Сибирь, союзники и Колчак т.2

75,0

13,0

Эти цифры показывают, что в 1911 г. прирост населения России выражался в 8 на 1000 чел., в 1919 г. наблюдалось, наоборот, уменьшение населения на 62 человека на 1000 человек.

Надо думать, что 1920 год даст еще более страшные цифры, быть может, уменьшение до 100 человек на тысячу. При таком положении дел вся Россия, по крайней мере городская, скоро обратилась бы в кладбище.

Не может быть сомнений в том, что большевизм должен погибнуть, но какие силы его сбросят? Главной силой является теперь в советской России крестьянство, но оно может замкнуться в своей деревне, обособившись от города, оказывая ему пассивное сопротивление. Существующее положение может затянуться.

Другая сила — красная армия. Она может взбунтоваться.

Возможно, что произойдет и то, и другое. Но что будет дальше?

Крестьянство, накопившее значительные средства, теперь, после полного расстройства денежной системы и всех реквизиций, разорено.

Земледельческие орудия изношены, семенного материала нет, живой инвентарь угнан или съеден.

Промышленность разрушена, интеллигенция истреблена более чем наполовину.

Молодое поколение деморализовано и приучено к наглой самоуверенности и самодовольству невежества.

Большевизм падет, но кто и как победит неизбежную анархию и ужасающую нищету?

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

(Народ в ужасе молчит.) — Что ж вы молчите? Кричите: да здравствует царь Дмитрий Иванович!

Народ безмолвствует.

(А. С. Пушкин. «Борис Годунов»)

Два года из событий Великой русской революции! Они пролетели так быстро, и тени погибших ее деятелей уже забываются. Безжалостная судьба сбросила их с пьедестала власти. Имена их развеял вихрь новых событий.

Пройдут годы, и в свое время какой-нибудь историк со снисходительной улыбкой будет говорить о неудачной попытке русской контрреволюции 1918-1919 гг., он сравнит Сибирь с Вандеей и, может быть, даже не вспомнит какого-то адмирала Колчака.

И стоит ли, действительно, этотпериод внимания? Естьли в нем что-либо яркое? Может быть, он только задержал ход русской революции?

Длинной вереницей прошли перед нами деятели этих двух лет. Какая разнообразная галерея! В роковой последовательности фактов сменяют друг друга: большевик Косырев — какого-то добродушного народника, вялого и безвольного комиссара Временного Всероссийского Правительства. Косырева сменяют одновременно бывший военный администратор, полковник, потом генерал Иванов и типичный деятель подполья, весь проникнутый социалистическими идеалами, комиссар Сибирского Правительства Павел Михайлов.

Выступает затем на сцену и само Сибирское Правительство, трезвое и умеренное, с деловыми тенденциями и демократической доступ ностью, простотой и непритязательностью. Но кругом кипят политические страсти. Бывшие союзники, генерал Иванов и социалист Павел Михайлов, расходятся. Справа и слева происходит ожесточенная борьба за власть.

Возникает множество правительств. Все они детски беспомощны и бессильны, но все притязают на суверенитет.

Сибирское Правительство, самое сильное из всех, истощает все свои силы в невольной борьбе. Его сменяет искусственная, беспочвенная Директория.

Всего несколько месяцев, но как ярко вырисовываются за это время полная несостоятельность профессиональных политиков социалистической демократии, их склонность к демагогии, непрактичность, рабская преданность партии, неспособность отрешиться от подпольных привычек заговорщиков и подняться до государственного кругозора и трезвой оценки положения.

Среди них разные люди: честолюбцы и скромные; любители развлечений и аскеты; зараженные манией величия и тихие, покорные слуги партии; но все они — люди касты, с кругозором, замкнутым в рамки программы и предписаний центрального комитета.

Настала диктатура. Для характеристики этого периода не найти фотографий, изображающих деятелей гражданской власти, съезды крестьян, народные собрания. Есть только портреты генералов, снимки парадов, смотров, военных банкетов и картин разрушения. Это был военный период. Он весь окрашен милитаризмом.

Скромно стушевались за блестящим генералитетом остатки демократического Сибирского Правительства. Обезличенные, скромные, они продолжали работать в избранном раньше направлении. Но бесплодной и незаметной оставалась работа этих «разночинцев»: бывших учителей, врачей, мировых судей. Они оказались способными быть исполнителями, но не умели завоевать власть.

Умеренная демократия тоже не выдержала экзамена.

Но понять ее неудачи можно только тогда, когда вникнешь в психологию этого периода. Он весь был проникнут отвлеченными идеями «единой России» и «единоличной власти». Эти идеи выставлялись как самоцель, им приносились жертвоприношения, и в увлечении ими было так же мало практичности и трезвости, как в стремлении левых партий к социализации земли и национализации промышленности.

Адмирал Колчак был символом этой идеи, ее пламенем он горел и за нее погиб.

Служение идее «Единой, Великой России» было проникнуто каким-то религиозным мистицизмом. От служащих, от населения требовали жертв во имя этой идеи — и оставляли их полунищими. Лучшие шли и служили национальной идее, худшие уклонялись и обратились к наживе. В этот период вести за собой мог интерес, а не идеал.

«Всероссийское» заглушило «сибирское». Это было одной из главных причин, почему восторжествовала военная и гражданская бюрократия. Царские генералы, дипломаты, чиновники приносили с собой тень прошлого величия; казалось, с ними приходило сияние национальной мечты, и его ярким светом они затмевали скромных деятелей Сибири.

А в действительности большинство из них приносило с собою неисправимые привычки произвола и дух реставрации. Чуждый ему адмирал Колчак оказался невольным виновником его торжества. Этот дух пришел вместе с идеей диктатуры во имя объединения России. Светлая национальная мечта облеклась в рубище прошлого.

И если бы министры Омского Правительства оказались даже более подготовленными к власти, то не наступил ли бы все равно тот же конец?

Народ не понимал отвлеченной цели гражданской войны, и тяжесть борьбы озлобляла его против чуждой ему по духу власти.

Гражданская война в Сибири началась несвоевременно. Это первородный грех всего движения. Случайность чешского выступления вовлекла в борьбу только интеллигенцию, и отказ чехов участвовать в этой борьбе до конца гибельно отразился на ходе освободительного движения.

Но сколько других причин влияло на роковой исход событий!

Интервенция, все время подававшая надежды, приносила существенную поддержку, но так бессистемно и непланомерно, что всегда порождала излишнюю самонадеянность командования и переучет сил. Разобщенность союзников, поддержка ими различных противоправительственных сил: одними — левых социалистических групп, другими — атаманов, которые превращались в царьков, осложняла и без того трудную обстановку и подрывала престиж власти. Непризнание правительства тем тяжелее отзывалось на положении власти, что о признании все время говорилось. Лучше бы этот вопрос не был совсем поднят.