Штука
Шрифт:
– Что же, и тогда уже Контур был? – удивился я.
– А как же! Называлось все правда иначе… Вот не скажу тебе точно, как… Это архивариус знает…
– Обалдеть… – признал я.
Древний кирпичный туннель перешел в крутую винтовую лестницу. Спускаться по ней было ужасно неудобно. Просто непонятно, почему бы не сделать простой прямой спуск?
Снова дверь – на этот раз массивная, выпуклая, с мощными рычагами-задвижками по краям, как в бомбоубежище…
– Какие интересные двери при Иване Грозном делали, – буркнул я.
Дверь бесшумно ушла вперед, и луч фонарика потонул во
Рельсы.
– Это что же, метро? – спросил я.
– Да, как тебе сказать… – аккуратно прикрывая дверь, сказал завхоз. – Ну, не то что бы совсем метро. Так, остатки…
Меня вдруг прошибло потом. В голове зазвенело, возникло чувство нереальности происходящего.
– Что значит – «остатки»? Это, вроде, как с подземными ходами?..
– Ну, да, – пожал плечами завхоз. – У нас и в Госплане свои маленькие люди были, со своими маленькими циферками. Советский Союз – очень большая страна была, а вот экономика – крайне неэффективная, сам знаешь. Ну, подумаешь – прорыли несколько лишних километров, да и замуровали, чтобы начальство о промашке не пронюхало…
– А что у вас…
– У нас.
– …у нас еще из этих, из остатков есть?
Матвеич внимательно посмотрел на меня, в своей обычной манере, поверх очков.
– Много будешь знать – скоро состаришься. Неужели ты не понимаешь – сила Клана не в «остатках роскоши», не в этих подземельях, и даже не в Контуре!
– В чем же тогда?
– Наша сила – в слабости. Понимаешь, о чем я говорю?
– Не очень. Я слабак – это неприятно, но это я понимаю. Сильным я могу быть только по отношению к другим слабакам. И сколько бы вы не доказывали обратное…
– Все верно. Я тоже слабак. Только, в отличие от тебя, не считаю свою слабость пороком. Я слаб – зато незаметен. Ко мне не проявляют интереса сильные мира сего. И моими тайнами тоже никто не интересуется – что может скрывать этот жалкий человечек?
– А ему есть, что скрывать?
Матвеич спрыгнул на рельсы, и луч его фонаря выхватил из мрака противоположную стену с какими-то бледными трафаретными надписями. Завхоз зашагал куда-то вправо, и теперь мне было видно только хаотичное мельтешение света.
– Конечно, – сказал Матвеич. – Природа не терпит пустоты. И раз есть слабаки – значит, у них есть свои секреты. Мы просто созданы, чтобы прятать наши маленькие тайны…
Громко щелкнуло, и в глаза ударил резкий, слепящий свет. Следом тихонько и тонко завыло – характерный трансформаторный гул.
– Чего ты там жмешься, Близнец? Залезай, поехали!
Рельсы были разболтаны, плохо подогнаны, дрезину то и дело встряхивало, не давая расслабиться. Неказистый железный ящик, не спеша, катился по рельсам, затхлый воздух упруго бил в лицо, брезгливо перебирая волосами, а я все никак не мог прийти в себя.
Заброшенный пионерский лагерь с никому не нужными детьми, вычищенные из летописей подземные ходы, отрезанный и всеми позабытый кусок метро… Лезть под трубами школьного подвала, чтобы оказаться в огромном, технически продвинутом подземелье! Что дальше? Какие еще секреты прячутся в потных ладошках судомоделиста-любителя?
– А
большое оно, наше метро? – спросил я, безуспешно пытаясь устроиться на неудобной скамейке.– Приличное, – скромно ответил Матвеич.
– Кто же следит за ним? Откуда здесь электричество?
– Ты опять задаешь не те вопросы. Тебе совершенно не нужны подробности, которые только будут мешать спать ночами… Сосредоточься на своем задании. Кстати, как раз сейчас раз можешь расслабиться…
Ехали довольно долго – я потерял счет времени. Хотя зря я, наверное, целиком и полностью доверился своему спутнику. Вот, случись с ним что – как я буду искать дорогу назад? Я совершенно не ориентировался, откуда и куда мы движемся, и когда дрезина стала сбавлять ход, так и не понял, как Матвеич узнал нужное ему место.
Вровень с рифленым полом дрезины оказалась маленькая платформа, на которую мы и вышли. Вздохнув, напялил на себя рюкзак, огляделся. Платформа находилась в узкой нише и не имела выхода.
Растерянно посмотрел на завхоза.
Тот хитро подмигнул, протянул руку в густую мглу над головой и словно бы дернул за что-то. Раздался крайне неприятный гул и скрежет. Матвеич оттащил меня за рукав в сторону, и на место, где я только что стоял, на промасленных тросах опустилась неказистая железная клеть – вроде тех, на которых подымают шахтеров.
– Нам… туда? – робко спросил я. – Я высоты боюсь, если честно…
Без лишних разговоров меня затолкали вовнутрь. Матвеич задвинул дверь, повернул гнутый рычаг, и нас медленно потащило наверх. Мелькнул на уровне глаз потолок тоннеля, клеть затрясло: она цеплялась за стены узкой шахты.
– А если застрянем, что делать будем? – вжав голову в плечи, поинтересовался я.
– Хороший вопрос, – кивнул Матвеич, но тему продолжать не стал. Просто уставился вверх, будто в этой тьме можно хоть что-то рассмотреть.
Поднимались мы достаточно долго, и у меня возник естественный вопрос:
– Мы что же, на поверхность возвращаемся?
– Практически, – ответил Матвеич и снова потянул за рычаг.
Клеть дрогнула и остановилась. Точнее – зависла, поскрипывая и зловеще качаясь над бездной. Завхоз сдвинул в сторону кособокую решетчатую дверь и сказал загадочным тоном:
– Когда-то здесь, над нами была поверхность. Но ее так удачно застроили, что получше всякого метро будет.
Матвеич хихикнул. Надо полагать, он знал гораздо больше моего. Оставалось только мучаться догадками, где мы. Ведь вокруг по-прежнему все те же бетонные стены и отсутствие освещения.
– Считай, добрались, – сказал Матвеич, возясь и гремя железом у стенки. – Смотри, рюкзак не забудь…
Громко клацнуло – и вспыхнул свет.
11
– Это и есть Сердце? – пораженно спросил я, выключая не нужный уже фонарик на каске.
Каменный лабиринт не кончился. Только обрел какой-то уж больно респектабельный вид: стены украшены гранитом и мрамором, бронзовыми вставками со звездами, серпами, молотами, колосьями, массивные люстры с желтоватыми плафонами… Что-то это напоминало… Точно – переходы на станциях московского метро годов эдак тридцатых!