Схватка за Амур

Афанасий кивнул, не спеша набил свою трубочку, запалил (Николай, зная его привычку не начинать разговора без трубки, терпеливо ждал), курнул и только после этого заговорил. Потом выслушал перебивчивые ответы сразу нескольких жителей и важно сказал, перемежая фразы затяжками:

– Три маньджу пришли, слуги купца, дурные слухи пускали про русских, подстрекали прогонять лоча, убивать. Самагиры их не хотели слушать, схватили, одного убили, а двоих привели на суд. Самагиры и чукчагиры хотят, чтобы русский начальник их сам убил.

Николай Константинович слушал Афанасия и разглядывал подстрекателей. Молодые, лица красивые искажены страхом, глаза бегают, по бритым щекам слезы текут.

– Афанасий, переводи для всех. Эти маньджу вели себя, как разбойники, призывали убивать ни в чем не повинных людей. Они заслуживают казни… – На этих словах «агенты» отчаянно закричали, повисли в держащих руках, их отпустили, и они упали ничком в снег. – …но русские не злопамятны. Если они поклянутся, что больше никогда не будут распускать плохие слухи, мы их просто прогоним.

– Убивать не будем? – деловито уточнил Афанасий.

– Не будем.

Когда тунгус перевел «агентам» слова лейтенанта, те, что-то крича, поползли к его ногам, пытаясь их поцеловать, но Николай спросил:

– Поклялись?

– Поклялись, – кивнул Афанасий и пыхнул вонючим дымом.

Бошняк повернулся и ушел в мазанку.

Маньчжур прогнали, и селение успокоилось.

После этого случая Николай и Афанасий несколько дней шли к Амуру, ночуя, как сегодня, у костра. Хорошо, что морозы были небольшие, а тут завернул за все тридцать реомюровских [81] . И Николай Константинович, прочитав про «агентов», подумал: а каково им, прогнанным в снежную и морозную пустыню без еды и теплой одежды? Но подумал он так чуть позже, а сначала немного самодовольно спросил:

81

Один градус по Реомюру равен 1,25 по Цельсию.

– Как ты считаешь, Афанасий, почему самагиры не послушались этих маньджу и не стали убивать русских?

Афанасий остался верен себе: сначала попыхтел трубкой, потом, что-то бормоча, посмотрел на очистившееся от снежных туч небо – оно искрилось множеством крупных ярких звезд, – и только тогда ответил:

– Самагиры, чукчагиры, мангуны, негидальцы и все другие, однако, не глупые люди. Они знают, кто хороший, кто плохой. Хороший человек – свой человек. А русские – теперь свои.

– Мы здесь – свои? – искренне обрадовался лейтенант. – Но это же замечательно!

Глава 11

1

«На прошедшей неделе получен здесь приказ о вступлении Вашего Высочества в исправление должности начальника Главного морского штаба, а потому я имею счастие представить с сею же почтою к Вашему Императорскому Высочеству выписку из рапортов Невельского о китобойных судах, посещающих окрестности гавани Счастия. Разрешение вопросов, предложенных Невельским, в существе было бы весьма просто, если бы не было предшествовавшей тактики, которая меня стесняет. Многие обстоятельства разъясняются донесением ко мне Генерального штаба подполковника Ахте, которое он, вместе с картою, представил также к генерал-квартермистру Бергу от 22-го сентября сего года. Что оба берега при устье р. Амура не принадлежат китайцам, мне давно известно. Невельской и Ахте доказывают это положительно, равно как и трехлетнее бесспорное пребывание там наших команд, находящихся между тем в дружеских отношениях с маньчжурами. Но я не смею уже излагать моего мнения, после всей той переписки, которая была по этим предметам: думаю, однако ж, что нельзя оставлять надолго столь важное дело в настоящем его двусмысленном и сомнительном положении. В течение нынешней зимы, по Высочайшему разрешению, я надеюсь прибыть в С.-Петербург и тогда буду иметь счастие подробно доложить Вашему Высочеству об этом деле».

Екатерина Николаевна дописала под диктовку мужа последние слова и передала ему для проверки. У Николая Николаевича опять болела рана, левою рукой он предпочитал писать как можно реже, а Екатерина Николаевна выполняла эту работу с большим удовольствием. Во-первых, считала, что не помешает лишняя тренировка в языке, а во-вторых, ей просто нравилось русское письмо: оно было куда проще и понятнее, чем французское, в котором она постоянно делала ошибки. Николай Николаевич был грамотнее жены и во французском (все-таки окончил Пажеский корпус, а там преподавание языков считалось отменным), однако и он нередко ошибался, что почти всегда веселило Катрин. Например, постоянно путал на письме au-dessous [82] и au-dessus [83] , совершенно разные по смыслу.

82

Внизу, вниз (фр.)

83

Наверху, поверх, вверху (фр.).

Муравьев пробежал глазами текст, кивнул – все правильно – и задумчиво сказал:

– Интересно, Катюша, как настоящее дело меняет людей. Николай Христофорович прибыл сюда в полном убеждении, что я в отношении границы с Китаем либо психически болен, либо хочу ее аннулировать и аннексировать солидный кусок китайской территории, что, в общем-то, сродни сумасшествию. А стоило ему и его людям поработать по обе стороны Станового хребта да пообщаться с жителями тех мест, и он лично убедился, какую в действительности территорию Китай считает своей, а на какую даже и не претендует. Более того, привез ценнейшие сведения о течении Амура и о возможности плавания по нему вплоть до Уссури. Об этом раньше знали лишь со слов ссыльного Гурия Васильева, который двадцать пять лет тому проплыл по всему Амуру.

Екатерина Николаевна с улыбкой выслушала длинную тираду мужа и лукаво сказала:

– Конечно, ты прав, дорогой. Однако Геннадий Иванович показывает решительно обратный пример: нынешняя работа не только не меняет его, но наоборот – укрепляет в прежнем состоянии.

– Эт-то верно, – по-прежнему задумчиво сказал Муравьев, возвращая бумагу жене. – Пожалуй, надо будет направить Николая Христофоровича в Петербург: пусть сам доложит государю и Амурскому комитету о своих изысканиях. Нессельроде не посмеет его шугать, как Невельского: Ахте работал по его инструкциям. А от государя, глядишь, и награду получит – в чине повышение, а может, и орден. Да и от тебя, – Николай Николаевич искоса взглянул на Катрин, – отставить не помешает.

– Что?! – изумилась Екатерина Николаевна. – Ты ревнуешь?!

– А чего он к тебе глаза приклеил – оторваться не может? Я еще по его первому визиту заметил…

– А разве плохо, что твоя жена нравится видным мужчинам?

– Хорошо, когда это не выходит за рамки приличий, – сварливо отозвался муж. Однако под пристальным взглядом Катрин не выдержал выбранного тона и рассмеялся. Катрин вскочила, подбежала к нему и, как девчонка, повисла на его шее, целуя куда попало – в губы, пушистые усы, бакенбарды. Он обхватил ее двумя руками, прижал к себе, и несколько мгновений они стояли так, ощущая себя как одно целое. Потом он откинул голову, заглянул в ее блестящие от переполнявшей любви зеленовато-карие глаза и спросил: – А меня работа сильно меняет?

Катрин мягко высвободилась из объятий мужа и вернулась к столу.

– Что, все так плохо? – Николай Николаевич тревожно склонился над ней.

– Хорошего мало, – вздохнув, сказала Екатерина Николаевна. – Ты стал более нетерпим к возражениям, все чаще веришь слухам и даже сплетням и в результате отталкиваешь от себя верных людей… – Она сидела, глядя в стол, и не видела, как лицо мужа покрылось красными пятнами, а на лбу и щеках выступил пот, но все-таки что-то почувствовала и замолчала. Он резко выпрямился и отошел к окну, став к ней спиной.

– Продолжай, – сказал глухо, не оборачиваясь.

– Ты не сердись, Николя, и не обижайся. Кто тебе еще об этом скажет, если не я? Я тебя очень люблю и поэтому должна говорить правду. Могу продолжить, однако и сказанного достаточно. В тебе много хорошего, но власть, тем более такая, как у тебя – почти неограниченная, – быстро меняет человека и не в лучшую сторону, а я не хочу, чтобы мой любимый превращался в дракона.

– В какого еще дракона? – сквозь зубы спросил Николай Николаевич.