Сибирь 2028. Армагеддон

Временами разражались афтершоки, и падало все, что еще не упало. Потом вроде стихло. Но на этом катаклизм не закончился. От удара подземной стихии раскололась дамба плотины Новосибирской ГЭС, и воды Обского водохранилища двинулись на город! Не сказать, что они достигли его в одночасье и затопили всё, но радости событие не добавило. Правобережная часть несколько дней напоминала Венецию, потом все прошло. Никто не смог бы аргументированно объяснить, куда подевалась вода – судя по всему, в результате катаклизма верхние слои земной коры стали своеобразной губкой за счет образовавшихся провалов и полостей, в них и канули воды Обского моря, оставив после себя гнилостную вонь. И с руслом великой сибирской реки стали твориться чудеса. А на третий день Западно-Сибирскую равнину затянуло дымом и завалило вулканическим пеплом. Атмосфера насытилась этой гадостью, и дым воцарился над землей на многие годы…

Многие впоследствии задавались вопросом: что произошло? В какой степени пострадала планета? Судя по отсутствию спасателей и молчанию эфира, накрыло ВСЁ. Природа сделала то, что не смогли сделать политики и разогнавшийся технический прогресс. Причем Сибири еще повезло. Связи не осталось НИКАКОЙ. Ни сотовой, ни проводной, ни Интернета. Я смутно помнил, как после памятного «Дня Города» я и несколько десятков выживших ютились в уцелевшем помещении Дворца культуры железнодорожников. Там имелся кружок радиолюбителей. Какой-то умелец всеми днями крутил ручку настройки допотопного приемника, слал в эфир позывные, выстукивал «точки-тире». Временами нарывался на сигналы SOS, на призывы о помощи – из Америки, из Европы, из Австралии. Пару раз «дозвонился» до Москвы, но вскоре и эта ниточка оборвалась. Картина складывалась примерно следующая. Геофизики предупреждали: Земля вошла в стадию повышенной сейсмической активности, шансы глобальной катастрофы невелики, но есть. По закону подлости – если неприятность может случиться, значит, тому и быть… Серия мощных землетрясений, сопровождающаяся извержениями вулканов, накрыла планету практически одновременно. Атака стихии была настолько мощной, что произошел всемирный потоп, часть материков ушла под воду, а там, где многие тысячелетия плескался океан, выросли горные массивы. Земная ось сместилась. Разрушались плотины на крупных реках – даже в глубинных частях материков – смывало целые города (после того как они уже разрушились и сгорели). Перестали охлаждаться атомные реакторы электростанций – даже там, где сработала защита и выдержали стены. Начались десятки неуправляемых ядерных реакций. Сеть локальных «чернобылей» накрыла планету. Тонны радиоактивных элементов взмыли в атмосферу, во многих районах земного шара началась ядерная зима. Одновременно пробудились супервулканы, атмосфера насытилась огромным количеством пыли, пепла от масштабных пожарищ и извержений. В Сибири атомных станций не было, и до вулканов было далековато (за исключением камчатских), поэтому здесь еще можно было жить и дышать. И отрадный момент, что ужас разразился летом, а не в разгар трескучей сибирской зимы…

Трудно сказать, сколько выжило людей. По моим представлениям, каждый шестой или седьмой. Множество раненых, искалеченных – большинство из них гибло, не получив квалифицированной медицинской помощи. Тысячами умирали слабые пенсионеры, дети. В дыму загибались аллергики. Оставались сильные и выносливые. Государства больше не было, выжившие чиновники самоустранились от дел. Проблем с продуктами пока не возникало – люди тоннами выносили съестное со складов, из многочисленных супер– и гипермаркетов. Уже вспыхивали драки за добычу, перестрелки, поножовщина. Сколачивались банды, бесчинствовали мародеры. Даже законопослушные граждане, чтобы выжить, были вынуждены примыкать к преступным группировкам. Смрадный запах царил на улицах, кишели бактерии, вызывая эпидемии. Трупы не вывозили – некому было этим заняться, – и тела разлагались, служа источниками смертельных болезней. За считаные недели в разрушенном городе воцарились анархия и террор. Уголовники и прочая маргинальная мразь правили бал. Полиции больше не было – полицейские сами сбивались в банды. Прошел слушок, что выживший губернатор Турченко собирает вокруг себя людей, организует что-то вроде коммуны – для тех, кто не потерял надежды жить нормальной жизнью и восстановить хотя бы часть утраченного. Слухи не были лишены оснований. Как, впрочем, и последующие – о том, что хорошо оснащенная банда атаковала позиции людей губернатора на площади Свердлова у здания областного правительства, уничтожила мужчин, разогнала детей, а женщин увела с собой. С тех пор я не припомню, чтобы в центральной части города кто-то пытался наладить мирную жизнь. Несколько раз какие-то умалишенные атаковали развалины ДКЖ, где мы жили с двумя десятками несчастных. У одного из этих недоумков я отобрал АКСУ (явно разгромили отделение полиции), положил троих, остальные откатились, но затишье продлилось недолго. Центр города превращался в бурлящую криминальную клоаку – соперничали банды, лилась кровь, царило насилие. «Перебирайтесь на левый берег, – посоветовал на смертном одре раненный в живот начальник дорожного конструкторского бюро при железной дороге. – Там не было наводнения – левый берег поднят относительно правого – значит, меньше причин для эпидемий. И вряд ли там идет такая дележка территории…»

Дележка, как выяснилось, шла везде. Но умирающий был прав – в «престижном» центре нормальным людям делать было нечего. Нет смысла описывать эту одиссею – как пробирались к реке через смешанную с землей «Нахаловку», плыли на какой-то дырявой лодке. Гибли спутники – от пуль, от лихорадки… Я плохо помнил эти перипетии. Отстреливаясь, убегали от банды, бесчинствующей в Затоне, тонули в разливах нефти… Но отлично помнил пожилого «ботаника» – профессора технического университета, которого уже поставили к стенке, но мы с товарищами опередили, отправив к праотцам пьяных зеков. Он поделился своим видением ситуации: мол, то, что случилось, молодые люди, это, конечно, беспримерно, но всего лишь цветочки. Мы живем не просто в городе-миллионнике, а в городе, напичканном смертельно опасными производствами. За примерами ходить не надо – всемирно известный центр вирусологии «Вектор», завод химических концентратов – с его оружейным плутонием и обогащенным ураном, ядерный реактор в институте ядерной физики Академгородка… Список можно продолжить, расширить и углубить. И вся эта гадость уже выбирается, а то и выбралась на волю, осваивает территории городских кварталов, вступает в реакции. Штаммы зловещих и малоизученных болезней, взаимодействующие с радиацией и прочими продуктами вредных производств – вы знаете, молодые люди, что они могут натворить? Никто не изучал эту тему. Даже один из упомянутых компонентов – причина массовых бедствий, что же произойдет, когда они начнут взаимодействовать? Жуткие эпидемии невиданных болезней, мутации, полная ликвидация всего живого или, наоборот, – возникновение новых извращенных форм жизни… Нужно бежать из этого города как можно дальше, убеждал нас ученый, уж поверьте моей научной интуиции и моему авторитету в ученой среде. Не спорю, на левом берегу Оби немного лучше, чем на правом, концентрация вредных производств там гораздо ниже. Но жить там все равно не стоит – лишь малая толика времени, и зараза накроет весь город… Мы потеряли профессора в беготне по разрушенному городу. Понятия не имею, что с ним случилось. Дорог из города больше не было – они уносились в пропасть, громоздились кряжи, которых раньше не было, все выезды из мегаполиса превращались в ловушки. К востоку от Новосибирска образовалась огромная котловина – в ней теперь плескалось новое море. На западе господствовал какой-то хаос. Люди уходили в неизвестность и не возвращались. Я тоже участвовал в одной из подобных экспедиций.

Нас было два десятка – крепких здоровых мужиков, вооруженных автоматическим оружием. Мы шли на запад, вдоль вздыбленного железнодорожного полотна. Миновали город Обь, дошли до Чика, от которого осталась невнятная горка руин. Мы двигались с черепашьей скоростью, теряя людей. Троих скосила лихорадка, она развилась за считаные часы. Двое провалились в карстовый колодец, двое попали под сель. Нас топтали одичавшие кони, вырвавшиеся из местного племенного завода, атаковали озверевшие собаки, дважды подвергались нападению волков. А когда перед нами встал неодолимый глиняный вал, силы и желание пробиться на запад полностью иссякли. Судьбу не обманешь, да и что нам делать в пустынной Барабинской низменности, даже если туда прорвемся? Играть в пятнашки с быстроногими волками? Возвращаемся в город Обь, – решили мы, – к черту Новосибирск.

Это было правильное решение. В город Обь шли не мы одни. Брали туда не всех, но нас взяли – мы были молодые и крепкие. Уставшие, но не устаревшие, не без юмора прокомментировал офицер Российской армии, производящий отбор беженцев. Власть на территории Оби взяли военные. Местная часть, пострадавшая и обескровленная после удара стихии, сумела наладить оборону и взять под контроль мощные генераторы и огромные запасы авиационного топлива аэропорта Толмачево (не все емкости сдетонировали). Сюда пришли солдаты из полка, стоящего под Шилово, – они тащили на себе все, что осталось от арсеналов. Потрепанным войском, осуществившим героический «железный прорыв», командовал сорокалетний полковник Гнатюк. Он и встал во главе новоявленной «республики», сместив не склонного к дворцовым переворотам полковника Мышинского, командовавшего гарнизоном местного военного городка. Еще одна беспримерная экспедиция, когда полторы сотни бойцов – в бронежилетах, увешанные оружием, на чудом сохранившейся барже переправились на правый берег, отмотали пешком четыре километра и вторглись в расположение бывшего Новосибирского гарнизона на улице Воинской. Банда, считавшая эту местность своей, была ликвидирована полностью. Арсеналы еще не все разграбили. Вояки вывезли все, что представляло хоть какую-то ценность – оружие, боеприпасы, генераторы и калориферы, лекарства и продукты. Подобные экспедиции совершались потом не раз (мощные бульдозеры при этом расчищали проезды) – опустошались склады, в том числе аптечные, торговые центры, заводы, фабрики. Всё добытое свозилось в Обь. Город-спутник, расположенный в 17 километрах от Новосибирска, превращался в хорошо охраняемую зону. Его окружали минные поля, ряды колючей проволоки, по всему периметру стояли датчики охраны. Не менее двухсот людей одновременно несли караульную службу. Имелся фильтрационный пункт, просеивающий прибывающих в город беженцев. Больных и старых разворачивали, их дальнейшая судьба никого не интересовала, остальные проходили медицинский осмотр. Продукты раздавали по карточкам. В самом городе бульдозеры расчищали завалы, укреплялись и утеплялись относительно сохранившиеся здания. Люди с горем пополам обустраивали развалины, теснились в землянках, и нередко землянки многочисленными ярусами уходили под землю, переплетаясь меж собой лабиринтами подземных артерий вымершего города. В этих своеобразных «небоскребах наоборот» и таились скрытые резервы современного градостроительства.

Первая зима стала серьезным испытанием. Она пришла, как всегда, внезапно, температура упала ниже минус тридцати. Снега было немного, но всю округу сковала корка льда. Генераторов не хватало, на дрова пустили окрестные леса, но это мало спасало. Люди гибли в массовых количествах – ночью засыпали, а утром не просыпались. Лопались трубы, вставала техника. Весна пришла, как божья милость… К следующей зиме подготовились лучше, худо-бедно налаживалась инфраструктура. Разбивались теплицы, выращивали картошку – в условиях вечного полумрака она вырастала до размеров грецкого ореха. Разводили кур, свиней. Но еда все равно оставалась в дефиците – к тому же скудели запасы консервов и других малопортящихся продуктов.

Несколько раз гвардейцы Гнатюка отбивали атаки каких-то банд, мечтающих поживиться местными складами. Погода ухудшалась, приток «здоровых и молодых» оборвался, зверствовали инфекции и эпидемии. Население старело – год в бесчеловечных условиях шел за три. Но «республика» жила и защищалась. Люди Гнатюка совершали вылазки в Новосибирск, возвращались с добычей и потерями. Мутантов изгоняли, распространение заразы прерывали на корню, жестко. В 2028 году под развалинами бывшего периферийного городка проживало в общей сложности не меньше пятнадцати тысяч человек, что было сопоставимо с численностью населения в «докризисные» годы. А в городе Новосибирске в это время…

Город попросту перестал существовать. Он превратился в призрак, в вымершего динозавра. Там еще обитали какие-то люди, но они забивались в норы, доживали свой век в вечном страхе, холоде и голоде. Лютовали банды, сражаясь в основном друг с другом за кое-где сохранившиеся запасы еды и горючего. Город накрыло именно то, о чем вещал профессор технического университета. Взаимодействие химии с радиацией приносило интересные плоды. Появлялись собаки-мутанты, люди-мутанты. Возникали «зомби» – именно из их компании была троица, умертвившая Аду. Сначала на отдельных территориях – нагоняя ужас на людей и мутантов (собственно, мутанты и были безвредными бывшими людьми), потом они захватывали район за районом, их становилось больше, они зверели, превращались в прожорливых монстров, сбивались в стаи. Их называли бесхитростно – «зараженными». У этой публики деформировались тела – особенно головы и верхние конечности. Они были, в принципе, теми же мутантами, только куда опаснее. Сильные, вечно голодные из-за ускоренного метаболизма. Никто не знал, как передается эта болезнь – возможно, через кровь, возможно, через воздух. Приходили тревожные сообщения, что они уничтожили в городе уже несколько банд, потихоньку выдвигаются в западном направлении. Потом та памятная атака, когда они на шару пытались прорвать ограждение. Потом проникновение этой троицы к моему самолету. Как прошли? Проползли по подземным полостям и пещерам? Хорошо, если действовали отдельно от коллектива, и их было только трое. Тогда какая-то фора у властей есть. Я не мог держать информацию в себе! Я был обязан поделиться с властями! В конце концов, атаку троицы необязательно связывать с женой полковника в моей постели. Я должен был не спать, а бежать в город, бить во все колокола!

Но сон пришел, когда его уже не ждали. Я много выпил, много пережил, еще и поработал – отключился без задних конечностей…

А утром меня посетила мысль, от которой я вздрогнул и перекрестился: не пора ли менять место жительства? К черту, какая только дичь по утрам не приходит в голову… Пейзаж в иллюминаторе оставался прежним, зараженные по крыше не топали. Холодный чай с плесневелыми сухарями, теплая одежда, не стесняющая движений, хорошо скрывающая нож и пистолет. Перед уходом из самолета я вскрыл пузырек с антибиотиками, проглотил две таблетки. Добывать антибиотики с каждым годом становилось сложнее. Это не было панацеей, но какую-то пользу они приносили, защищая организм. Убивали микробы, бактерии, предохраняли от инфекционно-воспалительных заболеваний. В ходу был не только тетрациклин, а также доксициклин, хлортетрациклин – до катаклизма их применяли в ветеринарной практике, а сейчас уже было без разницы. Упаковка и субстанция значения не имели – глазные мази, мази для наружного применения, порошки, таблетки, покрытые оболочкой…

Вчерашние события уже казались дурным сном. Когда я выбрался из самолета, меня не окружила толпа оголодавших монстров. Утро было относительно светлым, дым поднялся, и можно было не отхаркиваться через каждые несколько вдохов. Похоже, организмы у людей перестраивались. То, что было ядом 12 лет назад, уже неплохо усваивалось и не вызывало отчаянных неудобств. Я брел по «целинному» полю, тщательно глядя под ноги и по сторонам. Дистанция от самолета до города составляла полтора километра. Через двадцать минут я уже шагал с невозмутимым видом по улице Ломоносова, свернул на ЖКО Аэропорт, оттуда – на улицу Военный городок. Развалины многоэтажек заросли тленом. На первых этажах обитали люди – там стены заново обкладывали кирпичами, упрочняли полы, лестничные пролеты, подпирали потолки бетонными колоннами на случай серьезных «сейсмических событий». Словно гаражи-ракушки, между зданиями пестрели выпуклости на ровном месте – входы в подземные лабиринты, где проживала добрая половина населения. Деревьев в городе не осталось. Нормальных тротуаров тоже не было. Но основные проезды и проходы расчищали, и в городе, как ни странно, существовало автомобильное движение. Впрочем, не такое, чтобы нетерпеливые автолюбители скапливались в пробки. Мимо меня по разбитой проезжей части протащился старенький японский грузовик, набитый коробками. Из кабины струился сизый дымок – водитель курил зловонный самосад. За грузовиком проехал микроавтобус на гусеничной платформе, обшитый стальными листами – собственность караульного батальона, на котором сонных (но сытых) вояк развозили по постам. В конце улицы показался патруль – трое бородатых гвардейцев в камуфляжных бушлатах и вязаных шапочках. Один из них что-то вещал в рацию, другие зевали и равнодушно смотрели по сторонам. Горожан на улицах было немного, бесцельные прогулки потеряли смысл, а «час пик» уже прошел. Женщина в платочке и ватнике робко семенила вдоль ободранного фундамента, опасливо косясь в мою сторону. Двое волосатых мужиков не самого атлетического сложения – в стареньких пальто и драных треухах – волокли в свою норку ржавый генератор. Впрочем, на углу Военного городка и ЖКО Аэропорта было многолюдно. Жителям окрестных домов привезли еду, и они выстраивались в очередь под бортом грузовика, выбираясь из развалин и подземелий. Дисциплину отточили – никто не лез без очереди, люди ждали, зябко кутаясь в обноски. Кто-то надрывно кашлял. Нормы с каждым годом снижались, но и это горожане сносили стоически. В блокадном Ленинграде было тяжелее! Каждый брал положенную пайку в тонком полиэтиленовом пакете, уносил в свое жилище. Раздатчик пищи делал отметку в суровом гроссбухе, переходил к следующему соискателю. «Высокая мода» в этом сезоне подразумевала полный отказ от элегантности и человекоподобия. С каждым годом мирные жители Оби все больше напоминали бомжей. Брать одежду было негде, скудеющие складские запасы обслуживали только силы самообороны. Люди кутались в заношенное старье, заворачивались в дырявые покрывала, оборачивались шарфами, спасаясь от промозглого ветра. Летом было проще. А вот с приходом осени, когда усиливались ветра и резко опускалась температура…