Штурман дальнего плавания

Мама была в школе, когда я пришел домой. Впечатления пережитого за последние пять дней переполняла меня. Мне нужно было с кем-нибудь поделиться. Я побежал к Ромке. «Волна» стояла у спуска. Значит, он был дома.

Я влетел к нему в комнату. Ромка пил чай.

— Здорово, Ромка! Только что с моря пришел! Кончай скорее.

— Здорово! Ну, как плаваешь? По струнке, наверное, ходишь? — насмешливо спросил Ромка, но я видел, что он обрадовался моему приходу. Ромка наскоро закончил чаепитие, и мы вышли во двор.

— Знаешь, Ромка, «Орион» такой замечательный! Настоящее морское судно. Компас есть, карты, все в общем. А капитан какой хороший — Лев Васильевич! Нам по пятнадцать рублей платят. Мне и еще одному матросу. Только двоим.

Я начал с увлечением рассказывать о жизни на «Орионе», о первом плавании, об экипаже. Употреблял запомнившиеся мне морские названия. Ромка слушал внимательно, не перебивая, и хмурил брови. Когда же я рассказал, что зимой буду учиться на яхтенного капитана, он не выдержал и спросил:

— А туда всем можно?

— Можно всем, кто хорошо учится и кто на яхтах плавает. Ну, а ты как на «Волне»? Втроем теперь — с Ленькой и Женькой?

— Да, втроем… Плаваем по-прежнему, — неохотно отозвался Ромка и спросил: — «Орион», говоришь, двухмачтовый? Команды-то много? Наверное, все места уже заняты?

— Не знаю, может быть и не все. А команды много. Ну, мне нужно бежать домой, собрать продукты на следующий рейс.

— Погоди немного. Куда торопиться-то? Успеешь на свою яхту.

Я чувствовал, что Ромка хочет что-то сказать, но никак не решается. Мы помолчали.

— На «Волне» тоже хорошо, — наконец не совсем уверенно проговорил Ромка. — Мы вот на днях пять больших окуней поймали против Биржевого моста…

— Ерунда это, окуни. Подумаешь! Вот мы в Лужскую губу завтра пойдем. Это — да. Ну, пока! — И я протянул Ромке руку.

— Вот что, погоди… — Ромка запнулся и прямо посмотрел мне в глаза. — Честно говоря, мне «Волна» тоже надоела. Надо было с тобой на яхту идти. А теперь не поздно, как ты думаешь? Попроси там капитана, может быть и возьмет.

— Вот это здорово! Молодец! Обязательно попрошу. Думаю, Лев Васильевич не откажет, он про тебя спрашивал, — обрадовался я. — А как же «Волна»? Без присмотра ее украдут.

— Давай ее Леньке продадим. Он давно ко мне пристает. В пайщики просится. Согласен?

— Конечно. Теперь мы уж лодкой заниматься не будем. Как ответ принесу, так и продавай.

— Ладно. Буду ждать. Ты только скорее. Думаешь, возьмут?

Ромка сиял. Перспектива плавать на «Орионе», особенно после моих рассказов, была заманчива. Мы дружески распрощались.

Я дождался маму и с не меньшим увлечением, чем Ромке, рассказал ей о днях, прожитых на яхте. Я был так горд тем, что теперь я настоящий моряк, так полон новыми впечатлениями, с таким восторгом описывал нашу жизнь! У мамы блестели глаза, с лица не сходила улыбка. Она была счастлива моим счастьем. Только раз, когда я вскользь упомянул об эпизоде с мачтой, мама нахмурилась и спросила:

— А что, это разве не опасно, Гоша? Посылать новичка на мачту! Ведь это неразумно.

— Нет, мамочка, разумно. Погода была тихая. А если в шторм придется лезть, тогда я совсем не влезу. Теперь я каждый день буду тренироваться.

— Только прошу: будь осторожнее.

Я постарался уверить ее, что ничего опасного в море нет, что яхта большая и крепкая, а Бакурин — замечательный, опытный моряк. Обещал даже показать ей «Орион».

Мама собрала мне продукты еще на несколько дней. Когда она провожала меня до двери, сердце у меня защемило. Мы никогда раньше так надолго не расставались.

Сколько раз потом в жизни мама закрывала за мной дверь и утирала слезу, отпуская меня в настоящее море, сколько раз сидела в нашей комнате, прислушиваясь к завыванию осеннего ветра, и в мыслях своих была со мной в ревущем океане! Помогала мне и утешала, дорогая моя мама…

5

«Орион» вышел в море на следующий день утром. Небо было серенькое, моросил дождь и дул слабый южный ветер. На судно пришли Зуев, Седов и Пантелейчик. Они получили отпуска и собирались теперь все время проводить на яхте.

Пройдя входной буй фарватера, Лев Васильевич лег курсом на Кронштадт и передал руль Зуеву. Бакурин разбил экипаж на две морские вахты. В первую вахту попали Бакурин, Пантелейчик и я; во вторую — остальные с Зуевым как рулевым. Моя вахта начиналась через шесть часов. «Орион» с маленьким креном стремительно шел вперед. Дождь продолжал накрапывать. Седов и Серега надели непромокаемые плащи и зюйдвестки и стали похожи на моряков из какого-то виденного мною кинофильма. Я решил спуститься в кубрик и отдохнуть перед вахтой. Лев Васильевич и Альберт уже спали.

В котором часу я проснулся — не знаю. В кубрике катался и гремел пустой бидон. Судно сильно качало. У меня болела голова. Трудно было оторвать ее от подушки.

«Наверное, на вахту еще не будили», — подумал я.

Слышно было, как волны бьют в борт, попадают на палубу и сбегают с нее обратно в море многими струйками. Какой-то тонкий скрипучий звук непрерывно резал уши.

Я хотел встать, но судно резко накренилось, ноги разъехались, и я сильно ударился головой о стенку. Выждал момент, когда яхта выпрямилась, и вскочил. «Орион» снова накренился, но я стоял уже на ногах. Убрал бидон и приоткрыл крышку входного люка. В кубрик ворвался ветер с целым каскадом солоноватых брызг.

То, что я увидел, показалось мне кошмаром. «Орион» зарылся в воду по самую рубку. Кругом плясали мохнатые, с шипящими гребнями валы. Они то бежали за корму, то с ревом обрушивались на судно. Ветер свистел в снастях и вантах. В ушах стоял отвратительный тягучий звон.

Я захлопнул люк, снова лег на койку и закрыл глаза. Огромный шар катился на меня. Сначала он был желтый, потом стал красным, затем распался на маленькие, бесформенные, быстро несущиеся куски. Они влетали ко мне в рот. Меня мутило. Мерзкое чувство тошноты подкатывалось к горлу. Казалось, что мои внутренности то поднимаются, то опускаются вместе с движениями судна. Вдруг страшный удар потряс корпус. Я чуть было не вывалился из койки. В камбузе что-то загрохотало, и тотчас же я услышал отчетливую команду: «Все наверх! Паруса убирать!»

«Орион» сильно накренился на правый борт. Теперь бортовой качки уже не ощущалось. Было нечто более страшное. Яхту поднимало и с силой било о грунт. Она содрогалась всем корпусом, дрожала несколько секунд и замирала в ожидании нового удара. Удары повторялись часто. Мне казалось, что при следующем ударе «Орион» развалится на части.

«Гибнем!» — мелькнуло у меня. Я хотел вскочить, но не смог. Сильнейший приступ тошноты бросил меня обратно на койку. Голова кружилась. Еще удар, и яхта перевалилась на левый борт. Ее продолжало бить.