Шуры-муры

Нет уж, спасибо, увольте. Уступаю вам мою долю этого удовольствия, дорогой Вердж.

— Верджил, — вздохнув, сказал я. — Никто мне не звонил. Я просто случайно оказался рядом, когда Мейдин…

— Так Дуайт Пакетт тоже был твоим клиентом?

Отвратительный вопросик. Не по сути своей даже, а по тому, как он произнес это «тоже». Как будто Дуайта теперь можно добавить к длиннющему-предлиннющему списку людей, которых угораздило нанять меня и, как следствие, немедленно окончить свое земное существование.

Наверное, в представлении Верджила я воплощал собою эдакую частнодетективную разновидность чумы или другого какого мора. Он всегда давал понять, что если какому-то чудаку охота подвергнуть себя смертельной опасности, то достаточно обратиться в мое агентство.

Я несколько раз указывал неугомонному шерифу, что по улицам нашего города до сих пор ходят люди, для которых я вел расследования. Они живы-живехоньки, и даже болеют не чаще других. Но он предпочитает помнить тех немногих, кому не посчастливилось оказаться убитыми после того, как они обратились ко мне. Разумеется, это обычное совпадение. И Верджил прекрасно это знает. Знает, но никогда не упускает возможности меня подковырнуть.

Раньше я из себя выпрыгивал и как полный дурак начинал перечислять всех выживших после моей профессиональной помощи. Но поскольку клиентов у меня было раз-два и обчелся, то список быстро кончался. В последний раз он состоял из двух работников библиотеки, попросивших меня разыскать пропавшие книжки. Так что все это было довольно унизительно, надо заметить.

Но сегодня я не стану разводить эту бодягу.

— Нет, Верджил, — сказал я сквозь стиснутые зубы. — Дуайт Пакетт моим клиентом не был.

Ну, здесь я, конечно, немного покривил душой. Хотя технически и не Дуайт меня нанимал, но работа моя оплачивалась его деньгами. Так что при желании его и можно было назвать моим клиентом. В некотором роде.

— Если Дуайт не был твоим клиентом, то кто же тогда…

И тут я решил: хватит разговоры разговаривать.

— Верджил, вы едете расследовать убийство, или собираетесь всю ночь трепаться?

Ответ шерифа был краток. Он бросил трубку.

Микки Маус, по-моему, сдавленно хихикнул, когда я вернул ему телефон.

Шериф, однако, отнюдь не смеялся, когда появился у дома через двадцать минут. Да и мне было не до смеха.

Не столько потому, что провел эти двадцать минут в компании мертвеца, сколько потому, что вынужден был все это время лицезреть веселую вдовушку. Когда я отвернулся от телефона, то обнаружил, что она стоит у меня за спиной.

Она незаметно вернулась в гостиную, оставив в прихожей свое пальто, и смотрела на меня, хлопая приклеенными ресницами. И я имел возможность оценить, настолько туго желтый свитер обтягивает её формы.

На руках она держала — что бы вы думали — разумеется, собачонку. Я старался не спускать с него глаз. Старина Пупс, может, и промахнулся однажды, но я в него верил. В следующий раз он наверняка прицелится получше.

Пупсик был того же мнения, и сдержанно рычал.

Я резво отошел на шаг и отгородился от них столиком с телефоном. Однако, Мейдин снова сократила это расстояние, шагнув прямо ко мне.

— Знаете, Хаскелл, — она почти мурлыкала, — ещё не совсем поздно. Не поздно пойти и забрать мой платок. Раз — и готово, а? — она ноготком начертила кружок на моей полотняной куртке. — Если вы это сделаете, я буду страшно благодарна.

Теперь можно было не сомневаться. Ее страшная благодарность совершенно очевидно означала, что кроме записки со «спасибо» я могу рассчитывать на нечто большее. И она ждала, что я сразу пущу слюнки и ухвачусь за эту возможность.

Она не шутила.

Ну, во-первых, как я уже говорил, у меня есть девушка.

Во-вторых, я никогда не был ярым поклонников как слишком больших носов и слишком маленьких глазок, так и квадратных подбородков.

И в-третьих и последних, её муж лежал в полуметре от нас на полу. И хотя Дуайт не сможет высказать все, что о нас думает, но глаза-то у него открыты, прости Господи.

— Мейдин, этот платок останется там, где лежит.

Она непонимающе мигнула, пожала плечами и отступила на шаг.

— Хаскелл, это только собьет с толку правосудие. Ведь мы оба знаем, что я этого не могла сделать, так почему бы не…

— Мейдин, я не хочу больше об этом разговаривать…

— Но, Хаскелл…

И до приезда шерифа человек, который не хотел разговаривать о носовых платках, сказал о них больше, чем за всю предыдущую жизнь. Странно, не правда ли?

На все мои вопросы типа:

— Как по-вашему, кому была выгодна смерть Дуайта?

Мейдин отвечала:

— Мне известно лишь то, что я не виновата, и этот платок только наведет на неправильный след, вот и все. Теперь, Хаскелл, если бы вы могли просто…

И так далее в том же роде.

Когда по гравию зашуршали шины подъехавших, Мейдин умудрилась ещё раз напомнить мне, что я частный детектив.

Я злобно бросился открывать двери.

Вид у Верджила всегда не слишком веселый, но он появился на пороге, на лице у него было написано невыносимое горе.

На шерифе была, как всегда, коричневая мятая форма, но торчащая во все стороны шевелюра «соль с перцем» выдавала, что беднягу вытащили из постели. О поспешных сборах в темноте говорила и незастегнутая пуговица на выпирающем, как пивной бочонок, животе. Рубаха в этом месте разъехалась, и в прореху выглядывала белая майка.

Я решил, что не стоит на этом заострять его внимание.

За шерифом по пятам следовал Гораций Меримен, помощник окружного следователя и хозяин частного похоронного бюро, единственного в Пиджин-Форке. Мне всегда становилось не по себе, оттого что один и тот же человек сначала должен засвидетельствовать твою смерть, а после получить доход от твоих похорон. Но кроме меня это, похоже, никого больше не смущало.

Это худой, невысокий человечек с тонкими усиками, как будто нарисованными. Думаю, Гораций не набирает лишнего веса потому, что всегда в движении. Сейчас, поспешно семеня за шерифом, он поправлял воротник черного костюма, в котором вынужден ходить сотрудник похоронного бюро, теребил ручку медицинского саквояжа и крутил кончики усов. Гораций делал все это одновременно и при этом умудрялся поспевать за Верджилом, который двигался к дому хорошей рысью.

За Горацием шли заместители шерифа, близнецы Фред и Джеб Гантерманы. При своем двухметровом росте и весе килограмм по сто десять каждый, Гантерманы в здешних местах больше прославились своими мышцами, чем мозгами. На той самой Крейтонской ярмарке, где Долговязый, — помните, в аптеке? — выиграл соревнование по исполнению тирольских песен, близнецы устроили между собой конкурс — кто выше поднимет трактор за передок. Завершилось это волнующее зрелище как большинство их споров — вничью.