Штрафники Великой Отечественной. В жизни и на экране
Шрифт:
— Вот ты вышел спозаранку, Глянул — в пот тебя и в дрожь: Прут немецких тыща танков...
— Тыща танков? Ну, брат, врешь.
— А с чего мне врать, дружище? Рассуди — какой расчет?
— Но зачем же сразу — тыща?
— Хорошо. Пускай пятьсот.
— Ну, пятьсот. Скажи по чести, Не пугай, как старых баб.
— Ладно. Что там триста, двести, — Повстречай один хотя б...
Не повстречавшему в жизни «один хотя б» Володарскому очень легко и просто манипулировать сотнями танков. И в фильме все верят, что прут 500. Но обязан же Ваш герой соображать, что полученные им четыре «сорокопятки», 20 штук противотанковых ружей (ПТР) и гранаты — ничто против такой танковой лавины. Но нет, он говорит: «Как-нибудь выкрутимся!» И представьте себе, остановили, кажется, даже уничтожили
А какие потери понес батальон? Ранее Ваш герой сообщал, что «из 530 человек полегло 500». Раненых, как видно, не было, одни убитые. Это как же? После боя с танковой армадой — 529 убитых, но появились раненые — 92 человека.
Дорогой Алексей, неужели Вы не понимаете, что эти цифры могли родиться только в больном воображении? Раненых всегда раза в три бывает больше.
Но этих цифр мало. Авторы фильма еще живописуют, как заградотряд косит очередями отступающих штрафников. Так, в одном случае, по словам Вашего героя, Алексей, заградчики уложили 97 человек. Здесь самая грязная клевета. Эти отряды формировались опять-таки не из войск НКВД.
Герой Советского Союза генерал армии П.Н. Лащенко свидетельствует: «В отряды направлялись солдаты, младшие командиры и офицеры стрелковых частей, как наиболее стойкие и мужественные». И согласно приказу Сталина отряды выставлялись «в тылу неустойчивых дивизий», а ведь здесь-то — гвардейская! Летом 43-го гвардейских дивизий было не так уж и много. Правда, мы видим только ее командира генерала Лыкова, еще двух-трех невнятных офицеров да зверюгу особиста, который почему-то всегда при комдиве и даже принимает участие в обсуждении оперативных планов — его ли это дело? Все они только штрафбатом и занимаются, а кто реально командует дивизией — непонятно.
А что касается штрафников, то знакомый нам генерал Бараболя свидетельствовал: «Штрафники воевали мужественно, никто не гнал их в бой силой оружия... В нашей роте я не помню ни одного случая, чтобы штрафников заставляли идти в атаку силой оружия». Полковник Рощин, служивший в штрафной роте в тяжелейшую пору осени 42-го — зимы 43-го, свидетельствует: «Да, штрафные подразделения ставили на трудные участки, и потери были немалые, но никогда нас не расстреливали заградотряды. Это злостный вымысел авторов "Штрафбата"».
Я лично, прошедший со своей частью в составе Брянского, Западного и 2-го Белорусского фронтов от Калуги до Кенигсберга, ни тогда, ни после войны ни разу и не слышал и не встречал в мемуарах, даже в романах о войне, чтобы заградчики применяли оружие против своих. И вот только 15 лет назад — в фильме Льва Данилова.
Во время работы над этой статьей я обратился и к литературным источникам. Тот же генерал Лащенко писал в связи с фильмом Льва Данилова, что заградотряды главным образом занимались тем, что задерживали дезертиров, направляли отбившихся от своих частей солдат и офицеров в сборные пункты, наводили порядок на переправах, а также прикрывали войска с тыла от диверсантов и вражеского десанта. «А иногда эти отряды вели борьбу с прорвавшимися танками, пехотой и несли немалые потери. Но чтобы кто-нибудь из бойцов заградотрядов стрелял по своим, таких случаев на нашем, например, фронте не было». Лащенко воевал на 2-м Украинском.
«Ах, на его фронте?!» — конечно же, воскликнет Володарский. Предвидя это, я позвонил своему старому товарищу Юрию Бондареву. Он воевал и на Сталинградском фронте, и на 4-м Украинском. Юра сказал: «Когда мы драпали, заградчики нас останавливали, собирали, велели занять оборону, но ни единого выстрела никто из них не сделал. Это я тебе клянусь».
Позвонил еще маршалу Язову, моему давнему благодетелю в книжном деле. Он воевал на Волховском. Дмитрий Тимофеевич сказал примерно то же самое, что и Бондарев, но добавил, что на Карельском, Северном, Ленинградском, Волховском, Прибалтийском фронтах
заградотрядов не было вообще.А маршал Жуков однажды пояснил: «В начале войны мы плохо воевали не только наверху, но и внизу. У нас рядом воевали дивизии, из которых одна дралась хорошо, стойко, а соседняя с ней бежала, испытав на себе такой же удар противника. Были разные командиры, разные дивизии, разные меры стойкости. А победа зависит от всех, от каждого человека, от его стойкости в бою». И в самую критическую пору войны заградотряды потребовались. Как потребовались они и немцам после разгрома под Москвой.
И еще одно заявление: «У немцев не было даже такого понятия — штурм. Ни одного города не брали они штурмом». Ну, допустим, Копенгаген, Осло, Брюссель, Амстердам, Париж и множество других городов Западной Европы немцы действительно не штурмовали, ибо никакой необходимости не было. Одни из этих городов, как Париж, правительство объявляло открытыми и на 32-й день войны приказало «столицу мира» сдать без боя; другие столицы после того, как бежали оттуда в Англию короли с королевами, сдавались и без приказа правительства на третий, как Амстердам, или на пятый день войны, как Брюссель.
А как было у нас? Что, подходили немцы к Бресту, Смоленску, Одессе, Севастополю, к Ленинграду, Москве, Сталинграду, кричали в мегафон «Рус, сдавайся!» — и города сдавались? Разве знает этот олух царя небесного, что Харьков, Белгород, Ростов и другие советские города — всего более двадцати — переходили из рук в руки несколько раз. А на Западе этого не было — ни когда Гитлер захватывал города, ни когда их мы и союзники освобождали.
Различия между понятиями «штурм», «наступление», «атака» весьма относительны. Но уж если этот «баталист» завел речь именно о штурме, то вот несколько строк из книги о Севастопольской обороне: «26 декабря (1941 года), сосредоточив на Мекензиевых горах основные силы, противник начал яростный штурм города. Сражение шло днем и ночью. В 345-й и 25-й стрелковых дивизиях и в 79-й бригаде оставалось все меньше людей, но они не только отражали бесчисленные атаки, но и бросались в контратаки. 28 декабря противник предпринял еще одну попытку... Декабрьский штурм был отбит» (П. Гармаш. Севастополь — город-герой. М, 1983).
Ни Володарский, ни Досталь, ни Вайсберг в упомянутых выше частях не служили. Но могли бы хоть поинтересоваться, сколько штурмов, наступлений и атак пережили, скажем, Ленинград и Сталинград.
Хорошо, пусть немцы брали города не штурмом, а как-то иначе, мы же брали только штурмом. И что? Каков итог-то? Чем дело-то кончилось? Володарский не желает знать об этом. Для него Великая Отечественная с ее миллионами жертв — какая-то спортивная игра, в которой за город, взятый, допустим, измором, он начисляет 10 очков, а за взятый штурмом — 2 очка. И по его подсчету, может, получается, что фашисты набрали больше очков, т.е. выиграли войну, А тут недавно по телевидению один его собрат и такое брякнул во славу фашистской армии: «Немцы шли до Сталинграда год, а мы до Берлина — четыре года!» Ну, точно о войне двух мировых держав, как о соревновании по спортивной ходьбе! Да, Гитлер шел до Сталинграда год с небольшим. И к чему пришел? К разгрому. А к чему через три неполных года пришли мы в Берлине? К обгорелому трупу фюрера с крысиным ядом в желудке...
«Штрафбат» — это еще одна попытка оболгать Великую Отечественную войну, подвиг нашего народа. Вот, Алексей, во что Вас втравили. Понять этого Вы не смогли. Но жизнь не кончается, и перед Вами остается выбор.
Владимир Бушин, «Литературная газета», 2004, 15—21 декабря.
***
Среди многочисленных ныне военно-патриотических сериалов одиннадцатисерийный «Штрафбат» выделяется не только размахом, бюджетом, качеством, но и обстоятельнейшим критическим реализмом, умело мимикрирующим под документалистику (в восприятии, по крайней мере, широкого зрителя, традиционно понимающего и сам критический реализм как тин исторической правды).