Схватка с судьбой

И в то же время он понимал, что папа больше не откроет глаза.

Отец должен был прожить долгую жизнь. Они с Лийришей хотели ещё трёх детей. Целое гнездо птенцов, чтобы оно трещало от них! И, если боги будут щедры, хотя бы одного лисёнка. Они так хотели, чтобы их семья была большой и шумной.

Его отец был таким добрым, ласковым… Справедливо ли, что именно он умирает? Почему не умрёт кто-то другой, кому действительно стоило бы умереть?

Стакан опустел, кто-то услужливо вновь его наполнил.

Слёзы брата и сестры окончательно сломили Узээриша. Не смог находиться рядом с ними и бежал, оставив на охрану. Ему хотелось выть, рычать и просто рыдать от бессилия. Он не мог ничего сделать для них. Не мог вернуть ни отца, ни Лийришу. Не мог он сделать ничего и для себя. Боль просто разъедала грудь, жевала сердце и удушливо сминала лёгкие.

Он не хотел пить. Ему просто хотелось ощутить хотя бы капельку спокойствия, хоть на мгновение, секунду. Отрешиться от безумия, забыть и отдохнуть. Хотя бы чуть-чуть! А вино действительно приносило облегчение. Совсем недолгое, пока катилось вниз, в желудок. Оно спугивало боль, лёгкие расправлялись, сердце облегчённо замирало, а в груди горячело. Потом всё опять возвращалось, но передышка, передышка… Как же она ценна!

После третьего стакана измученное недосыпами, волнениями и отчаянием тело начало хмелеть. Мгновения облегчения стали растягиваться в десятки секунд, а потом и в минуты. Мысли путались, в груди продолжало тянуть, но Риш уже не всегда мог вспомнить, почему ему так плохо. Он хотел облегчения.

Хотел отдохнуть.

Когда он в очередной раз посмотрел в окно, на небе плавало три луны и три кусочка волчьего месяца. На кухне, где он сидел, уже никого не было, а стол заставляли двоящиеся и троящиеся в глазах бутылки. Некоторые ещё не начатые. Кто-то любезно оставил. Риш с трудом поднялся и, хватаясь за стены, пошёл прочь. Он ничего не видел, ничего не понимал, помнил только, что хочет отдохнуть, забыться, хочет почувствовать облегчение…

На лестнице он с кем-то столкнулся и обнял. Нежное, мягкое, приятный аромат… Как же хочется забыться…

– Господин. Господин, проснитесь.

Риш с трудом распахнул глаза и увидел над собой красное лицо Винеша.

– Едва нашёл. Чего это вы удумали здесь спать?

– Я?

Приподнявшись на локтях, Узээриш болезненно поморщился и окинул помещение, очень похожее на чердачное, взглядом: сундуки везде, шкафы, потолок скошен крышей. Под единственным окошком стояла постель – видимо, здесь кто-то жил и, наверное, недавно съехал или ещё не съехал, – на ней на разворошённом одеяле и возлежал совершенно голый Риш. Одежда валялась на полу, тропой обозначая его вчерашний путь.

Память неохотно проснулась и вроде бы даже решила сообщить ему, что он вчера делал, но лекарь наконец сообщил о цели визита:

– Господин Иерхарид глаза открыл.

Риш как был вскочил с постели и, позабыв об одежде, бросился прочь с чердака. Скатившись по лестнице на этаж ниже и перепугав служанок, хайнес пробежал в конец коридора и ворвался в опочивальню отца. Изменения сразу же бросились в глаза: больше не спали вповалку лекари, горничные как раз домывали полы, а воздух пах свежестью, лекарствами и совсем немного отдавал тухлостью. Молодой хайнес ненадолго замер перед изумлёнными взорами служанок, а затем тихо прошёл в спальню.

Отец всё ещё лежал на длинном столе и медленно поднимал и опускал ресницы. У Риша ноги подкосились. За прошедшую ночь изменилась не только комната. Тело отца больше не покрывали бурые от крови повязки. Он был облачён в просторный белый халат, укрыт чистым одеялом, а те повязки, что виднелись на пальцах правой руки, были покрыты оранжевыми разводами. Его даже причесали и аккуратно заплели. Цвет лица только был совсем землистым, губы синими, а в глазах отсутствовала осмысленность. Он явно не понимал, где находится, ничего не видел, не слышал и пребывал в собственном мире, вероятно, не очень приятном.

– Папа, – едва слышно позвал Риш.

Тот не отреагировал, продолжая всё так же вяло моргать.

– Он пока не пришёл в себя окончательно, – сказал Винеш. – Потребуется долгое лечение, возможно, лекарь душ… такое пережить духовно очень сложно, а мы не можем дать ему обезболивающее… хм-м-м… Я тут кое-что подготовил, – лекарь выудил из кармана список. – Вот этих бы членов семьи хорошо бы вызвать. Они имеют кровь, схожую с кровью господина Иерхарида. Пока мы берём её у господина Аризея, но…

– А я? – вскинулся Узээриш.

– Не подходите. Только если господин Зиш, но мал…

– Вызывай всех, кого нужно! Он теперь поправится?

Винеш пожевал губами под жадным вопрошающим взором молодого хайнеса, и тот изменил форму вопроса:

– У него теперь больше шансов?

– У него определённо больше шансов, чем вчера, – подтвердил лекарь. – Но он очень слаб. Его ж буквально заново собрали, всего по частям перебрали. Сейчас ему требуются кровь, неусыпное наблюдение и очень тщательное лечение. Мы смогли устранить большую часть повреждений, но, увы, не всё. Сейчас многое зависит от его силы духа.

– Я понял, понял, – Риш лихорадочно отёр лицо. – Делайте всё, что нужно. Берите всё, что нужно. Деньги, лекарства, кровь, лучшие лекари… Всё, что нужно!

– Я тут вот вызывные письма подготовил, вы подпись свою поставьте…

Узээриш выхватил письма, едва скользнул по ним взглядом и, взяв протянутое перо, размашисто подписал все. И уже больше не обращая внимания на лекаря, прошёл к столу, опустился рядом на колени и осторожно прижался лбом к перебинтованным пальцам.

Пальцы совсем немного, но дрожали.

Винеш вышел в коридор как раз в тот момент, когда Фоший выманивал бараньей ногой из спальни крупную чёрную медведицу. Винеш невольно пробежался по ней оценивающим взглядом, отметил несколько опавшие бока и согласился с домоправителем: определённо нужно подкормить.

– Любишь баранинку? Я её тоже дюже обожаю, – рокотал Фоший, благосклонно смотря на мохнатую гостью. – Пошли, пошли. На кухне ещё говяжьи рёбрышки остались и вот такенная печень. Я такую даже на хозяйский стол не подал, для тебя приберёг.

Винеш дождался, когда парочка скроется на лестнице, и прошёл в покои, выделенные харену. Сам харен всё ещё не пришёл, к немалому облегчению всех «заговорщиков», и в спальне лекарь обнаружил только Шидая, дремлющего в кресле Казара и крепко спящую Майяри. Девушка лежала рядом с раненым на животе в одной рубашке, раскинув в разные стороны руки-ноги и сладко пуская на подушку слюни. Казар встрепенулся, но, узнав Винеша, остался сидеть, и тот беспрепятственно прошёл к постели и крепко пожал руку Шидаю.