Схватка с судьбой

– Я для кого рассказываю? – Мадиш возмущённо приподнял брови, строго осмотрел подруг и вновь, в который уже раз замер, глядя на Лирку. – Нет, я так не могу! – и, закрыв лицо ладонями, опять расхохотался.

Майяри мстительно прищурила глаза.

Главной темой сегодняшних «бандитских» обсуждений были их с Лиркой наряды. Госпожа Жадала постаралась. Нет, она хотела как лучше, но когда в доме столько народа, все требуют внимания, внуки, правнуки… Времени на выборы особо-то и нет. По комнатам Майяри вполне спокойно разгуливала в нижней рубашке и одеяле вместо плаща, а Лирка лишь вчера первый раз обернулась в двуногую ипостась. И когда встал вопрос о прогулке, им начали спешно искать одежду, с которой в доме старого консера проблем не было: дети, внуки, правнуки и хорошие знакомые всегда что-то оставляли в гардеробных. Нужно было только порыться в ворохе тряпок. Двум «юным девочкам, которые пережили такой ужас», определённо нужно было найти что-то совсем красивое.

В целом Майяри даже повезло. На ней было лёгкое муслиновое платье. Прямого кроя, с воланами по подолу, с длинными рукавами и воротничком до середины шеи. Такого серо-розового цвета (проснувшийся господин Шидай заверил её, что это самое свежее модное веяние сезона) и с роскошной серебристой вышивкой на груди (а вот она не удостоилась похвалы от лекаря, только: «Да кого ей ещё приманивать?»). Платье было прекрасно. Оно так и кричало о юности, свежести и румяности… и поэтому совершенно не шло Майяри, которая хоть и была юна, но юной себя не чувствовала. Кроме того, кошмарный синяк на лбу за неделю перелинял из багрово-чёрного в зелёно-жёлтый, и этот цвет не прибавлял Майяри ни молодости, ни свежести, ни тем более румяности.

Но Лирке не повезло ещё больше. Госпожа Жадала даже не подумала предложить ей брюки и вместе со слугами и невестками пыталась выискать что-то, что подошло бы девушке по размеру. А это оказалось не так просто, всё же Лирка была довольно высока. Нет, имелись среди невесток госпожи Жадалы барышни и более внушительной комплекции, особенно в верхней и нижней частях тела. И по итогу все подобранные платья были либо малы, либо велики, хотя на грудь Лирке боги тоже не поскупились. В конце концов было найдено жёлтое шёлковое платье, которое когда-то, будучи очень юным, надевал на карнавал кто-то из правнуков. Отсутствие груди там с лихвой компенсировалось широкими плечами. И вот Лирка, которую никто из друзей никогда не видел в платье, сидела на скамейке в невообразимо изящном ярко-жёлтом наряде с широкими рукавами и широкой же, струящейся по ногам юбкой. В таких изображают на полотнах томных барышень, где они, откинувшись на спинки диванов и изящно свесив одну руку вниз, с нежной задумчивостью смотрят вдаль. Может быть, оно бы пошло и Лирке, если бы она не смотрела так угрюмо и не цеплялась за Майяри как совсем маленькая девочка. А из-за яркости платья все взоры сразу обращались на неё, так что Майяри действительно ещё повезло.

– Нет, девочки, платья очень красивые, – поспешил заверить подруг Мадиш, – и вы тоже красивые. Просто ваша красота и красота нарядов… не соотносятся друг с другом. Эй, Майяри, с такой кислой физиономией такие вещи не носят!

– Мадиш, – девушка раздражённо поморщилась, – рассказывай про школу.

Парней, в отличие от них, с территории дома отпускали. Вообще-то они поначалу жили у родственников Эдара, но так часто отирались здесь, что им выделили комнатушку для слуг: гости как раз начали разъезжаться и кое-что освободилось. Сперва они ходили по улицам в добровольческих отрядах и помогали восстанавливать разрушенное. А два дня назад открыли доступ в школу для мастеров и учеников, которые достигли совершеннолетия. Территорию-то в порядок привести нужно, осмотреть всё и решить, что делать дальше. Парни, конечно же, направили свои стопы туда. Работы было немерено. Если саму территорию можно было просто убрать, то с сооружениями, пострадавшими от землетрясения, всё было сложнее. И приступить к их ремонту пока нельзя: решался вопрос, стоит ли оставлять школу на прежнем месте. Под ней же теперь подземный город, вдруг там ещё какая-то беда скрыта. Мастер Резвер с отрядом магов пядь за пядью просматривал все поверхности в подземелье, отковыривал чуть ли не все плиты, а за ним проверяли городские маги, но доверия у народа место уже не вызывало. Они и жить-то рядом боялись.

Над школой вообще тень сгустилась. Кошмарное злодеяние, которому и в прошлом едва ли найдётся сравнение, угроза жизням сотен детей… Но, что печальнее, были и погибшие. В схватке под стенами города живы остались не все. Из подземелья вышли не все. Кто-то сгинул в беспорядках в городе. И это в большинстве своём ученики, дети. По законам все они уже были совершеннолетними, взрослыми, но в народном понимании они оставались детьми.

Погиб и мастер Аврезий. Школа лишилась своего директора. Его вынесли из подземелий. Умер, когда из него выкачивали силы. Ученик, которого привели в ритуальный зал следом за ним, рассказывал, что мастер отдавал и отдавал свои силы. Тянул время. Знал, что за ними уже идут. Верил. И как мог оттягивал момент, когда возьмутся за учеников. Майяри даже не представляла, что успела привязаться к этому сухому на первый взгляд и суровому старику.

Работы в школе возглавлял мастер Дагрен. К бурной радости (Мадиш в красках описал эту встречу) дочери он объявился с мастером Милимом, мастером Лодаром и группой учеников на следующий день после смуты на заставе. Оказывается, они собрали по школе оставшихся учеников, пошли к площади, которая была первым местом сбора, столкнулись со сворой мародёров и залегли в горшечной мастерской – самое прекрасное место для магов, загнанных в ловушку. Особенно если эти маги – гениальный защитник, гениальный артефактчик и очень сильный – физически уж точно – боевой маг. Ух, что было! Горшки бегали по улицам, кусали бандитов за пятки, с лёгкостью прогрызая сапоги, и за кое-что пониже пояса – злой мастер Милим мужской солидарностью не страдал («Я с ним больше никогда ссориться не буду!» – клятвенно пообещал Мадиш). Горшки взрывались, горшки строили защитную линию, горшки оглушительно гудели и горшки по-простому разлетались о головы бандитов, пущенные сильной и не знающей промаха рукой. Как Майяри хотелось посмотреть на этот бой…

Сама Род прибегала навестить их один раз. И то выглядела очень нервной и постоянно говорила про отца. Похоже, опасалась, что он опять исчезнет. Глядя на неё, Майяри вспоминала рыдающего Узээриша и ничуть не осуждала подругу за то, что та была у них всего один раз. Мадиш рассказывал, что, когда мастер Дагрен появился, Род плакала, как котята в кармане господина Зээхея.

Виидаш тоже приходил. Два раза. И оба раза столкнулся с Ранхашем. Они ничего друг другу не сказали. Просто стояли и некоторое время молча смотрели, а потом харен уходил и оставлял их наедине. Ну как наедине. Мадиш, Эдар и Лирой тоже присутствовали и разряжали несколько накалившуюся от переглядываний обстановку. Говорили всегда о какой-то ерунде, словно пытаясь забыть, что произошло, но Майяри казалось, что Виидаш подозревает, с кем ей пришлось опять столкнуться. Подозревает, но не спрашивает. Она порой ловила на себе его пристальные взгляды. И ничего не говорила. Почему-то казалось, что друзьям лучше не знать. Сам Виидаш проводил всё время в городе со своими дядями. Майяри так поняла, что господин Зээхей обзавёлся ещё одним выводком детишек, чуть ли не до смерти разругался с каким-то жрецом и был весь в хлопотах, в которые втянул и брата с племянником. Он тоже приходил, навестить «старину Шидая». Котята были с ним. Возились в карманах, взмуркивали и больше не пищали испуганно. Майяри даже дали одного подержать, самого тощего, «на тебя похожего».

– Да чего про неё рассказывать? Мусор убрали. Сейчас кто-то библиотеки разбирает, а вот нам поручили стеной заняться. Её-то всё равно будут восстанавливать. Ну… страшное место отгородить как-то надо, – съязвил Мадиш.

– Не будут они её переносить, – со странной уверенностью заявил Лирой. – Это сколько денег надо вбухать. Проще уже подземелья обжить, придать им законный статус и объявить, что опасность миновала.

– Народ не убедишь.

– Не убедишь. Учеников на какое-то время станет меньше, но лет через двадцать уже подзабудется и опять всё заполнится. Девочки, ну чего вы такие кислые? – Лирой очаровательно улыбнулся, и в ветвях залилась голосистым пением птица.

– Да не дёргайте вы их, – Эдар недовольно посмотрел на них.

Он подсел на скамейку, чтобы подпереть Лирку, но та отчего-то сидела, вцепившись в Майяри, а её угрюмый взор сменялся мрачной отрешённостью, а иногда и пустотой. Это его серьёзно беспокоило. Беспокоило его и то, что она столько времени была в зверином облике. Такое происходило, если у разумной ипостаси и звериной шёл разлад, или же если разумная половина была чем-то так расстроена, что уходила от реальности. И он предполагал, что Лирка чем-то очень и очень расстроена.

Парни не знали, что произошло с ними в подземельях. Они не рассказывали. Ранхашу Майяри всё рассказала. Несколько раз. Во всех деталях. И потом ещё добавляла, если что-то вспоминала. Расследование шло полным ходом, и она пыталась помочь, чем могла. Соврала только в одном, но лишь из чувства благодарности к господину Иерхариду.

Тюрьмы полнились от отловленных в подземельях мятежников. Часть из них умерла почти сразу, как попала в руки к врагам. Ещё часть – при допросе. И тех, и тех убили печати, которые нашли на их телах между лопаток. У остальных мятежников они тоже имелись: это был своего рода опознавательный знак, исчезающий с тела после смерти. Кое-кого с большими предосторожностями всё же удалось допросить, но они добавили малого нового. Видимо, те, у кого печати были сильнее и кто умер в первых рядах, знали больше, а остальных в дела и не посвящали.

Записей Деший никаких не оставил. Или оставил, но очень хорошо спрятал. Но Майяри склонялась к мысли, что всё же действительно не оставил. Сторонников во дворце у него оказалось довольно много, и ряды придворных сильно поредели. Магов во дворце и так было мало, а стало ещё меньше. У дворцовой сокровищницы освободилось место главного хранителя, а главе дворцовой охраны перерезал горло никто иной, как господин Мариш. И осталось неизвестным, чем же всех этих оборотней и даже людей так привлёк Деший. Что же он им сказал? Убедил, что власть хайнеса Иерхарида незаконна, что тот занял престол несправедливым способом? Хайнеса Озэнариша любили очень многие, пока он «не сошёл с ума». Мог ли Деший воспользоваться этой любовью и преданностью? Чем он убеждал? Как он убеждал? Выбирал ли он изначально слабых духом и готовых верить? Столько вопросов…