Шпионаж под сакурой

— Относительно нападения на какие-то секретные объекты, — тоже понизил голос фон Кемпфер, — никаких доказательств нашей причастности у японцев быть не может. Пусть лучше с собственными инсургентами и прочими самураями разбираются, как следует, а не кивают на мифическую заграничную угрозу. Если она от кого и может исходить, так только от Советов, а уж никак не с нашей стороны.

— Думаете, я не пытался втолковать то же самое Садао и Коки, — сказал Риббентроп, — но доказательства у японцев есть. Неоспоримые доказательства, герр фон Кемпфер. Можете мне, хотя бы, ответить, куда делись двое солдат моей охраны. Их забрали ваши спутники, братья фон Нейманы, точнее взяли половину отряда, пятерых солдат, а в казарму при посольстве вернулись только трое. И, что характерно, произошло это как раз в тот день, когда, по словам Садао, было совершено нападение на этот их секретный объект.

— Я поговорю с фон Нейманами, — ответил фон Кемпфер, — с них станется проявить ненужную инициативу. Однако, работы своей в Токио прекращать не стану. Она, может статься, не менее важна, чем ваши переговоры.

— Я вас больше не задерживаю, — отмахнулся рукой Риббентроп. Кемпфер гвардейски щёлкнул каблуками и вышел из кабинета, не отдав на прощание салюта. Риббентроп поглядел ему вслед, и достал из ящика стола сигареты.

Вызов к загадочному хакусяку, которого никогда не называли по имени-фамилии, пришёл неожиданно. В театр, прямо в разгар репетиций, явился один из кэмпэй. Он предъявил Дороши хризантему на лацкане потёртого пиджака и попросил проводить его к антрепренёру. Дороши проводила, тот, ничего не сказав, отдал Накадзо запечатанный пакет с той же хризантемой и покинул театр.

Накадзо проглядел письмо и тут же лично отправился в зал.

— Простите! — громко произнёс он практически с порога. — Но мне надо забрать с репетиции Руднева-сан и Ютаро-кун.

— Послушайте, Накадзо-сан, — обернулась к нему режиссёр Акамицу. — Даже если ни один, ни второй не играют главные роли, это ещё не означает, что их можно постоянно срывать с репетиций. Вы же человек не чуждый культуры, должны понимать, что постоянно проходить роли с «фантомами» или со мной в роли едва ли не всех второстепенных персонажей, это вредить спектаклю. Ютаро-кун и Руднев-сан — не профессиональные актёры, им постоянно нужно объяснять мизансцены, не так давно мне приходилось их под руку водить по сцене, чтобы добиться хоть какого-то результата. В последнее время, Накадзо-сан, мы выпускаем крайне мало спектаклей, каждый из них должен греметь не только благодаря общей экзотичности и тому, что мы не переиначиваем сюжеты на национальный лад…

— Я вижу, у вас в душе накипело, — улыбнулся Накадзо, мгновенно обезоружив Акамицу, — но меня требуют к себе те, кто дают деньги на наш театр. И им надо увидеть, как минимум, двоих актёров. Я едва сумел уговорить их, чтобы с репетиции не срывали Марину-сан и Асахико-кун. Это кое-чего да стоит, верно, Акамицу-сан? — Очень надеюсь, Накадзо-сан, — не преминула-таки вставить шпильку режиссёр, показывая всё своё недовольство, — что эти люди не задержат Руднева-сан и Ютаро-кун слишком долго.

— А вот этого я обещать не могу, развёл руками Накадзо. — Только если мы поторопимся сейчас, то имеем шансы и вернуться пораньше.

Так мы с Ютаро отправились на новую встречу с хакусяку.

Ехали на театральном авто, за рулём сидел сам Накадзо. Он привёз нас к небольшому дому, выстроенному в традиционном стиле. Он находился ближе к Акихабаре, где подобными никого не удивить. Отличался только более внушительным видом, да тем, что окружал его небольшой заборчик. Мы оставили авто у этого самого забора и прошли в калитку. Во дворе дома оказался разбит приятный садик с укрытыми снегом камнями разного размера. Собственно, расчищена была только дорожка к крыльцу.

Хакусяку сидел на крыльце. Одет он был в тёплое кимоно, не хватало только пары мечей заткнутых за пояс. Внешний вид его сейчас настолько дисгармонировал с его образом «европеизированного японца», в каком он предстал в прошлый раз, что мне стоило известных усилий не замереть прямо у калитки. Ютаро, явно также знакомый с хакусяку, видимо, был, как и я, несколько шокирован. Накадзо даже пришлось подтолкнуть его в спину.

— Присаживайтесь, — усмехнулся хакусяку. — Сегодня, как вы можете видеть, у нас встреча неформальная. Потому и вести себя можно свободнее. — Он даже хлопнул ладонью по крыльцу, приглашая нас.

Оставив обувь на выложенной камнем дорожке, опоясывающей дом, мы забрались на крыльцо, и расселись на холодном дереве. Я откинулся спиной на один из столбиков, поддерживающих крышу дома, обхватил руками колено.

— О том, что фон Кемпфер развёл бурную деятельность сразу по приезду, думаю, Накадзо-сан, вам уже сообщил, — начал хакусяку. — На тот случай, если он не сделал этого, скажу, за атакой на лабораторию стоит именно он. Скорее всего, там побывали ваши, Руднев-сан, знакомцы, которых вы с Мариной-кун выкинули из театра на днях.

— Это вы про того лысого верзилу в боа и его невежливого братца? — припомнил я.

— Именно, — кивнул хакусяку. — За пять минут до этого они схватились с токко, оставив от них только трупы, причём часть отряда полицейских превратилась в осколки кристаллов и дурно пахнущие лужи. Примерно такие остались на месте нападения в Синагаве. Ну, это в довесок ко всем маркировкам на гильзах и прочим уликам, которым сейчас Хирота-сан тычет в лицо Риббентропу, пытаясь выторговать побольше на переговорах.

— Хотелось бы узнать, всё же, для чего вы вызвали нас, хакусяку? — поинтересовался Накадзо. — А то наша режиссёр рвёт и мечет. До премьеры осталось не так много времени, а я срываю двух практически ведущих актёров с репетиции.

— Так сильно торопитесь, что рискуете показаться невежливым, — заметил хакусяку. — Но дела театра — святые дела, да и злить режиссёра Акамицу, действительно, не стоит. Руднева-сан и Ютаро-кун я хотел видеть как раз в связи с активизацией фон Кемпфера и его людей. Я уже наслышан о нападении странных здоровяков в майках с рунами «зиг». Кэмпэй сообщили мне, что впятером не смогли справиться с двумя. Это очень странно. К театру приставлены кэмпэй, отлично владеющие боевыми искусствами, в обычных условиях они бы скрутили этих здоровяков в бараний рог. Те дрались крайне непрофессионально, зато удар держали крепко. Как выразился командир той группы, будто по камню кулаками бил. Вы же, Руднев-сан, в одиночку противостояли одному из них, и весьма успешно, если судить по словам командира кэмпэй.

— А вот доктора мне сказали, — усмехнулся я, — что у меня многочисленные ушибы внутренних органов и треснули три ребра. Дышать было больно ещё не один день.

— И тем не менее, — вежливо, но настойчиво напомнил мне хакусяку.

— Меня учили дзюдо, — пожал плечами я. — Наш сенсей, Сан Саныч, сам учился у легендарного Василия Ощепкова в его кружке во Владивостоке на Корабельной набережной. Сенсей говорил, что у меня неплохо получается, а для него это — самая высшая степень похвалы, которой мог удостоиться ученик.

— Про Ощепкова я слышал, — кивнул хакусяку. — Он обучался у нас и вывез многие секреты борьбы за границу. Многие националисты до сих пор проклинают Канно-сан за то, что он позволял обучаться в своём институте не японцам.

— Как бы то ни было, — развёл руками я, — тот немец, действительно, дрался плохо. Если бы не его преимущество в силе и чудовищная стойкость, я бы смог справиться с ним. Не в бараний рог завязал бы, конечно, но одолеть смог бы точно. И врачи говорили, что удары были такой силы, что без подручных средств их не нанести.