Штормовой предел

Сведения об этих военных приготовлениях не могли не встревожить официальный Санкт-Петербург, ведь усиление японских вооруженных сил и агрессивные планы Японии в отношении Кореи и Китая непосредственно угрожали дальневосточным владениям России. Кроме того, Николай II и сам стремился к активной политике на Тихом океане. Император весьма сочувственно отнесся к мыслям о выходе России к "незамерзающим берегам" Тихого океана и основанию там торгового порта и военно-морской базы. Поэтому помимо уже запланированных к строительству кораблей в 1898 году была принята особая кораблестроительная программа "Для нужд Дальнего Востока", по которой предстояло построить 5 эскадренных броненосцев, 5 крейсеров и другие корабли. Фактически предполагалось создание на Дальнем Востоке третьего полноценного флота, а не эскадры переменного состава.

Пятнадцатого марта того же года в Пекине была подписана конвенция о согласии китайского императора "предоставить России в арендное пользование Порт-Артур и Талиенван вместе с прилегающим к этим портам водным пространством". Срок аренды устанавливался в 25 лет, на которые под юрисдикцию России отходила вся южная часть Квантунского (Ляодунского) полуострова "…в видах обеспечивания для русских военно-морских сил вполне надежной опоры на побережье Северного Китая".

Морское ведомство рассматривало флот в Тихом океане как фактор, удерживающий Японию от нападения, а не как силу, способную нанести поражение ее флоту. В результате важнейший принцип стратегии, требующий сосредоточения максимальных средств на театре военных действий, оказался в забвении. Решающая роль флота в возможной войне с Японией была очевидна для руководителей Морского министерства задолго до ее начала. Тем не менее планируемый состав Российского флота в Тихом океане даже к 1905 году не обеспечивал хотя бы незначительного превосходства над противником. Само сосредоточение этого флота в водах Дальнего Востока было поставлено в зависимость от сметы на заграничное плавание, а не от политического положения или наличия корабельного состава. Именно поэтому Япония все время опережала Россию в наращивании своих военно-морских сил на Дальнем Востоке. Именно поэтому она и начала подготовку к внезапному удару.

В начале 1904 года вероломным нападением японских миноносцев на Порт-Артур началась Русско-японская война. Прошло еще немного времени, и вице-адмирал Макаров был назначен командующим Тихоокеанской эскадрой. Вместе с собой он забирал в Артур ряд наиболее подготовленных офицеров. Хотел взять и Владимира Николаевича, но этому воспротивился Рожественский.

— Степан Осипович, — просил вице-адмирала, немного заикаясь от волнения, Миклуха, — готов хоть вахтенным начальником на последний миноносец! Я же дальневосточные моря как свои пять пальцев знаю!

— Что я могу сделать, дорогой Владимир Николаевич! — вздыхал Макаров. — Я и сам прекрасно понимаю всю глупость положения. Но что делать, если Рожественский имеет на вас столь большой зуб! Впрочем, по приезде в Артур попытаюсь вызвать вас туда телеграммой! А теперь прощайте, у меня утром поезд. Надеюсь, что свидимся!

Слово свое вице-адмирал сдержал. Сразу же по прибытии в Порт-Артур направил в Санкт-Петербург телеграмму: в связи с напряженным положением в крепости он требовал незамедлительной отправки к нему капитана 1-го ранга Миклухи как наиболее подготовленного офицера для назначения на должность капитана артурского порта. Но вновь вмешался старый недруг Миклухи — контр-адмирал Рожественский. Без особых объяснений он немедленно отправил ответ Макарову. Это была телеграмма № 1559 от 23 мая 1904 года. Содержание ее было весьма лаконично: "Миклуха капитаном порта назначен быть не может". Но Макаров уже не получил ее: на входе в Порт-Артурскую гавань его флагманский броненосец "Петропавловск" подорвался на японской мине и затонул. Вместе с вице-адмиралом Макаровым погибла почти вся команда и командование эскадрой.

А на Балтике полным ходом шло снаряжение на Дальний Восток 2-й Тихоокеанской эскадры. Император назначил на должность ее командующего Рожественского, с присвоением чина вице-адмирала, и предложил включить в состав эскадры и все три броненосца береговой обороны типа "Адмирал Ушаков". Но Рожественский ответил резонно:

— Зачем мне эти самотопы, ведь эскадре предстоит идти через три океана! Что я там с ними делать буду, какие берега охранять?

И затея была оставлена.

Что касается Учебно-артиллерийского отряда, куда входил "Адмирал Ушаков", то на кампанию 1904 года им была поставлена задача подготовить унтер-офицеров и матросов для 2-й Тихоокеанской эскадры. Интенсивные стрельбы увеличили и без того значительный износ 254-миллиметровых орудий. В еще более худшем состоянии оказались 120-миллиметровые скорострельные пушки, на каждую из которых приходилось около 400 выстрелов. Окончив подготовку комендоров, 18 августа учебный отряд прибыл в Кронштадт. Оттуда "Адмирал Ушаков", "Адмирал Сенявин", "Генерал-адмирал Апраксин" перешли на зимовку в Либаву, где спустили вымпелы, поступив в вооруженный резерв.

В октябре-ноябре из Либавы ушла основная часть кораблей 2-й Тихоокеанской эскадры. Надежды на успех "боярина Зиновия и дружины его" основывались на уверенности в выдающихся личных качествах командующего эскадрой, вероятных потерях и износе кораблей японского флота, а также возможном усилении эскадры покупкой кораблей в Аргентине и Чили. Владимир Николаевич на корабли 2-й эскадры и не просился. Служить вместе с Рожественским для него было немыслимо…

А перед самым отходом 2-й эскадры Владимир Николаевич и Ульяна Антоновна стали свидетелями дикого случая в Либавском кургаузе. Из воспоминаний начальника штаба Либавской крепости полковника Ф.П. Рерберга: "…местный отдел Российского общества Красного креста устроил грандиозный бал в пользу раненых. Бал был устроен в здании Либавского кургауза. В самый разгар бала, во время передышки в танцах кадрили, старший офицер транспорта "Анадырь", лейтенант Муравьев, танцевавший с голубоглазой белокурой красоткой — баронессой Крюденер, сидел и разговаривал со своей дамой. В это время старший офицер транспорта "Иртыш" — лейтенант Шмидт, бывший на другом конце зала, медленно перешел через зал, подошел вплотную к лейтенанту Муравьеву и, не говоря ни слова, закатил ему пощечину. Баронесса Крюденер вскрикнула и упала в обморок; к ней бросилось несколько человек из близ сидевших, а лейтенанты сцепились в мертвой схватке и, нанося друг другу удары, свалились на пол, продолжая драться. Из-под них, как из-под грызущихся собак, летели бумажки, конфети, окурки… Картина была отвратительная. Первым кинулся к дерущимся 178-го пехотного Венденского полка штабс-капитан Зенов; его примеру последовали другие офицеры, которые силою растащили дерущихся. Тотчас они были арестованы и отправлены в Порт. Когда их вывели в прихожую, большие окна кристального стекла которой выходили на Кургаузский проспект, где стояли в очереди сотни извозчиков, то лейтенант Шмидт схватил тяжелый желтый стул и запустил им в стекла. После этого бал прекратился, так как большинство мамаш, опасаясь повторения подобных фокусов, начали спешно увозить своих дочерей. Скандал был большой: мундир морского офицера был опозорен перед всем Либавским обществом, перед лакеями, перед извозчиками! Кто же из жителей города мог знать, что, в лице Шмидта и Муравьева, они видели не морских офицеров, а печальные отбросы нашего флота? Дело это мне было хорошо известно потому, что на основании статьи 317-й военно-судебного устава дознание производилось не офицерами флота, на чем настаивали морские власти, а офицерами комендантского отделения вверенного мне штаба. Когда дознание было вполне закончено, оно было препровождено командиру порта. Насколько помнится, эти господа были арестованы до дня выхода эскадры их Либавы, дабы они не сбежали со своих кораблей. Главный морской штаб и на этот раз прислал решение вопроса, для сих выродков весьма нежелательное: было приказано взять их обязательно в поход, а по окончании войны уволить как негодных".

Не знаю, как вам, читатель, а мне больше всего понравился в данной истории желтый стул, запущенный в витрину, так сказать, прощальный аккорд… Что касается зачинщика пьяной драки, то им был не кто иной, как ставший в скором будущем знаменитым на всю Россию "буревестник революции" Петр Петрович Шмидт.

Об инциденте, разумеется, стало известно командующему эскадрой — вице-адмиралу Рожественскому. Немедленно последовал приказ: арестовать лейтенанта Шмидта в его каюте с приставлением часового. Впрочем, будущему "буревестнику" все было нипочем! За день до отхода из Либавы срок ареста истек, и Шмидт сразу же помчался в город. А буквально за час до отплытия извозчик привез его в гавань смертельно упившимся. Командир транспорта "Иртыш" был вынужден отправить своего старшего офицера проспаться, и тот смог приступить к исполнению своих обязанностей лишь спустя сутки.

* * *

Ушла 2-я эскадра, а на Балтике все осталось по-прежнему. "Ушаков", как и раньше, готовился к очередному практическому плаванию в составе Учебно-артиллерийского отряда. И вдруг внезапная и страшная весть — пал Порт-Артур, корабли 1-й Тихоокеанской эскадры уничтожены и затоплены на его внутреннем рейде. А 2-я эскадра еще только добиралась до Мадагаскара…

Кают-компания на "Ушакове", как и на других кораблях, превратилась в дискуссионный клуб. Все, невзирая на звания, яростно спорили, что следует делать дальше: вернуть 2-ю эскадру и тем самым расписаться в своем бессилии или же, усилив ее кораблями с Балтики и Черного моря, попытаться переломить ход борьбы в свою пользу? До дыр зачитывались газеты с сообщениями с театра военных действий. Особой популярностью среди морских офицеров пользовалась газета "Новое время", на страницах которой печатал свои статьи капитан 2-го ранга Кладо — известный специалист в вопросах военно-морской стратегии. Кладо призывал к немедленной отправке на Восток дополнительных морских сил, аргументированно доказывая, что 2-я эскадра в одиночку не в состоянии бороться с японским флотом. За отправку 3-й эскадры высказывались в печати и такие признанные в России морские авторитеты, как адмиралы Скрыдлов и Дубасов.

Сформировать 3-ю эскадру из кораблей Черноморского флота не удалось. Турки наотрез отказались выпускать новейшие черноморские броненосцы через проливы. Оставалась последняя возможность — собрать эскадру из кораблей, имевшихся на Балтике.

10 октября 1904 года вице-адмирал Бирилев, сменивший на посту командира кронштадтского порта Макарова, представил императору письменные соображения по этому вопросу: "Изготовление Третьей эскадры всем покажет, что Россия не исчерпала до конца свои силы, что она готова на борьбу и всякие жертвы… Можно посылать эту эскадру или не посылать, но она должна быть готова… При заключении мира готовность Третьей эскадры сыграет видную роль…"

Журналисты интересовались, чем хочет адмирал комплектовать эскадру, — ведь на Балтике почти не осталось современных кораблей?

— Старые вполне годны, — небрежно отвечал им командующий флотом. — У японцев старья тоже хватает, и ничего, воюют! На мой взгляд, вполне достаточно считать нижним пределом ход в четырнадцать узлов при более-менее современной артиллерии!

Расчеты же Бирилева были таковы: к началу лета 1905 года подготовить к отправке на Дальний Восток 6 броненосцев, 2 крейсера и 13 миноносцев. В число броненосцев были включены "Адмирал Ушаков" и однотипные с ним "Адмирал Сенявин" и "Генерал-адмирал Апраксин". По состоянию корпусов, машин, котлов все они были готовы начать кампанию немедленно. Хуже обстояло дело с артиллерией. Историк русского флота П.И. Белавенец писал: "Нельзя не пожалеть, что на этих судах (броненосцах типа "Адмирал Ушаков". — B.Ш.), обошедшихся очень дорого, была поставлена негодная артиллерия, которая официально носила название "неудачной серии выделки"". Но так как артиллерия эта была предназначена исключительно для прибрежной войны, то даже столь большой недочет считался допустимым. Теперь же предстояло с этими орудиями идти к японским берегам, времени на их замену не оставалось.

Вице-адмирал Бирилев опросил шифрограммой командиров кораблей: сколько им надо времени для ускоренного приготовления к плаванию. Миклуха ответил: "Шесть недель". Примерно такие же сроки назвали и другие.

Одиннадцатого декабря 1904 года в Петербурге состоялось особое совещание, которое определило дату отправки эскадры —15 мая 1905 года (ирония истории: именно в этот день 3-я эскадра найдет свой конец в водах Цусимского пролива). Но дата отправки неведомо какими путями попала на страницы печати. Поднялся страшный шум. Радетели за Отечество требовали немедленной отправки кораблей. На моряков был вылит не один ушат грязи. Самым же веским аргументом за немедленную посылку эскадры был тот, что иначе корабли при переходе Индийского океана попадут в летний муссон, который их всех обязательно перетопит. И напрасно адмиралы, тряся седыми бородами, пытались доказать, что это не так, их уже никто не слушал!