прилагательное, обозначающее девушку, которая после секса не успела собраться как следует, а ей уже дает пинка соблазнитель: прическа растрепана, чулки сползают, одна туфля-лодочка не надета, на другой поломался каблук, трусики в кармане кофты… не ищите это слово в словаре Ожегова, положитесь на мое небывалое филологическое чутье – В. Л.) стоит возле Лимузина (в Молдавии это слово даже произносят с большой буквы, так что пусть будет так – прим. Сценариста). Всхлипывает, глядя в камеру. Говорит:

Я думала… – говорит она.

А я-то думала, это любовь, – говорит она.

На слове «любовь» не справляется со своими эмоциями, и начинает – на букве «о», – плакать. Получается так.

Я думала это любол-о-о-о-о-о-о-о, – плачет она.

Малыш, ну что же ты, – слышим мы скупой мужской голос.

Разворот камеры. Мы видим генерала ФСБ Альбац, он уже в гражданском, выглядит как средней руки турецкий бизнесмен, приехавший в Кишинев поесть вишен и попялить девушек легкого поведения. То есть, как средней руки турецкий бизнесмен, приехавший в Кишинев. Или нет, даже не так. Просто как средней руки турецкий бизнесмен.

Малыш, конечно, я тоже люблю тебя, – говорит он.

Заря чувств озарила мое сердце, – говорит он.

Знал ли я, на склоне лет, что встречу такую, как як ты, – говорит он.

Як? – недоуменно говорит Наташа.

Маскировка, – говорит, туманно и многозначительно кивнув куда-то в сторону, генерал.

А-а-а-а, – говорит Наташа и снова начинает реветь, как дура.

Ну не реви, дуреха ты моя… – говорит генерал.

Прижимает Наташу к себе. Шепчет. Мы слышим отрывочные слова, куски фраз. «… нация… касса национального медицинского страхова… вели вишни в саду у дяди Вани… шаланда полная кефа… тобус на третьей остановке, и пятый дом спра… ерявые, как у негритян… едь модно теперь наголо писюн забрива…». Наташа краснеет – на черно-белой пленке это выглядит так, как будто она темнеет, – и хихикает.

Хи-хи, – говорит она.

А то ж, – говорит генерал.

Не ссы, молодая, контора солидная, – говорит он.

В беде не оставим, – говорит он.

Поддержим, поможем, поруководим, – говорит он.

И потом, Наташка, – говорит он.

Вот выполним задание центра, – говорит он, произнося «центр» быстро, словно случайно, (поэтому и с маленькой).

Так я тебя в охапку, и айда домой, – говорит он.

Поженимся, детишек… – говорит он.

Дворец тебе справлю, в Карелии, – говорит он.

Молдаван закажешь, какой хочешь ремонт тебе сделают, – говорит он.

Будем жить поживать да добра наживать, – произносит он ритуальную фразу из русских народных сказок, которой начинается всякая галлюциногенная афера вроде погони за невестой на волке.

Думаешь, я не люблю? – говорит он.

Думаешь, мне не хочется бросить все и айда в Карелию? – говорит он.

Эх, Наташа, Наташа, – говорит он.

Берет Наташу нежно за плечи, еще раз обнимает. Крупно – джинсы генерала в области ширинки. Она чуть расстегнута, мы видим силуэт члена генерала, похожий (член, если бы речь шла о генерале, то здесь стояло бы прилагательное «похожего» – прим. Сценариста для тех, кто усомнился в его великолепном филологическом чутье) на неудачно сделанную чурчхелу. Камера взмывает над генералом и Наташей. Мы видим двор кишиневской пятиэтажки, окруженной такими же пятиэтажками, видим родителей девушки, выглядывающих из окна с любопытством и жадностью, беседку, молодежь в ней (завистливые взгляды, много люрекса, гипюра, позолоты и обязательно кофта кислотной расцветки и очки а-ля вуди Ален). Генерал начинает тихонечко напевать.

Натали… – поет он (у него, разумеется, не поставлен голос, но он напевает очень тепло и душевно, совсем как сетевая писательница Матра Кетро, когда пишет книги про летающих такс, – В. Л.)

Натали, в разлуке, – напевает он ласково, как женщина для ребенка в колыбели.

Начинает звучать музыка песни отца мужа теннисистки Анны Курниковой, певца Игнасио Иглесиаса, певца Хулио Иглесиаса (почувствуйте себя собеседником молдаванина – прим. сценариста), «Натали». Начинают звучать еще два голоса. Это, почему-то, не отец мужа теннисистки Курниковой, Иглеаса-младшего, Хулио Иглесиаса, а молодого певца марка Тишмана и актрисы Нонны Гришаевой. Причем они поют по-испански, в то время, как генерал Альбац – на русском. Причем мы слышим и голос генерала тоже.