Шпион

Услышав эти слова, мистер Фишер чуть не бросился к ней.

– Мне так хотелось встретиться с вами. Понимаете, ваш отец оказал большое влияние на мою работу. Нет, я совсем не хотел сказать, что я тоже предатель… о Боже…

– Мистер Фишер, я считаю, что мой отец помогает французам только потому, что считает, что я у них в плену и моей жизни грозит опасность. – Филиппа отвернулась. – Вы, конечно, можете этому не верить.

– Но я верю!

Филиппа повернулась к нему в изумлении.

– Верите? Но почему? Вот мистера Каннингтона мне никак не удается в этом убедить.

– Что ж, возможно, Джеймс блестящий агент, но он не криптограф, ведь так? Я занимаюсь дешифровкой в течение нескольких последних месяцев, и, похоже, шифры становятся все проще, словно кто-то на другой стороне пытается нам помочь.

Филиппа улыбнулась, в ее душе затеплилась надежда.

– Да! Именно так он и может действовать! – Она обняла ошарашенного мистера Фиша и закружилась в танце вокруг него. – Вы понимаете, что это означает? Это означает, что отец жив!

От избытка чувств она чмокнула мистера Фиша в щеку. Папа жив, и она наконец сможет помочь ему вернуться домой.

Открылась дверь. Филиппа, все еще улыбаясь и продолжая обнимать окончательно смущенного и покрасневшего Фишера, подняла глаза.

Стоя в дверном проеме, Джеймс сердито смотрел на них.

Филиппа, разомкнув руки, освободила своего окончательно смутившегося партнера по танцу и взмахнула рукой, приветствуя Джеймса.

– Привет. – Решительно не обращая внимания на то, что он просто кипит от ярости, она радостно улыбнулась ему. – Папа жив, Джеймс. И я могу доказать, что он не предатель.

Джеймс прищурился.

– Значит, у вас есть ключ к шифрам? – Улыбка Филиппы угасла.

– Ключ?

Мистер Фишер сделал шаг вперед.

– У вас есть записи вашего отца? Может быть, записная книжка с условными знаками?

– Книжка? Дневник! – Она повернулась к Фишеру. – Перед тем как закрыть меня в тайнике, он дал мне дневник, который велел передать мистеру Апкерку!

– Ага! – Фишер просиял. – Замечательно! Если там есть ключ, тогда нет никаких сомнений в преданности вашего отца! Не так ли, Джеймс?

Видимо, Джеймса это не убедило.

– Возможно. Если там и в самом деле найдется ключ.

Мрачное настроение Джеймса подействовало на Филиппу, и ее восторг несколько поутих.

– Это убедит вас в моей невиновности?

Филиппа очень хотела, чтобы Джеймс ей поверил, но ни на секунду не забывала, что этот человек, этот мужчина, которого она любит, замышлял убийство ее отца.

Ликвидировать.

– Посмотрим.

Джеймс наблюдал, как различные чувства быстро мелькали на этом странно незнакомом бледном лице, обрамленном короткими растрепанными рыжевато-каштановыми волосами. По крайней мере один вопрос он решил для себя окончательно. Она была женственна, как сама Венера, несмотря на ее одеяние и варварски остриженные локоны. Он ощутил это, еще когда впервые привлек ее к себе, и ощущал это сейчас, заметив, как она исподтишка наблюдает за ним.

Когда он увидел, как Филиппа обнимает явно смущенного Фишера, гневное чувство оскорбленного собственника охватило его, напрочь лишив способности здраво мыслить.

– Фишер, тебя вызывают. Джентльмен ждет. – Его голос прозвучал гораздо резче, чем ему бы хотелось.

Фишер одернул жилет и бросился собирать упавшие на пол бумаги. Затем робко улыбнулся Филиппе и пробормотал слова ободрения. Джеймс стиснул челюсти – Фишер явно попал под очарование этой бесовки.

И на это ей потребовалось совсем немного времени.

Она так же ловка и хитра, как заклинатель змей.

Глава 29

Далтон ждал их в шифровальной. Несмотря на столь поздний час, он, как обычно, был чертовски элегантен. Он кивнул Фишеру и указал на стул, затем повернулся к Джеймсу.

– Насколько я понимаю, Робби еще не пришел в себя?

– Нет, – ответил Джеймс. – И мне хотелось бы как можно быстрее вернуться к нему, так что давайте приступим к делу.

Далтон удивленно вскинул брови, но воздержался от замечания, впрочем, Джеймс и сам понимал, что ведет себя грубовато.

– Что ж, хорошо. – Далтон сел, Джеймс последовал его примеру. – У нас возникла проблема. Филиппа Этуотер не нарушала закона и никому не причинила вреда. У нас даже нет доказательств, что она передавала сведения французам. Короче говоря, у нас нет никаких оснований задерживать эту женщину, мы должны ее отпустить.

Джеймс вскочил.

– Ты с ума сошел? Она едва не убила Робби!

– Джеймс, Робби забирался на все вертикальные поверхности, которые ему попадались, с того момента, как он у нас появился. Неудивительно, что он в конце концов упал.

– И это «в конце концов» случилось именно тогда, когда она была рядом. Тебе не кажется это подозрительным?

– Стаббс говорит, что она утверждает, будто Робби показывал ей черный ход, а она пыталась его остановить.

– По-видимому, не слишком усердно.

Далтон покачал головой.

– Ты только подумай, Джеймс. Если бы она хотела выбросить Робби из окна, стала бы она кричать и звать на помощь? Она сделала бы все тихо и незаметно.

– Она и сама туда забралась. – Фишер выдвинулся вперед. – А когда Робби упал, ей пришлось прыгнуть самой, чтобы немедля спуститься по лестнице к мальчику. – Причем все это она проделала без посторонней помощи.

Джеймс отвел глаза. Он хорошо помнил, как сам впервые совершил этот трюк. Все «лжецы», бывшие в тот день в клубе, подбадривали его, а внизу, под самой лестницей, были положены огромные мешки с тряпками.

И все-таки он промахнулся, когда прыгал, и приземлился мягким местом на кучу тряпья. Дважды.

– Мне абсолютно наплевать, пусть бы она точно так же грохнулась! – выпалил Джеймс. – Она выследила меня, проникла в мой дом и подвергла опасности моего сына. Далтон, поверь мне, эта женщина опасна. Даже Баттон не устоял перед ней, а ведь Баттон почти невосприимчив к женщинам, ну, разумеется, кроме Агаты.

– Я еще разберусь, какова роль Баттона в этом деле, но лишь при условии, что ты соблаговолишь признать, что я все еще являюсь хозяином этого клуба.

Холодная нотка в голосе Далтона напомнила Джеймсу, почему этот человек получил псевдоним Джентльмен. Только лорду Этериджу было свойственно это холодное, даже пугающее высокомерие, исполненное чувства собственного достоинства.

– Приношу свои извинения, милорд.

Джеймс произнес это отнюдь не учтивым тоном. Господи, что же с ним происходит, если он не в силах совладать с собственными нервами?