Сицилийский клан
Шрифт:
Муш принялся за работу. Он опустился на колени, отодвинул тело убитого, прижал его спиной к перегородке и нажал на красную кнопку. Из нижней части пенала выдвинулось сверло. Муш воздал хвалу изобретательности японцев и попробовал проделать отверстие в полу. Сначала он опасался сильно давить на рукоятки. Но сверло вгрызалось в сталь, жужжание дрели было тихим, почти неразличимым. К тому же шум проносившихся мимо машин и пение юных хулиганов заглушали любые звуки. Убийца просверил рядом друг с другом несколько дыр, потом убрал сверло и нажал на желтую кнопку. Выдвинулась тонкая упругая пила, похожая на язык змеи. Головастые ребята эти внуки микадо! [3] Но самое трудное было еще впереди.
3
Микадо (буквально: величественные врата) — титул императора Японии.
Муш попытался определить, по какой улице они едут, и высунулся наружу, едва не поцарапав нос о трансмиссию. Однако он увидел лишь колеса, разбрызгивающие воду, и ноги прохожих, спешащих укрыться от дождя. Он ощутил во рту неприятный вкус машинного масла и немного приподнялся. Он уже все решил. Явится женщина или нет, он все равно должен рискнуть. Он не позволит снова себя поймать! Ведь речь шла о его голове! Однако он не знал, в каком месте ему следовало выпрыгнуть из машины, поэтому приходилось действовать наугад.
В дверь камеры забарабанили мощные кулаки конвоира, преисполненного сознания значимости собственной персоны. Муш мгновенно вскочил и встал у глазка, закрыв каморку своим телом.
— Эй, как дела? — крикнул жандарм. — Что вы там делаете? Наверное, онанизмом занимаетесь?
— Проваливай к черту! — злобным голосом ответил убийца, зная, чего от него ждут.
В коридоре раздался дружный гогот, и глазок закрылся. Рукавом плаща Муш вытер капли выступившего на лбу пота. В ту же секунду он услышал душераздирающий скрежет тормозов и, не удержавшись на ногах, упал на колени рядом с люком. Он замер, не понимая, что произошло: ложная тревога, или они, наконец, добрались до улицы Кассини. Из кабины фургона до него донесся злобный вопль шофера:
— Осторожнее, идиотка! Куда ты несешься?! Сначала научись водить!
Убийца высунул голову из дыры в полу и прислушался. Внезапно сквозь шум он различил женский голос.
— Мсье Сарте!
Повернув голову, он увидел пару великолепных ног в белых сапогах, а рядом с ними черно-белого фокстерьера с хитрыми бусинками глаз. Муш спустил ноги в люк и через две секунды уже стоял рядом с бортом фургона, держа в руке собачий поводок, протянутый ему женщиной. Он взял ее под руку, и они почти побежали под изумленными взглядами супружеской четы, которая никак не могла понять, откуда вынырнул этот мужчина с перемазанным машинным маслом лицом.
— Я жена Альдо, — сказала на ходу женщина. — Он ждет нас недалеко отсюда.
Она даже не посмотрела в сторону своей золовки, хотя именно Тереза заставила фургон остановиться. Теперь она, сидя за рулем малолитражки, удалялась вверх по улице, провожаемая
ворчанием шофера:— Ох уж эти бабы! Сидели бы лучше дома и вязали приданое детям!
— Все нормально. Поехали дальше, — сказал, пожимая плечами, жандарм, едва не уснувший в кабине фургона и спросонья выхвативший пистолет. Обернувшись, он заметил вдалеке супружескую пару с собачкой, переходившую улицу, вздрогнул, а потом облегченно рассмеялся:
— Ну и болван же я! Мне на секунду показалось, что там идет Муш!
Шофер тоже посмотрел вслед сворачивающей за угол паре и хихикнул:
— Протри-ка получше глаза, старина! А то у тебя появляются видения!
— Все в порядке, ребята! Пьяная баба за рулем! — через перегородку крикнул жандарм своим коллегам внутри фургона. Он совсем успокоился и, сунув за щеку кусок жевательного табаку, задвигал челюстями, как корова на лугу.
Едва Муш в сопровождении женщины и фокстерьера влез через заднюю дверь в черную «ДС», как ждавший их, не выключая мотора, Альдо тронул машину с места. Он молча проехал две улицы и лишь потом посмотрел на Муша в зеркало заднего вида.
— Как дела, Роже?
— Превосходно! Прими мои поздравления!
Муш взял протянутую ему Жанной сигарету и, вспомнив, что во времена, когда они работали вместе, сицилиец отличался стремлением тщательно продумывать все детали операций, все же спросил:
— У тебя есть, где отсидеться?
— Можешь об этом не беспокоиться, — проговорил тот, проскакивая между автобусами. — Дай ему очки, Жанна!
Жена сицилийца достала из сумки темные очки, и убийца с облегчением их надел. Благодаря фотографиям в газетах его лицо стало слишком известным.
— Я уже почти перестал надеяться. Прошло почти три месяца с тех пор, как я попросил дочь поговорить с тобой.
— Организовать все это было очень непросто, — согласился Альдо. — К тому же необходимо было получить согласие отца.
Муш с облегчением вытянул ноги и погладил мокрую голову фокстерьера.
— За сто десять миллионов [4] я мог бы найти кого-нибудь еще. Но я не каждому верю. А вот в тебе не сомневаюсь ни на минуту.
В ответ на комплимент Альдо кивнул головой.
4
Имеются в виду старые франки. Один новый («тяжелый») франк равен ста старым.
— Как тебе понравился Серджо?
— Он оказался на высоте. А что за блондин был вместе с ним?
— Луи Бардан, мой зять.
— А-а! — протянул Муш. Ему было известно, что семейство Маналезе многочисленно, а его члены, за редкими исключениями, предпочитают иметь дело только друг с другом. Однако он не подозревал о существовании зятя.
— Он тоже был великолепен. Чтобы в таком одеянии явиться во Дворец правосудия, нужно обладать крепкими нервами. Он мог допустить какую-нибудь оплошность!
— Это был единственный способ передать тебе пилу, — заметил сицилиец, обгоняя автобус с немецкими туристами. — Надеюсь, она работала нормально. У тебя не было с ней никаких сложностей?
— С ней-то нет, — сказал Муш, глубоко затянулся и, посмотрев на сидящую рядом с ним блондинку в белой, похожей на матросскую, шапочке на голове, неохотно признался. — Но мне пришлось пришить какого-то бродягу.
Женщина бросила на него быстрый взгляд, в котором был не страх, а какое-то болезненное любопытство.
— Мне это было очень неприятно, — продолжал убийца, — однако у меня не было выбора. Он хотел закричать.
— Понимаю… — неуверенно пробормотал Альдо.
Муш посмотрел на улицу, где зажглись фонари.
— С тех пор, как я замочил того легавого, обо мне писали всякую ерунду. Но что бы ни говорили, мне не нравится убивать. Я знаю, некоторым это доставляет удовольствие, но это не мой случай.
Он откинулся на спинку и погрузился в задумчивость, машинально гладя собаку. Однако, когда машина резко затормозила у светофора, он очнулся и спросил: