Штормовая волна

Банк тщательно изучил текущие счета всех клиентов с подобными займами и выбрал двадцать или тридцать имен, чтобы уменьшить величину их кредита. Сент-Джон должен понять, сказал Кэрри, что хотя он лично — полноправный партнер в банке, но его брат Николас — старший партнер, а есть еще и его племянник Джордж. И эти двое твердо решили не продлевать векселя мистера Сент-Джона Питера, когда придет срок выплаты.

Лично он, как Кэрри заверил Сент-Джона, сделал всё возможное для решения в его пользу, указал на долгие отношения семьи Питер с банком и попытался предложить другого клиента. Но они отметили, и совершенно справедливо, нужно признать, что мистер Сент-Джон Питер имеет самый крупный необеспеченный заем, и в текущих чрезвычайных обстоятельствах здравый смысл требует его погасить.

— Необеспеченный, Боже ты мой! — воскликнул Сент-Джон, у которого мурашки пошли по коже. — Могу предоставить вам гарантию капиталом, хранящимся в банке Паско. Это свободные деньги в самых надежных бумагах, во всем Лондоне вы не сыщете лучше! Богом клянусь!

— Сэр, — сказал Кэрри чуть более официальным тоном. — Мы это ценим. Я это ценю. Не говоря уже о нашей дружбе, нашей долгой дружбе, и это тоже считается, будьте уверены, но не говоря об этом, подобные бумаги вселяют в меня уверенность и позволят сделать скидку по многим счетам и предложить новый кредит. Но видите ли, мой мальчик, именно в таких средствах мы сейчас и нуждаемся. Предложи вы нам в качестве гарантии землю, мы попросили бы вас сейчас же ее продать, а землю в наши времена продать не так-то просто, земля — дело такое, дело ненадежное. Она может покрыть долги, а может и не покрыть, но в любом случае была бы задержка, аукцион, юристы и всё такое, это заняло бы многие месяцы. Деньги, которые вам принесла жена, как вы часто говорили мне, вложены в ликвидные облигации. Именно это и нужно банку Уорлеггана, чтобы пережить три ближайших месяца. Даже следующий месяц, я бы сказал.

— Вы хотите сказать, что требуете выплаты...

— Только когда подойдет срок, мистер Питер. Ничего необычного.

— Но все векселя истекают в этом месяце или в следующем! Вы прекрасно знаете. Да вы же сами это видели, когда каждый раз выписывали их на новую дату. Боже мой, вы же не собираетесь потребовать выплаты всех долгов?!

Кэрри запахнулся в сюртук, как спрятавшийся под крыло ворон, и осмотрел скудно обставленную, но уютную комнату.

— Прошу вас оказать любезность и никому об этом не рассказывать, иначе вы сделаете хуже всем нам, правда ведь? Нам не нужен отток клиентов. Не нужна потеря доверия. Банк Уорлегганов стоит твердо, как скала. Но... теперь вы знаете. И я знаю, что нам пора трубить в рог...

Сент-Джон Питер встал и прошел до двери и обратно, покусывая нижнюю губу.

— Черт возьми, но я же не смогу содержать свою свору!

— Охотничий сезон заканчивается, — сказал Кэрри. — Кто знает, что нам принесет следующая осень?

— О чем это вы? О чем это вы?

— Это временно. Понимаете? Наш банк слишком крупный, имеет слишком обширные связи, чтобы страдать от этого долго. Банк Уорлегганов — крупнейший и лучший в графстве! У нас плавильные предприятия, оловянные шахты, мельницы, шхуны. Мы скоро снова встанем на ноги. Это временно.

Сент-Джон Питер сунул руки в карманы и подозрительно уставился на старика. Неприятные, горькие слова хотели слететь с его губ, он чуть не сказал такое, чего не простил бы ни один Уорлегган. В кругу друзей он частенько называл Джорджа Уорлеггана Плавильщиком Джорджем. Он мог бы припомнить и другие чудесные прозвища, куда более оскорбительные, относящиеся к Кэрри. Войти в дом джентльмена подобным образом, не как друг, даже не как банкир, а как обыкновенный ростовщик, и потребовать выплаты через такой короткий срок столь значительной суммы, хотя всегда уверял Сент-Джона, что ничего подобного не произойдет — это просто возмутительно! На это следовало ответить, как подобает джентльмену: прекрасно, я вам заплачу, но не смейте больше являться в этот дом и нести сюда свою грязь. Вон отсюда, выметайтесь через заднюю дверь, и впредь пользуйтесь входом для прислуги, как вам и должно!

Сент-Джон Питер, чья гордость превалировала над здравым смыслом, не имел точного представления о том, что должен и чего не должен делать джентльмен; он женился из-за денег и на свадьбе обронил другу: «Я вношу в этот дом кровь, а она — кашу»; он имел претензии аристократа, но не имел средств на их поддержание. В этот миг он хотел объявить, как презирает это создание в черном сюртуке, сидящее напротив, он нуждался в этих словах, чтобы сохранить самоуважение и самомнение. Но последняя фраза Кэрри дала ему пищу для размышлений. Временно? Насколько временно?

Это была горькая пилюля, прибавленная к стыду за то, что этот человек может его разорить.

— Насколько временно? — спросил он.

— Полгода, — ответил Кэрри, снова сев в кресло. — Полгода самое большее. Могу гарантировать, мой мальчик, первого сентября мы снова выдадим вам ту же сумму, под те же низкие проценты. Как раз к началу охотничьего сезона. Вам это подойдет?

Сент-Джон Питер пересек комнату, взял сюртук со спинки кресла и надел его. Кэрри за ним наблюдал. Сюртук был из зеленого бархата модного покроя, с фарфоровыми пуговицами ручной работы. Кэрри в жизни не имел такого сюртука. Да и не хотел иметь. Не хотел. Он получал удовольствие, манипулируя людьми в подобной элегантной одежде.

II

Пасхальная неделя — неподходящее время для смерти, думал Оззи. Не то чтобы он или другие священники сильно утруждались в преддверии Пасхи, но всё же дел в приходе становилось больше, в особенности эта утомительная вереница венчаний в воскресенье. И хотя мистер Оджерс почти совсем поправился и возобновил службы в Соле, викарий планировал нанести неожиданный визит, возможно в пятницу, провести ночь в Тренвите, проинспектировать своего заместителя и отметить недостатки, от которых страдает церковь Сола.

Однако кое-кто явно не дотянет до конца недели, а это означало еще и утомительную вереницу похорон. А среди них, прежде всего, похороны мистера Натаниэля Пирса. Инфлюэнца нанесла ему удар в спину, и сердце старика решило наконец-то прекратить борьбу. Он лежал, как безжизненная гора, дышал короткими глотками, которые явно не могли долго поддерживать огромное тело. В таком состоянии он находился, когда Оззи зашел к нему в предыдущий четверг, и каждый день священник ожидал услышать о кончине мистера Пирса. Но близилась Пасха, а новость так и не пришла, хотя во вторник дочь нотариуса послала записку со словами, что это дело нескольких часов.

Утром в Страстной четверг Оззи задался вопросом, стоит ли придерживаться обычного для этого дня маршрута. Он не был человеком, строго соблюдающим все заповеди, но понимал, что может ограничить себя во время поста — это продлится недолго. Пару раз он одернул себя, когда пытался открыть дополнительную бутылку вина. Он отменил заказ на портвейн, который Морвенна иногда пила, памятуя о совете доктора Эниса. Каждое воскресенье Оззи взял за правило проповедовать на десять минут дольше. Он снизил потребление масла слугами. Он возносил молитву каждое утро, встав с постели, как и каждый вечер. И после игры в вист приходил домой пораньше.

Но он всё равно продолжал посещать Ровеллу, даже несмотря на то, что возобновил плотские отношения с женой два раза в неделю. Он по-прежнему желал Ровеллу, а похоть, как он знал, отвратительна. Это должно прекратиться, твердил он себе, но вспоминал о своей похоти с удовольствием. А текущая неделя — самое подходящее время, чтобы положить этому конец. Даже если он прекратит визиты всего на несколько недель, Ровелла перестанет так быть в нем уверенной, станет реже требовать подарки. Теперь, когда жена снова оказалась в его распоряжении, Оззи не мог больше оправдывать внебрачную связь под предлогом необходимости для здоровья.