Штамп Гименея

Но и деньги даже не самое главное. А самое главное, что отличает любого представителя человеческой расы – и китайца, и индуса, и слесаря-сантехника, и мафиозо из Италии, – это умение выражать свои мысли с помощью слов! Ни одна зверюшка не в состоянии сказать: передайте мне, пожалуйста, кетчуп. А человек может. Более того, он научился применять не только речь. Есть ведь и азбука Морзе, телефон, Интернет… Все это – целиком и полностью одни сплошные слова. Иногда картинки, но тоже в основном иллюстрирующие какие-нибудь слова. Слов столько, что даже непонятно, как может так случиться, что их не хватит. А между тем это случается сплошь и рядом. Вот, например, представьте. Троллейбус. Пробка. Душный салон. Двое в недрах рогатого чудища (троллейбуса) пытаются уместиться там, где и одному не место.

– Гражданочка, уберите от меня вашего судака! Он колется и противно воняет! – возмущается пожилой мужчина.

– Это прекрасный судак. Вы сами воняете гораздо хуже! – отвечает ему злобная тетка, имеющая богатый опыт такого рода диалогов на оптовом рынке. Ее слова отточены, она хорошо разбирается в людях и знает, куда бить, чтобы было больней.

– Ах ты, стерва старая! Да я тебя… – хватает ртом воздух мужчина.

На этом его слова кончаются, потому что он редко ходит на оптовый рынок и не имеет практики. А ведь можно же и по-другому. Казалось бы, чего сложного? Спокойно скажи: «Уважаемая мадам, раз уж это такой прекрасный судак, отчего бы вам не пригласить меня его откушать? Вы одиноки? Какое совпадение, я тоже. Может быть, это судьба?»

Но в действительности слова заканчиваются, а начинается рукопашный бой на судаках. Наверное, грехопадение – это когда первые люди утратили способность спокойно и прямо говорить о том, чего хотят и что при этом чувствуют. Да неужели, если бы они хорошенько попросили, Отец наш небесный не дал бы им этого яблока? А мы бы сейчас не имели тысячи проблем. Вот я, например, как только выдавила из себя всего-навсего парочку честных предложений (из серии «да, Борис, ты действительно мне нравишься), сразу же полностью утратила способность к членораздельной речи. И стала подавленно молчать, мычать, краснеть и отводить глаза. Неандерталец какой-то, а не здравомыслящий цивилизованный и социально адаптированный член общества!

– Что же ты так стушевалась? – веселился непробиваемый Борис, которого, казалось, ничто не брало.

– Я-то? Да нет, ничего! – пыталась я отвертеться, но все мое сознание было одурманено ощущением той неповторимой близости, которая возникла между нами после того, как были произнесены вслух наши взаимные мысли и чувства.

– Тогда, может, поедем ко мне? – спросил он так свободно, словно приглашал меня на выставку художников-импрессионистов.

– К тебе? Куда? – запаниковала я. К такому быстрому и прозаическому развитию событий я не была готова.

– Как куда? Домой, – потер ручки Борис.

– Домой? – задумчиво повторила я.

Интересно, мне только кажется или он в самом деле такой бездушный? Человек, который может сказать: ну раз ты предложила, то мне-то почему отказываться? Я же, в конце концов, не простой пирожок с капустой, чтобы меня вот так взять и слопать!

– Вот дурочка! Смотришь на меня, как овца на заклании, – рассмеялся Борис. Потом встал, обошел стол и подошел ко мне. Протянул руку и улыбнулся. – Пойдем.

– Да? – кивнула я и тоже встала.

Эх, чему быть, того не миновать! Пусть я погибну безвозвратно, но по крайней мере разберусь окончательно, что за человек Борис. А то мечтаю, приклонив младую голову на подушку, неизвестно о ком. Правда, не такую уж и младую. Света тут мне открыла глаза на правду о моем бедственном женском положении. Оказалось, что у меня дела идут из рук вон плохо.

– Встречаться с тем, кто откровенно не желает семьи, – для тебя простой перевод времени. Мужики как есть, так и остаются. А ты стареешь, – сказала она, чтобы осадить мои восторги по поводу Бориса. – Лучше заведи себе какой-то реальный объект для обработки.

– Во-первых, я еще не старею, – принялась я загибать пальцы. – Во-вторых, я думаю, мужики тоже стареют и умирают. В-третьих, меня как-то коробит, что я кого-то там обрабатываю.

– Нет, ты все-таки дурочка, – ласково и с некоторым величественным сожалением оглядела меня Света. – Тебе сколько лет?

– Двадцать шесть, – опасливо сообщила я. А то вдруг я отстала от жизни и мне уже пора оформлять пенсию.

– И что, ты не чувствуешь, как тикают биологические часы?

– Я-то? Не-а, – честно замотала я головой. Единственное, что я чувствовала внутри себя, это то, что обычно в народе называют «шилом». Но об этом я предпочитала молча кивать.

– Я, между прочим, дочку старшую родила уже в девятнадцать. Это самый рациональный возраст для первых родов. А ты будешь, кстати, уже старородящая.

– Я?! – ужаснулась я. Неужели все пропало? Почему мне никто не сказал, что пора рожать!

– И потом, нет ничего плохого, если ты будешь трезво и осознанно выбирать себе спутника жизни. Инстинкт редко говорит нам правду. Гормоны реагируют не на тех мужиков, с которыми лучше жить, а на тех, у кого сильный тестостерон. Ты что, хочешь жить не с человеком, а с тестостероном? – пристрастно вперилась в меня своими глазками подруга.

Я задумалась. Жить с тестостероном? Длинноногим красавцем, поигрывающим мускулами? М-м-м, ни за что!

– Но Борис – как раз тот, с кем жить, как мне кажется, лучше всего, – осторожно предположила я. – Он ответственный, взрослый, не бедный.

– Но с твоими способностями и внешностью ты должна выбирать максимум, – горячилась Света, словно закипевший чайник.

– Попробую, – вздыхала я.

Но голова думала только о Борисе. Даже тогда, когда я компилировала задним числом творческие командировки по городу для Гоши, который просто не имел сил доехать до Останкино. По объективным причинам, между прочим. Не помню только, по каким. Я вспоминала Борисово по-английски вежливое, обаятельное, но всегда чуточку отстраненное выражение лица. Его исполненную достоинства, неспешную, чуждую соблазнов и всяческой истерики походку. Он был как старинный секретер. Деловой и лаконичный в дизайне, сделанный из прекрасных материалов и уникальный по всем статьям. Другого такого нет. Когда мы с ним ехали в такси к нему домой, то есть практически ко мне домой, потому что он тоже жил в Строгино, то я честно думала одними сплошными гормонами, которые кричали мне: «Бери и беги!» – забыв о всякой выгоде.

– Ты действительно так спокоен, как выглядишь? Неужели ты ничего не чувствуешь? – спросила я?

– А что, похоже, что я ничего не чувствую? – изобразил удивление Борис.

– А то ты сам не знаешь! – возмутилась я.

– Я очень все чувствую. Все необходимые нервные импульсы и химические реакции у меня происходят. Я не киборг, – спокойно, как на лекции по истории Древнего мира, пояснил он.

– Успокоил, – фыркнула я и отвернулась.

Мне представилось, что будет дальше. Вот мы придем к нему в его холостяцкую берлогу, где посреди комнаты будет стоять огромная круглая кровать, на которую будет брошена шкура какого-нибудь вымирающего тигра…

– Ну, проходи. Раздевайся. Налить тебе вина? Нет? А я перед сексом предпочитаю капельку текилы. Бодрит, – скажет он и поставит в стереосистему (наверняка оптимальную и очень навороченную) какой-то сопутствующий моменту диск. Что-нибудь классическое, с сильными басами.

Я присяду на край круглой кровати и примусь изображать женщину-вамп. А потом, после отчаянно прекрасной ночи, усталая, вымотанная и опустошенная, вернусь в свой дом и буду рыдать под кривым, наляпанным на потолок солнышком.