Сибирский папа

Кащей постучал мне в окно. Я опустила стекло.

– Что-то случилось? – спросил он. – Почему не уезжаешь?

– Всё хорошо.

Я открыла дверь, вышла, сама обняла его и долго целовала. Потом села в машину и уехала, удивляясь самой себе. Я не знаю себя, ничего о себе еще не знаю. Да, я скажу отцу, что это мой парень, я так решила. Что будет дальше, я не знаю, но я чувствую, что пришла пора становиться взрослее. И надо, наверное, написать Гене правду. Зачем обманывать его и себя? Зачем тратить время на то, что не имеет продолжения? Никогда я не буду с Геной.

Гена тем временем, как будто слыша мои мысли, прислал мне скриншот своей переписки с какой-то девушкой по имени Тиана. Интересно, как на самом деле зовут эту девушку – не в сети, в жизни? Таня? Настя? «Тиана» писала Генику о том, что он невероятно прекрасен, красив, привлекателен как мужчина (без комментариев…) и поет, как бог.

«А бог разве поет?» – спросила я.

Гена в ответ послал мне плачущего лисенка. Дальше – лисенка, сложившего лапки у груди. Потом – лисенка, который надел плащ рыцаря и опустил забрало шлема. И, наконец, – букет цветов. Читаем: Гена заплакал от моей жестокости, умоляет меня о пощаде, не дождался милости, пошел на меня крестовым походом, передумал драться, предлагает мир и… любовь.

Я отложила телефон и перевернула его, чтобы не видеть на экране ничьих сообщений, я и так уже чуть не врезалась в столб. Уже совершенно стемнело, я дождалась ночи и полной темноты – молодец. У меня такая бурная личная жизнь… Кто бы мог подумать!.. Ехала, чтобы познакомиться с отцом, а не могу разобраться с совершенно другими чувствами… Про конференцию, мировое правительство, важные разговоры о судьбах планеты я забыла совсем. Куда там! Пусть говорят те, у которых все спокойно и понятно в личной жизни. Например, временно никого и ничего нет. Самое лучшее время для того, чтобы заниматься судьбами человечества и экологией. Да… Смешно…

Не очень-то и приятно постоянно корить себя за что-то. Важно не то, что происходит, а то, как ты к этому относишься. И к себе внутри всех этих событий. Я была настолько перебудоражена неожиданной близостью с Кащеем, к которой не была готова. Я дошла почти до самого края, за которым новая, упоительная взрослая жизнь… Я сегодня поняла, почувствовала, насколько она прекрасна и упоительна. Осталось сделать шажок… Я убедилась, что Кащей меня любит… Любит – ведь именно так это называется? Раньше я сомневалась в этом, думала, он просто чудит и играет. Сегодня я поняла – нет, намерения его серьезны. А я – люблю его? Или что это было?

Нет, нет, невозможно все анализировать… Почему внутри меня включается этот рациональный человек, которому сто пять лет? Я не хочу ничего анализировать, я хочу нестись по бурному звенящему потоку своей любви… Я… люблю… Кащея? Да, конечно, люблю, иначе бы я не подпустила его так близко…

Я постаралась сосредоточиться на дороге. Спасибо Вадику, что он заставлял меня водить. Я, не задумываясь, села за руль, когда понадобилось.

Не останавливаясь, я нащупала телефон на соседнем сидении, куда я его в сердцах отложила, установила его перед собой, включила навигатор, дальний свет и стала внимательно смотреть на дорогу. Обидно было бы врезаться на дорогой новой машине, которую еще к тому же и придется отдать, ведь отец так сказал… Мне сейчас не хотелось думать о таких странных бытовых проблемах. Всё было совершенно как во сне. И в этом сне мне нужно было доехать до дома отца по неизвестной мне дороге, в полной темноте.

Я поглядывала на экран телефона, где навигатор прочерчивал мой маршрут, и старалась не отвлекаться на сообщения, то и дело возникавшие на экране. Кащей писал что-то совсем неприличное, такое, отчего у меня стали опять путаться мысли и включаться другие, непривычные мне механизмы. Вот оно, оказывается, как бывает… Параллельно приходили сообщения от Геника. Мой незадачливый друг слал и слал мне зашифрованные послания в виде картинок, которые я пока не открывала. И Гена сидит и ждет, когда я зайду в сеть, чтобы начать обижаться, – я опять в сети, а его сообщения не открываю.

Мы ведь знаем какие-то удивительно личные вещи друг о друге, благодаря режиму тотальной виртуальной слежки. Например, я знаю, что Гена сегодня не спал как минимум до половины четвертого утра. На его страничке утром было написано «был в сети в 3:34». Что делал – не сказано, оставлен простор для воображения. «Поставил лайк здесь и там» – я как близкий сетевой «друг» извещена о том, что именно понравилось Гене. Меня это не делает ни на шаг ближе к Гене, меня это просто бесит. Можно, конечно, выйти из всех сетей, у нас есть такая девочка на курсе, которая сетью пользуется только, чтобы узнавать учебные новости. Но она – маргинал, она смело выпадает из социума. Можно вместе не выпивать и не курить кальян, но ты становишься человеком со стороны, если тебя постоянно нет в сети. Ты не понимаешь шуток, не можешь поддерживать разговор, не знаешь языка, ты кажешься странным. Ты живешь только в реальном мире, а все остальные – в другом, где свои законы, свои приличия, свои новости и шутки.

Я нажала какую-то кнопку на панели управления и полилась прекрасная музыка. Что-то забытое, я знаю эту чудесную музыку… Я стала подпевать.

На повороте с шоссе стоял пост ГИБДД. Постовой махнул мне жезлом. Пришлось приостановиться.

– Документики… – проговорил он.

Я показала ему права.

– Понятно… – протянул постовой. – Документы на машину?

Я пошарила рукой в бардачке. Да, вот они, отец говорил мне.

– Ясненько… Страховочка на кого выписана? Не понял… – Постовой стал, хмурясь рассматривать мои документы.

Я быстро позвонила отцу.

– Папа, – неожиданно для самой себя проговорила я.

– Да, Машенька… – Я слышала, что отец улыбался в трубку. – Ты где?

– Меня тут остановили… – сказала я негромко, прикрывая окно. – На дороге…

– Денег дай ему, не связывайся, долго не будем сейчас это решать. Пять тысяч дай и дело с концом.

– У меня нет таких денег.

– Внимательно в сумке посмотри. Если, конечно, ты их еще не потратила. Там я тебе положил. Во внутренний кармашек глянь.

– Сколько? – Я быстро пошарила в сумке. Да, правда… Что за ерунда… Когда он успел, зачем мне такие деньги? В кармашке лежала плотная кучка пятитысячных купюр. – Папа, зачем?

– Он там один?

– Подошел один…

– Ну вот и хорошо, быстренько разберись.

Постовой стучал мне в закрытое окно. Я опустила стекло и с сомнением протянула ему пятитысячную купюру.

– Ага, – сказал он. – Документики уберите, не потеряйте! Счастливого пути! Осторожней, там впереди опасный участок, резкий поворот! – Постовой мне козырнул, да с таким уважением, как будто я не пять тысяч рублей ему заплатила, а спасла кого-нибудь на его глазах.

Слегка ошарашенная, я тронулась с места. Какие удивительные, новые ощущения. Какая свобода, сколько невероятных возможностей… Какая чудесная машина, которая словно слушается моих мыслей. Я чуть тронула педаль – и она едет, легко, быстро… Останавливается, поворачивает – всё как по волшебству… Наша семейная машина совсем не такая – наша любимая старая верная машина, на которой папа учил меня водить. Мой, настоящий, родной папа… Или нет… настоящий и родной – Сергеев. А Вадик – просто хороший и добрый…