Швоткать
Шрифт:
Идёт прямиком ко мне, точно живёт тут.
– Что тут делаешь? – говорит Лайма Яновна. – Ведь ты живёшь в четвёртом подъезде?
– Я к вам по делу, извините… – говорю я. – Не уделите мне пару минут, ради общего дела.
– А по какому вопросу я должна уделять свои минуты тебе? – говорит Лайма Яновна.
У неё брови собираются на переносице, а глаза округляются.
– Вы ведь живёте в этой квартире? – говорю я.
– Откуда у тебя такие сведения? – спрашивает Лайма Яновна и добавляет: – Тут живёт моя собака.
Я
Тебя беспокоит моя собака, лает в неурочное время, не так ли?
– Извините, меня не интересует лай собак, – говорю я.
Тут Лайма Яновна, повернувшись к рабочим, которые несли на плече стройматериалы, говорит им:
– Отнесите в большую комнату, на полу есть место, выгружайте туда.
Когда гастарбайтеры удаляются по лестнице вверх, Лайма Яновна, повернувшись лицом ко мне, продолжает с того места, где прервался наш разговор:
– А что случилось с нашим домом, я не пойму?!
– Ах, вы не были на встрече жильцов с депутатом… – говорю я.
– Ну и что с этого? – спрашивает она.
– Могу порадовать вас, – говорю я. – Появился инвестор.
Он покрывает расходы капремонта нашего дома из своего кармана.
А дальше, я думаю, нам придётся платить ему из своего кармана…
Лайма Яновна многозначительно молчит.
– Я собираю подписи жильцов против богача, – говорю я. – Вы не присоединитесь к нашему обращению?
– Ты сначала меня спроси, – говорит она, – имею ли я претензии к Совету?
Тому, кто собирается вложить собственные деньги, чтобы привести в божий вид Одиннадцатую Текстильщиков?
Я успеваю подумать:
«Откуда ей известно, что имя инвестора – Совет?»
– У меня к Совету-филантропу претензий нет! – продолжает она. – Пусть ряды богачей умножаются.
Меня же беспокоит завтрашний день моих детей.
Этого хочет любой здравомыслящий человек.
Не скрою, поэтому я тут числюсь дворником.
Работать тоже иногда приходится…
Главное – будущая выгода!
Деньги нужны моим детям и внукам!
Не такое уж плохое начало, за пять лет имею в этом подъезде пять квартир!
Когда бы я ещё достигла такого результата?
Если бы лежала на своём насиженном побережье, погружаясь в грёзы мечтаний?
При этом жаловалась на судьбу, что не шлёт мне немного денег?
Совет-филантроп верно делает.
Деньги делают деньги!
Хочешь быть богатым, слезай с кровати!
Побегай налево, побегай направо, что-нибудь да получится.
Если человек лодырь, к тому же палец о палец не желает ударять, а сам любит хлеб с маслом есть, да за счёт госбюджета, такому я пожелала бы шиш с маслом!
– Если так рассуждать, многие будут выброшены на улицу… – говорю я.
– Пусть! – отвечает Лайма Яновна решительно. – Я не настолько богатая, чтобы делиться с ними.
Пусть они отдыхают! Они слишком уважают себя.
Таких людей только смерть спасёт.
Да-да,
пусть они подыхают!Я чувствую, что во рту появились излишки слюны.
Плюю в кучу мусора, куда только что рабочий бросил дымящийся свой бычок, и попадаю точно на него!
Лайма Яновна встаёт передо мной, будто она мне мать родная:
– Подписи собирать может председатель кондоминиума! – говорит тут она. – Но дом наш не имеет кондоминиума.
А ты просто житель!
У простого жителя всего лишь один голос, твой, и всё!
У остальных ты не можешь собирать их голоса.
Так что смешишь только людей, да-да!
Никто не поддержит твою инициативу.
Ещё, на тебе отпечаток дворника, а не знаменитости!
На мне этот отпечаток знаменитости больше, чем у тебя!
Я сойду за неё хотя бы внешне.
А ты нет, да-да!
Всем это известно, и тебе самому известно.
На деле мне надо зарабатывать деньги, а не быть просто богатой.
А тебе, чтобы просто жить, деньги не нужны, да-да!
Я стою и отвечаю ей долгим молчанием.
– Конечно, ты, как дворник, эти тонкости не должен знать, – жалеет меня Лайма Яновна. – Не переживай.
Получил, что называется, подзатыльник, тем не менее говорю:
– Собирают же подписи агитаторы?
– Они собирают на основании закона, – ставит точку она. – Ты никакое не ответственное лицо.
С бухты-барахты заняться сбором подписей тебе нельзя!
Тебя может любой стукнуть, а агитатора охраняют.
Слова Лаймы Яновны меня смущают до мозга костей.
– Благодарю вас за подсказку… – выдавливаю я из себя. – Всё же… Наперекор судьбе…
– Обижаться ты можешь, – говорит Лайма Яновна. – Сам хоть знаешь, чего ты добиваешься?
Вдруг настроение нашло на тебя, и пошёл собирать подписи.
Вот что это называется!
– Эх, Лайма Яновна… – говорю я.
Но тут она опять меня перебивает:
– Я серьёзно тебе говорю!
Ведь ты борешься за свою жилплощадь?
– Нет! Нет! – перебиваю на этот раз я сходу. – Я забочусь обо всех жителях нашего дома!
Я произношу слова, хотя чувствую, как жар у меня пробегает по всему телу от смущения.
Лайма Яновна, подняв голову, смотрит мне в глаза:
– Я Совету скажу, чтобы он не трогал твою семью, – говорит она. – А ты приватизируй её.
В мозгу у меня мелькает: «И эта буржуа!»
– Вы напрасно это… – сопротивляюсь я. – Хочу помочь всем жильцам…
Опять щеки мои рдеют от смущения.
– Если хочешь продавать свою квартиру по выгодной цене, то не скрытничай!
Ещё не поздно.
– Лайма Яновна, не морочьте мне голову! – говорю я уже сердитым голосом. – Я вам, господам… не верю!
Один раз наши отцы вам поверили и остались в дураках!
– Ну вот и приехали! – говорит Лайма Яновна.
Я остаюсь на том месте, а Лайма Яновна молча спускается по лестнице.